О женщине
***
Она была дерзкой, она была вольной,
Как буря, ненастной, как сон гор, спокойной.
Была она тонкой, как песня, звенящей.
Той самой девчонкой – мечтою пьянящей.
Она была самой... Той самой – не этой:
Сложнейшею гаммой, арией неспетой.
Она была перцем внутри карамели,
Вишневою каплей в убийственной «Мэри».
Невинною крошкой в угаре салонном,
Взбешенною кошкой на улице сонной.
Бесстыжей девицей с душою младенца,
Ангелом мести, осколком у сердца.
Розой лесною, ромашкой с шипами,
Рифмованной прозой, без рифмы стихами.
Палящею вьюгой, жарою со снегом,
Шальной передышкой, над пропастью бегом.
Слезою от смеха и смехом от боли,
Адской утехой и крепостью воли.
Ярой царицей, рабыней послушной...
Она была всякой, но не была скучной...
***
Женщина – самая правдивая ложь, как мужчина – самая лживая истина!
***
Умный мужчина не замечает глупостей женщины.
А умная женщина берет на себя глупости мужчины.
***
Не познать тебе женской логики. Ты – психолог-теоретик. Практики в это время в барах – у шестов…
***
Женщина любит ушами. Но бойся ее неподвижного языка, – она точит зубы, или намыливает ласты…
***
Один имел три женщины: Веру, Надю, Любу; другой обходился их мамой – Соней...
***
Корыстных женщин покупают, глупых – заговаривают, умных – обманывают, красивых – воспевают, про-стых – используют, наивными – умиляются, непонятных – любят…
***
Что для мужчины «пустяки», то для женщины – катастрофа.
***
Женщина умирает в молчании…
***
Природа и женщина затихают перед бурей…
***
Лучше быть хорошо потоптанной курицей, чем затоптанной женщиной – пользы больше...
***
Мужчина-завоеватель часто забывает, что завоевав женщину, ее еще нужно обеспечить не только клеткой, но и любовью.
***
Сильной женщину делает слабый мужчина!
***
Не познать тебе женской логики. Ты – психолог-теоретик. Практики в это время в барах – у шестов…
***
Самая нелогичная логика,
Самая бездоказательная теорема,
Самая порочная чистота,
Самая гениальная глупость,
Самая фальшивая правда,
Самая беспорядочная гармония,
Самая милосердная жестокость,
Самая прекрасная извращенность,
Самый уязвимый богатырь,
Самый мудрый ребенок –
Это ЖЕНЩИНА!
***
Я женщина, а значит – твой ребенок.
Я женщина, а значит – твоя мать!
А ты мой волк и мой ягненок...
Тебе алкать меня и охранять!
========================
***
- Просто-напросто, по пониманию мужика, женщина, чтоб быть счастливой, исполнять свое предназначенье, должна непременно замуж выйти и в браке нарожать детей как можно боле, - не двух, не трех, а шестерых, десятерых… и далее рожать до изнемоги, до бессилия... Тогда она исполнить божие предназначенье по божьему завету… - перепрыгнул на пригорок Корб, чтоб дать простор для царской юбки серебристого сукна.
- А разве, батюшка, оно не так?.. – улыбаясь, грациозно ухватилась за протянутую руку посла Прасковья Федоровна.
***
Граф был нежен, хотя и волен. Но это нравилось царевне. В отличие от Фридриха, одаривал вниманьем и заботой. Он не сразу ею овладел. Скинув, так и несмененный шелковый салоп, распутав верхние завязки, он обласкал ей пышущие жаром пирси, уверенно скользя по полотну сорочки, потом прижался к животу и начал целовать его…
Царевна, не избалованная лаской и заботой, остерегалась глубоко вздохнуть, чтоб не прервать блаженство. Но граф вдруг часто задышал, стал кусать ей чресла, хоть и нежно, резко выпрямился, и только расправил гашник, как проник в нее и застонал. И хоть до того, как пасть в постели, все было уж завершено, он продолжал ее ласкать, не давая волнам возбужденья еще долго покидать ее.
И заснул он лишь тогда, когда она, измученная негой, укутавшись в его объятья, как ребенок на руках отца, уже сопела ровно и беспечно…
Царевне снилось, будто граф седой и бородатый старец Саруман – крысолов и скандинавский бог тепла и света, ее поит молоком из глиняной крынки, усадив с заботой на колени у крыльца Измайловского дома… И только карканье ворон да писк мышей из-под крыльца мешали раствориться в неге…
(Из моего романа Анна Иоанновна)
========================
БЕРЕГИТЕ, ДЕВКИ, КОСЫ!!!
Чешет девица косу,
Призывая счастье в долю...
Осень мужа, как лису,
Ведет к порогу, словно в поле...
Чтоб прогнал он всех мышей
Из сусеков и подвала;
Чтобы радость у дверей
Ворохом листвы ей пала...
Чтоб всех прочих отогнал
От неё хозяин милый,
Чтоб ей кудри заплетал
Перед сном рукой игривой...
Ты один
Сколько принцев я воспела,
Скольким отдалась душой,
В скольких, уж, огнях сгорела
До заветных встреч с тобой.
В тебе лишь сердца гениальность
И чувствительность ума,
Ты один – моя астральность,
Ты один лишь – я сама.
***
Как хорошо сидеть вдвоем
На старой лавке иль диване.
Не думать вовсе не о чем,
Паря в безоблачной нирване.
Уткнуться в крепкое плечо,
И, как крылом, рукой укрыться.
Блаженствовать, что есть еще
Кто хочет тебе чаще сниться.
И направлять порыв-корабль
Курсом околосердечным, –
Души нагретый дирижабль
Любви полетом вековечным.
И пусть весь мир вокруг поёт
Гармонии вечную осанну...
Я знаю, нас с тобою ждёт
Путь во вселенскую нирвану...
***
Эспонента полигамии –
Инь на Янь –
Вся суть в бытьЕ.
Верность не всегда в признании
И тонка слиянья грань…
Как тонка гипотенуза,
И все связи под углом!..
Чтобы не было конфуза –
Группируй всех, но с иксом!
Прилежащих – к самой длинной,
Супротивных – тоже к ней…
И союза нет стабильней:
Жизни длинна, бытьЕ длинней...
***
Вся в жемчугах, парче и злате,
Покрыты веки серебром.
Идёт по каменной палате,
Со стрелою под крылом.
Свербит яд место тайной раны
От разъярённого огня...
О, силы рока, вы – тираны,
Благословляете, кляня
Её неистовые силы,
Что достают из адской тьмы,
Как из неведомой могилы,
Подснежником в снегах зимы,
Ей милый образ всех реалий,
Чтоб оживить слезой любви
Кого убил ослепший Каин,
Отрёкшись от своей крови...
И злато всё, и жемчуга,
И каменных палат раскаты,
Она отдаст, топя снега,
Раздвинув тучи в час заката...
И воскресит в который раз
Свою желанную отраду –
Единственную радость глаз,
За все страдания награду...
***
Твой образ во времени –
Отблеск в пространстве.
И грация в стремени –
Планет гравитация.
Твой образ рисует
Дождей камнепад.
Всевышний рискует,
Даря этот взгляд
Бренному миру,
Как отблеск себя;
Духу – кумира,
Чтоб жил он любя
Его сотворения
Средь взрывов и льдов…
Твой образ – виденье,
Обрящик миров.
Дар вышнего Бога,
Пример красоты;
К блаженству дорога
Из мглы пустоты.
***
Я б отдала тебе мир,
Только он мне не подвластен.
О мятежный мой кумир,
Безобразно ты прекрасен;
До безумия ты мудр
И абстрактно совершенен;
До жгучей смоли златокудр,
По змеиному блаженен…
***
Мудрый дух в звериной шкуре,
Я так хочу тебя обнять…
Струна в надпиленной натуре,
Я так хочу тебе внимать…
Образ, разуму не внятный,
Что скрывает рябь в реке,
Мазок, для взора не понятный,
Что выводит кисть в руке…
Все в тебе разгадка сути
Неподвластного бытья.
В синеву бездонной мути
Бросаюсь с низмены житья.
***
Так страшно ждать,
И все же жду я...
Мне больно лгать,
Да и не лгу я...
Я пью бытья гнилой мышьяк...
Мне без тебя уже никак!....
***
Твоей быть женщиной навечно,
Или – о камни головой...!
Любовь, как бездна бесконечна,
Коль разум в унисон с душой
Дрожит в едином резонансе,
Сливаясь в зазеркальном трансе...
***
Я не мадонна Боттичелли –
Вы не выдумывайте, друг,
Какую видеть вы хотели;
Но я, ни промыслом, ни вдруг,
Ни ликом ясным, ни осанкой,
Ни светлой думой, ни мольбой
Не схожа с ней. Назвав поганкой,
Лишь правы будете, друг мой!
Я – тот фотон, что яд для взгляда,
Меня бежать как кобры надо!
***
Женщину надо одеть до наготы Венеры, и раздеть до нежности ребенка...
***
Фотограф, пожалуйста, сними отраженья
Света и тени, обманчивой тьмы…
В изменчивой жизни нет ярче свершений,
Что вспышкой зарницы свершаем вдруг мы…
И вся чистота наших помыслов светлых
Хранится в энграммах – скрижалях судьбы.
О, сколько же мы стремлений заветных
Губим в бездействиях нелепой борьбы!..
Но все, что таится в сокрытых стремленьях,
Открой нам, фотограф, вспышкою сна...
Пускай нам до смерти плутать в заблужденьях, –
Тень истины явит вспышка одна...
***
Твоя сусальная фигура,
Как шоколадная фольга,
Являет призрачность гламура,
И шелестит, как Пустельга...
Она сладка, но не питает,
Манит красою, но пустой...
Желанье вкусом утоляет,
Не насыщая красотой.
И я хочу ее коснуться,
И, позолоту оттерев,
К природе истинной вернуться,
Подделку праздную презрев!..
***
Он оставил ей горячий кофе у постели, но забрал себя. Уходя навек, он плотно захлопнул дверь.
Да, он любил ее, но понимал, что чашка страсти выпита до дна… Страсть угасла, дальше будет действовать привычка. Он не хотел плыть по течению и тащить ее с собой.
- Бесконечно повторять «Люблю» – значит заездить, зашарпать это слово как граммофонную пластинку, или исцарапать гвоздем как лазерный диск… – ответил он ей как-то на заданный в очередной раз вопрос о любви… И она все поняла…
Женщина жаждет слышать, мужчина – завоёвывать – таков закон природы. Он не ответил и – ушел – закон последовательности.
Но что это? – Мираж – проклятый обман желанья или явь?.. За чашкою лежала роза!.. Это значит, он придет?.. – не дарят розы, уходя…
Сердце верило в цветок, а память повторяла слуху стук дверей… Теперь лишь жизнь и время всё расставят по местам. Жизнь и время все способны воскресить или убить для новой жизни…
Всё не просто и смешно, и до смешного – очень просто!
Она выпила слегка остывший кофе, до колкой боли сжала в ладони стебель розы и поставила диск с их любимым блюзом, под которой они танцевали и любили...
-----
.....И блюз звучал, стуча по крыше
Под серость утра и дождя...
И спиричуэлсы еле слышно
Качали на руках тебя.
И все во свинге их терялось,
И все плыло туманом вдаль.
С тобой лишь музыка осталась
Печали рванная вуаль.
Жизнь не жалеет, что минуло,
А дождь смывает только кровь...
Под музыку твоя любовь уснула –
Под степ дождя без лишних слов.
Он будет моросить и капать,
Смывая с раны тихо кровь;
И, обжигая мысли, плакать,
Зовя в реальность морок снов...
***
Она надела новое белье. Но похвалиться было уже некому: он ушел в прошлом месяце, 10-го числа во вторник. Как по дешевому сценарию: была ненастная погода, крапал мелкий дождь и опадали листья...
Она молила, хоть знала, это бесполезно, но гордость заглушала боль с любовью.
Прозрачный топик в мелких стразах неловко стягивал и без того сжатую тоскою грудь...
Слезы и мольбы закончились, остались лишь отчаяние и бесприютность.
Безысходность все более и более поглощала ее и тянула в бездну… Однако, отзвук сознания далеким и глухим эхом вещал ей с края твердой и знакомой суши:
«Если внутренняя убеждённость говорит тебе уйти, ты уходишь навсегда; но когда она велит остаться, ты остаешься с тем, с кем хочешь быть, даже если он гниет живьём и воняет, как свежевскрытая могила, а вокруг вас лопается от бурления земная кора.
Жизнь обесценивает мир призмой нашей неудовлетворённости».
Текли воспаленными сгустками отчаяния дни, плыли темною рекою ночи... Женщина погружалась в бездну пустоты. Ничто не предвещало вызволения. Не проходил вблизи случайный пароход, с которого, увидев тонущую, бросили бы ей спасательный круг, не проплывала мимо лодка, подобравшая бы тонущую и переправившая б ее на берег...
С ней оставалась только сломленная самость, которой оставалось либо возродиться, либо увянуть, как цветок на сломленном корешке и сгнить на удобренной, но холодной почве.
Дневные звуки, будто чаек крик немного раздражал ей слух.
Но как переменчива погода, так переменчива-внезапна наша жизнь. Погода, с бурями и ясными деньками - ее часть.
Покрытая темной сетью печали женщина однажды вышла из дому и вздохнула полной грудью свежий воздух... И вдруг вместо протяжно-похоронного крика чаек, ее слух воспринял звонкий детский смех.
Она соскучилась по смеху, по простому человеческому и задорному, с озорным отливом детскому смеху.
Женщина, откинув назад с лица вуаль печали, улыбнулась...
И новый топик не сжимал уж тело, а новое белье приподнимало бережно и нежно грудь, будто бы возлюбленный, к ней подошедший тихо сзади, в неистовом и трепетном волнении ее обнявший...
Артемизия и маэстро
Пройдясь шваброй по душе, не отмывайте свою совесть. Не промывайте другим мозги, – быть может, в них гениальные мысли.
Душа болит тогда, когда в сердце тыкают булавки. Артемизии было больно от уколов общества и родни. Отец ее вначале жизни понял, разгадал талант, не дал ему угаснуть. Послушницы в монастыре его пытались задушить, искренне, по недальновидию и убеждениям эпохи, считая его происками дьявола. Отец – художник сам, приметил дарование, и помог развить, но далее понять и вытерпеть не смог. В любви, как и в искусстве и в жизни, царил патриархат. Женская любовь, как женское искусство и наука, да и вообще все мысли, исходящие из женской головы, считались недоглядкой бога, происками сатаны, стремящегося подчинить весь мир. Любовь была не понята, страсть осуждена, работы втоптаны в песок…
Но и песок хранит янтарь, чтоб показать векам застывшую в нем жизнь…
Рим великий, Рим убогий: велик – ханжам, убог – для дам, в тебя ведут не те дороги, которые приводят в храм!
Под кожаным навесом мастерской говорил учитель с ученицей… Она была в его учениках, но учился больше он, а не она… Так случается, когда судьба шлет гения в ученики, и тогда, задача мастера не испортить одаренное дитя природой, а просто научить его работать и познакомить с подручным инструментом. Навес создавал тень для холста и скрывал творцов от посторонних взоров. Любопытных взоров, что следят за судьбами других, не замечая своей жизни оттенков.
- Как всякая женщина, вы все пишете чувствами… – он обращался к ней на ВЫ, не потому что она дочь хозяина, а потому что мастерство, струящаяся из-под кисти, уже превосходило и его, и всех ведомых ему живописцев Рима... И все же техника была еще сыра, и... чисто женской. Но оттачивать ее он не спешил.
- Как всякий творец, я создаю нервом!.. обнаженным… голым нервом! – взволнованно покусывая влажную и пухлую губу, ответствовала дева.
-…И не видите панорам, а только ближнюю, переднюю перспективу… - маэстро Аугустино приблизился к ее спине и обнял. Ток пробежал по позвонкам. Но Артемизия приказывала себе стоять недвижно, и ни чем не выдавать волнения.
- Как всякая женщина, я вижу детали, которых вам в полетах над панорамами и не разглядеть…
- Напротив, милая синьора, возвышаясь над панорамой и охватывая ее взглядом, можно видеть все. – руки Аугустино обвили ее стан, и, словно две большие кисти начали скользить по льняной ткани ее туго затянутого на талии платья легкими и нежными мазками.
- …Все не видят даже звезды. Только Бог, который в нас… - Артемизия все еще пыталась говорить с ним разумом.
Пуританский ветер Рима колыхал навес, как Аугустино тело Артемизии. Кожа, весь скелет и кровь подчинились волнам страсти. И все равно уж было им обоим, что впереди: осуждение, суд иль смерть!
- На одр один с жизнью и смертью ляжем! – шептал ей горячо маэстро.
-----
Порви уздечку ты при скачке,
И нарисуй на мне любовь
Своею кровью, милый мальчик, –
Не смоет время эту кровь.
Сродни меня с самим собою,
Как при кормлении молоком…
А я собой тебя укрою,
Прикрыв от взглядов лишних дом.
И, растекаясь всею сутью
По алчущему полотну,
Кормя меня своею грудью,
Запомни истину одну:
С крылом единым не подняться,
Разрушит подлинность реаль.
А жизни не одной сражаться
Со смертью… Радость изживет печаль…
Все космос выстроит на круги,
И страсть опять захватит нас,
Пусть даже где-то друг о друге
С тобой узнаем в первый раз!
И будет там иное млеко,
Иной там будет истый жар;
Не будет сути человека –
Творцам творенья будут в дар…
поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия
Свидетельство о публикации №124070300335