Магия-и-суть и скрежет пыли

 Я встал и взлетел к люстре, покачивая в воздухе тростью. Накануне вечером ко мне явился призрак из ветхого сада, где он вел уединенный образ жизни, монашеский даже. Он постучал по деревяшке, толкнул меня локтем, настойчиво придвинулся к моей подушке и, дохнув на меня заплесневелым, могильным запахом, стал щебетать, как птица:
- Случилось вот что, страшное происшествие. Из сада украли золотую птицу. Посадили в клетку, заперли в карете и пустили каретку вон из вселенной. А куда – неизвестно людскому пониманию. А понимание таинственно в некотором роде, это род определенной философии, которая духом сидит в человеческой машине, называемой организмом, материей, и управляется центральным механиком. Кто украл – тоже неясно. Но поговаривают, что это был старый Фи, жуткий старик, полулеший-полуобезьяна. Захотел он продать ее на базаре, обнищал. Скряга такой. Не дай боже встретиться с ним, отберет кошелек и душу встряхнет так, что потом восстанавливаться придется год, а то и больше.
 Я, зависнув около люстры, присел от напряжения и вдруг кашлянул пламенем, да так молниеносно и отрывисто, что завизжала гитарная струна в углу, и дух поморщился от изумления, будто лицо его превратилось в сморщенную грушу.
 И хотя он с вечера исчез во мраке межвселенской пыли, все же его присутствие колебало еще потревоженный метаморфозами воздух.  Из моего тела донеслось урчание, лязгнувшее и затихшее, я кинул трость вниз, а сам стал сплющиваться, теряясь в потолке. Теперь я должен был быть одной ногой в параллельном мире, а другая пока выказывала сопротивление, не желая подчиняться воле сестрицы. Но скоро и ее засосало в новое пространство, в котором приготовились к приходу гостя.
- Ну держись, старый Фи! Воровство не проходит бесследно. Птичка нашей будет.
 Монах-призрак лежал на траве, сморкаясь в платок. Из правой пятки вылезали черви, и он их безуспешно пытался раздавить.
- Неужели эти гадины расплодились у меня внутри? – жаловался он.
- Успокойся, - сказала проходившая мимо старушка. – Апчивариус! – Она ткнула в пятку когтистым пальцем, и вместо червей полезли цветы. – Теперь ты, мой миленький, бог сада!
- Бог – это слишком громко звучит для такого смертного и слабого, как я, - замялся призрак. – Пусть я буду просто призрачным цветочным мастером, благодарю.
- Не благодари ведьму, сынок, ведьмы – народ хитрый…
- А я и не вижу в вас ведьму. Разве ведьмы делают добро иным?
- Ладно, миленький, пойду я, а ты жуй травинку да поплевывай, желания загадывай, авось сад расцветет, да и птица вернется в полночный час, будто никто до нее и не дотрагивался.
 Когда я подошел к отшельнику, старухи и след простыл.
 Призрак тем временем нахлобучил на голову шляпу и стал напевать под нос незатейливую песенку. Но завидев меня, он растянул рот в улыбке и перестал петь, протянув мне высохшую руку для рукопожатия. Хотя я и брезговал такими вещами, тем не менее, пожал руку страдальцу, уж больно мне жалко было его.
- Погодка ничего сегодня, - пробормотал призрак.
- Благодать, - кивнул я головой. – Сад у вас загляденье!
 Вокруг было так красиво и спокойно, что мне захотелось тоже прилечь на траве и забыться хотя бы на минутку, уйти от всех земных бед; сад, в котором прятался от остального мира отшельник, манил к себе, звал нежно, будил в душах воспоминания, заставлял поверить в доброту людских сердец, во всемогущество природного начала, в его долговечность, поверить в то, что есть истинная любовь на земном шаре, что есть сострадание и есть справедливость, и что выход и спасение от горя тоже есть, только вбери в себя эту сладкую музыку, льющуюся из сада, и ты изменишься, а жизнь не даст тебе потеряться и иссякнуть.