Иванов

       Город Мариинск довольно стар. Стоит, как водится старым городам, у реки. Название её - Кия. Ранее город был известен большой тюрьмой. Город расположен по одну сторону реки; по другую - посёлок Первая Пристань. По другую же, далее, Вторая Пристань. Километра три до неё. В ней жил я в юности. Вторая Пристань получила название, верно, весной, когда Кия, разливаясь, достигала его окраины.
      Отца выбрали председателем колхоза; наша семья сюда перебралась из города. Мне было тринадцать лет. Учиться пришлось в Мариинске, преодолевая каждый день реку Кию. Зимой - по льду, весной - на пароме. Вторая Пристань могла быть названа так и из-за пруда, обширного, прилегающего к ней. Кстати, узким перешейком пруд соединялся с Кией. Поэтому водилась в нём озёрная и речная рыба. Весной и летом оживлялся он множеством белоснежных кувшинок.   
       Дорога, идущая к городу по селу, была широкой, щебёночной, считалась важной для области. Для меня, ещё подростка,  важным стало знакомство с местным пареньком, Витькой. Мы подружились. Он жил бедно с матерью в хилой избушке. В ней обитали зимой на общих правах новорождённые поросята и телёнок. Колька был худощав, но крепок. Мы с ним возили зерно в мешках на мельницу. Зерно крестьяне получали на трудодни. Часть его обычно оставлялась для корма скотины, другая - шла на муку. Мешки с зерном, килограмм под семьдесят, таскали мы на самый верх мельницы. Слава Богу, грыжа пощадила нас.
       В селе электричества не было. В домах горели керосинки. Развлечение - гармошка и патефон. Жили трудоднями и базаром городским. На базар везли молоко, мясо, маленьких поросят. Мне грех было жаловаться на скуку деревенскую: отец купил лодку, доверял мне ружьё.
       Витьку, когда пришло время, забрали в армию. Я стал студентом мединститута. Переписывались какое-то время. Потом меня судьба закрутила могучим вихрем, и наша связь оборвалась.
 
      Пролетели годы. Родители мои перебрались в город Анжеро-Судженск. И я жил около них. До Второй Пристани это километров триста. Я иногда вспоминал её. И однажды на "Ниве" решил прокатиться в сторону моей минувшей юности. Прошло, действительно, много лет. Дорога оказалось совсем неплохой, в основном асфальт. Я думал, что придётся мне и на пароме поплавать, но нет: моему взору явился добротный мост. И дорога до посёлка была уже не щебёночной - хороший асфальт. И высоковольтные столбы стоят. Значит, в деревне есть теперь свет. 

       Вот и село. Много новых домов, кирпичных. Практически, коттеджи. А вот пруд заилился, исчезла красота его. Быстро нашёл дом наш. Как говориться, ещё был жив. Но просевший и, кажется, безлюдный. Очень захотелось пустить слезу. Постоял, погрустил. Потом нашёл дом, где проживал дружок. Дом на месте, но подстроен двор, а сам  он облицован плиткой. У ограды сгорбленный и полный мужчина, стоит и смотрит в мою сторону. Я остановился, чтобы спросить про дружка. Спросил:
       - Не подскажите ничего про Витю Иванова? Он когда-то проживал в этом доме с матерью.
       - Я тут и живу. Вова, это ты?
       Это меня ошеломило. Как же он изменился, мой худосочный дружок. Время...
       Обнялись, поахали. Он пригласил меня в дом. Уютно, никаких поросят в нём больше нет. Жена его, моложавая женщина, собрала на стол. Но без выпивки: я за рулём, а он пережил, оказывается, инфаркт. Воспоминания прошли на сухую. Я глаз с него не спускал - старался что-то разглядеть знакомое  из прошлого. Но не разглядел. Прощались с грустью, как на кладбище. Снова обнялись. Всю обратную дорогу ехал я под глубоким впечатлением встречи с невозвратной юностью.