Ассоциативные процессы и акробатические этюды

С утра я ничего не ел, не пил, голод сжимал живот. Я глянул в окно, дети-акробаты, держась за руки, плавали в воздушном пространстве. Старик в очках-антеннах сидел на скамье, как в кинотеатре, считывая поступающую информацию из небесных коридоров. Он пытался вспомнить свою первую любовь, но кроме сухих фактов, математически выстроенных, ничего не получалось воспроизвести… Жизнь пробежала, как насекомое, пролетела, как пущенная в урну смятая пивная банка, разбрызгивая по пути безалкогольное пиво – отрывистые воспоминания… Я смотрел на этого немощного старика и хотел помочь ему словом, выслушать, взять за руку, которую он непременно бы отдернул, кашлянув хрипло. Рядом прошла какая-то статуя. Статуи древних философов – привычное в последнее время явление в городе. Они направляются в музеи, чтобы прочитать там перед группкой неопытных студентов очередную лекцию.
 Пока старик читал газету, я поднялся с кресла, в котором сидел, уставившись перед собой, и которое измял своим потным телом, и направился в кухню. Нужно перекусить, иначе мысли затихнут в черепной коробке, зависнув на таком карикатурном облачке: «пора питаться, питаться, питаться». Я достал коробку овсянки из шкафчика, наполнил пузатый чайник водой и стал терпеливо ждать, когда он закипит, чтобы заварить готовые хлопья. Каша утром – самое то. Вот и бутылка молока. Не прокисло, случаем? Нет, свежее, как будто только вчера подоили корову. Я сел, облокотившись локтем на кухонный стол, и отпил из чашки  молока.
 Чайник кряхтел, не давая сосредоточиться. Я взял брошенную накануне вечером на пол газету, стал ощупывать взглядом строчки. Так, в городе собираются строить гигантский дом, в котором будут жить пришельцы-эмигранты. Хорошая новость! Возможно, у меня получится познакомиться с марсианином, говорят, они далеко продвинулись по части технологического прогресса. А может, заведу роман с миленькой марсианкой, свожу ее в музей, послушаем лекцию Сократа или Аристотеля. Хотя у них философия прививается с первого дня рождения, если не с эмбриональной стадии… Марсиане – удивительные мыслители, они мыслят вселенскими категориями, формами.
 Я поел овсянки, допил молоко и пошел одеваться, мысленно напевая услышанную вчера от детворы мелодию. Старик, видно, ушел за это время, теперь на его месте сидел жук, пытаясь заколдовать бездомного пса.
- Сядь и дай лапу, а потом представь, что ты застываешь и отправляешься в параллельную галактику, - говорил жук басом. – Дай лапу, прошу, дай лапу. – Он повторял эту фразу несколько раз подряд, но пес был глухим, как Бетховен, и, виляя хвостиком, поплелся прочь.
 Жук испытал нечто вроде досады. Он поднялся на несколько сантиметров над землей и, покрывшись чешуей, поплыл в сторону булочной.
 «Отведать бы булочки с повидлом», - думал про себя жук. – «Ням-ням!»
  Дети-акробаты построили в песочнице автомобиль, забрались в него с радостными криками и рванули ввысь, раздвигая воздух сиреневыми крыльями. Птицы, превращаясь в миниатюрных слонов, сделанных из глины, следовали за ними, держа в клювах письма. Они выполняли работу почтальонов.
 Пока я одевался, поправлял рукава у полосатого свитера, кто-то постучал в дверь.
- Кто это интересно? – вслух удивился я.
 За дверью раздался знакомый голос:
- Открывай, соня, брат пришел.
 Да, это был мой родной брат. Он точь-в-точь был похож на меня, настоящая копия. Только глаза у него были синие-синие, как подводные цветы, а у меня отдавали зеленью, как водоросли. И ростом он уродился выше. На нем покоилось дедушкино пальто, на ногах были надеты думающие ботинки, которые он позаимствовал из одного научно-фантастического рассказа. Ботинки иногда дико надоедали, подсказывая, что говорить, каким тоном и кому. Назойливые кожаные личности!
- Здравствуй, мой родной, - поприветствовал я его.
- Здорова! Давно не виделись.
 Я подождал, пока он снимет верхнюю одежду, и пригласил его в зал.
 Я сел на кровать, он уместился в кресле. Люстра смачно качалась, опять наверху танцевали карлики.
- Да, соседи у тебя шумные!
- Я привык. Карлики-клоуны любят веселиться.
- Угу.
- Они помогают мне находить контакт с домашними предметами.
- Опять суетятся, опять будят по ночам?
- Ну, предметы оживают по ночам, как обычно. Своего рода живой предметный музей. Но я пытаюсь отыскать к ним нужный ключик. Карлики-клоуны мне в этом помогают. Они программируют призрачные алгоритмы. А с помощью этих алгоритмов восстанавливается вещественная связь.
- Хм… любопытно.
- Как поживает Большая Линия?
- Спит целыми сутками. Входит в своего рода транс и во сне общается с духами.
- Но как же ты? Ты ведь на ней женился не для того, чтобы она все свое время посвящала только духам.
- Уже подали на развод. Большая Линия не против. Она собирается соединить свою жизнь с древним индейцем. Говорит, он похож на хиппи.
- Ну и дела! Не впадай только в депрессию. Подыщешь еще себе женщину…
- Само собой разумеется. Один не останусь.
- Правильно мыслишь, брат.
- А как у тебя с ремонтом? Починил свой звездолет?
- Нет денег пока. Пылится в мастерской у Хамелеона.
- Давай одолжу.
- Нет, брат, не надо. Ты и сам не доедаешь, не допиваешь, и духи не спасают. Бог с ним. Потерплю пока. Говорят, в космосе неспокойно, тревожно, сумрачно. Лучше не покидать Млечный путь…
- Это ты верно подметил. Существа с Кратула находятся на грани войны с существами с Витуга. Уже разразился скандал из-за похищения деревянного астероида. Опасно сейчас покидать родное пространство.
- Вот-вот. Пусть Хамелеон останется пока без работы. Только одно плохо: за аренду приходится платить. Но ничего, потерпим…
 Люстра качнулась с треском, как будто собиралась падать, разбиться на тысячу мелких осколков.
- Сейчас попрошу сбавить темп вечеринки, - сказал я.
 Подошел к стене и губами прижался к ней.
«Прошу, по-ти-ше».
 В стене возникло углубление, она проглотила звук, как картофелину.
- Видишь, всё культурненько у нас.
- Прогресс на лицо, - заметил брат.
 Брат всегда поддерживал меня во всем, соглашался с моим мнением.