Франц Кафка. Гений самообладания

Письма и дневники Франца Кафки (3июля 1883 – 3 июня 1924) – путь узкий, режущий остротой проницательности и проложенный  не только к его сердцу, но и читателя – к своему. Моё заповедное и постоянное чтение. Поклон памяти Макса Брода, друга и душеприказчика Франца Кафки за сохранение его дневников и писем (пусть официального завещания и не было, но письменная просьба Максу Броду от Кафки была). И поклон памяти Милены Есенской, которой Кафка передал  часть  своих дневников и «Письмо к отцу».

В дневниках есть запись про то, как он рассматривал себя в зеркало. Зеркал многие боятся: считается, что зеркало вытягивает энергию и уводит в зазеркалье. Но Кафка, обременённый фобиями, зеркала  не боялся. И  своим отражением остался доволен, о чём пишет не без иронии. А он и правда был красивым. Высокий и  яркий  брюнет, которого любили  женщины. Собственно, он тоже их любил – он был поэтом любви. Его переписку с Фелицией и Миленой я бы отнесла к самым блистательным образцам мировой любовной литературы – вне жанров. Это переплетение болевых нервных волокон, чутких ко всем оттенкам, подозрениям, восторгам и ожогам любви,  новой в каждый последующий миг.

Одна из самых экспрессивных и точных метафор любви принадлежит перу Кафки – о том, что территория любви – это комната с двумя противоположными дверьми, в каждой из которых влюблённые то нерешительно появляются, то исчезают, – до тех пор пока окончательно не покинут комнату…

«Трудно говорить правду, ибо хоть она и одна, но живая, и потому у неё, как у всего живого, переменчивое лицо».
Да, он любил женщин, тонко их чувствовал, но… боялся, как боялся жизни вообще – действительной жизни, которая его убивала. И убила, в конце концов. Прожил-то он всего 40 лет, ровно месяца не дожив до 41…

Его убивала семья: эти жуткие «семейные клопы» обессмертили его имя идентификацией с Грегором Замзой в «Превращении».
Его убивал отец – здоровый, предприимчивый, примитивный и напористый отец, до которого сын хотел достучаться в своём беспримерном по глубине и ранимости «Письме». Впрочем, он оставил эти попытки: письмо так и не было никогда отослано адресату.
Его убивала контора, где он вынужден был служить страховым агентом, предпочитая писать свои книги или смотреть в окно. При этом немало полезного он  всё же сделал для своих клиентов.
Да и весь этот чужой и чуждый мир убивал его: «…мне представилось непостижимым, для чего возвели такой огромный город, – ведь тебе всего-то и нужна одна комната».

Жениться он очень хотел. Знал, как это прекрасно – родить детей и «повести их за собой», но  так и не решился на этот шаг. Трижды был помолвлен (два раза – с Фелицией Бауэр!), отчаянно ревновал Милену к её мужу, но… связать себя ни с кем не захотел. «Coitus как кара за счастье быть вместе», – сказал он в своём «Дневнике». К финалу  Бог пожалел  его, устроив так, что любящие руки Доры Димант ухаживали за ним до самого смертного часа.

История  его любви к Милене в письмах ранит и при первом прочтении, и потом. Перечитывать  мучительно. И всё равно –   перечитываешь: магия таланта.  «Милена, зачем ты пишешь о нашем совместном будущем, ведь оно никогда не наступит, – или потому ты о нём и пишешь?» И особенно непереносимо это кольцевое обрамление – начать письма с «Госпожи Милены» в апреле 1920 года, продолжив их самозабвенным и философским признанием: «И ведь люблю я при этом вовсе не тебя, а нечто большее – моё дарованное тобой бытие», – и в марте 1922 оборвать, вновь обратившись отчуждённым: «Давно я Вам не писал, госпожа Милена…»

Летающий в космических сферах воображения, обитающий среди неуловимого и невидимого, он мог одним размашистым ударом своей тонкой кисти набросать образ грубой реальности: «Относительно твоего мужа я прекрасно тебя понял. Вся тайна вашего неразрывного союза … выливается у тебя снова и снова в заботы о его сапогах… уйди ты от него – он либо станет жить с другой женщиной, либо определится в пансион, и сапоги у него будут начищены лучше, чем сейчас».

Через год после смерти Кафки она рассталась с мужем. И снова вышла замуж, впоследствии расставшись и со вторым, правда, во втором браке родила дочь. Смерть Франца Кафки и Милены Есенской  трагична, хоть и по-разному.  Кафка умер почти в 41, Милена – в 47, в концлагере Равенсбрюка. 

«Это хорошее испытание меры несчастья — дать человеку совладать с собой в одиночестве», – записал он однажды в одном из своих дневников. Он и владел собой в своём вечном одиночестве – блистательно. Он не был ипохондриком, он был светлым и  мыслящим человеком. Человеком невероятного мужества. Жениться не решился, но болезнь свою переносил стоически.

Для него внутренний мир был единственной и самой полной реальностью, которую он исследовал, осваивая лабиринты самопознания  и закономерностей бытия. Об этом знают все, кто прочёл хотя бы одно из его художественных произведений. Он был гением. Не только слова, но и самообладания – соответственно тому, с какими внутренними бурями он жил и как с ними справлялся.