Тебе водить

— Костров, ты правда дурак или притворяешься?

Артём вздрогнул от неожиданности. Он настолько погрузился в свои ощущения, что даже забыл про Маринку, расположившуюся на подоконнике палаты. Он открыл глаза и с сомнением посмотрел на одноклассницу. Марина сидела вполоборота, спиной к стеклу, свесив ноги. Снаружи. На третьем этаже.

— Нет, но ты сама подумай, как это звучит, — Артём покачал головой, которую словно набили ватой изнутри. От обезболивающих он постоянно пребывал в состоянии почти полного безразличия. Врачи не могли ничем помочь, лекарства действовали всё хуже и уже понятно было, что если Артёма и выпишут, так только для того, чтобы он умер дома. Чтобы не портить статистику.

— Нормально звучит, — Марина подобрала с жестяного отлива камушек и кинула в воробьёв, деловито галдящих на ветке липы, росшей в больничном дворе. — Я предлагаю тебе сделку. Не хочешь — не верь. Найду другого, посговорчивее.

— А чего ж сразу не нашла? Почему я?

— Считай, это потому, что я к тебе хорошо отношусь. Или считай, что у меня личный интерес. Или ничего не считай, дело твоё. Но почему-то мне кажется, что ты очень хочешь жить. А, Костров? Хоть раз съездить на море, первый раз влюбиться, осуществить все свои мечты? Так вот, я даю тебе шанс. Единственный и неповторимый.

Артём снова зажмурился. В открытое окно влетал ветерок, приносивший аромат цветущей липы, шум машин на далёких улицах, писк стрижей. Июль только начался, небо было пасмурным, часто гремели грозы и шли дожди. Всё в мире жило. А он должен был умереть. В голове это не укладывалось. Ну скажите, кто в здравом рассудке поверит в собственную смерть в возрасте четырнадцати лет? Не может этого быть. Но организм говорил другое.

— И как мы это сделаем? Надо будет где-то расписываться? Или как это выглядит?

— Контракт, — Марина потёрлась ухом о плечо, и Артём зарделся, представив, что это его плечо, что светлые волосы щекочут его шею и губы, что... Продвинуться дальше хотя бы в мыслях он застыдился и отвёл от Марины взгляд. А та в это время достала словно бы из воздуха несколько листков бумаги и бросила на его койку.

Артём принялся читать, почти ничего не понимая. Документ был составлен на удивление канцелярским языком, от которого начало клонить в сон. Впрочем, главное было понятно: Артём принимает на себя некие обязательства и полномочия, поставив подпись под контрактом. Этот пункт вызвал у него усмешку.

— Так у меня же ещё и паспорта нет.

— Это неважно, — отмахнулась Марина. — Мы же не в милиции и не в суде. Кому он нужен, твой паспорт! Главное, желание, Костров. И абсолютно добровольное согласие. Остальное я беру на себя.

— Кровью расписываться? — Артём вдруг сделался язвительным. Он предчувствовал скорый приступ боли, ему трудно было думать о чём-то другом.

— Оставь свою кровь себе. Шариковую ручку уже давно изобрели.

На койку упала красивая ручка в прозрачном корпусе. Точно не отечественная. Артём таких раньше не видел. Он повертел ручку в пальцах, всё ещё сомневаясь, а затем, чтобы не передумать вновь, резким росчерком решил свою судьбу.

— Слава богу, — Марина выдохнула с облегчением. — Осталась одна формальность. Я прошу у тебя разрешения войти.

Артём пожал плечами. Странный какой-то получался разговор. Вроде, она и так уже тут. Зачем ей всё время сидеть снаружи, рискуя свалиться вниз? Он не очень хорошо знал Марину, хоть они и проучились целый год вместе. Он вообще побаивался девочек и стеснялся с ними заговаривать. Но раз уж она сама явилась...

— Ну входи, — Артём сделал приглашающий жест рукой. — И что дальше?

— А дальше я тебя поцелую, — игриво усмехнулась Марина, медленно приближаясь к койке.

Артём понимал, что это какая-то игра, и ему было боязно и приятно, что теперь у них двоих будет какая-то общая тайна. Марина ведь велела никому не рассказывать. Когда она склонилась к постели, Артём ощутил странный холод, исходивший от неё, и впервые обратил внимание, какая она бледная. Как альбинос. Вот и в глазах промелькнул какой-то красный отблеск. Или показалось?

Марина прикоснулась губами к его шее, и Артём ощутил возбуждение. Кровь словно быстрее побежала по его жилам, по телу прошла волна болезненного экстаза. Артём успел порадоваться, что укрыт одеялом, иначе он точно сгорел бы от стыда, если бы Марина увидела его эрекцию. А потом Артёма словно накрыли непроницаемым тёмным покрывалом, и мир перестал существовать.

Видимо, беспамятство длилось недолго, потому что, очнувшись, Артём увидел, что за окном всё ещё день. Марина теперь сидела на койке у него в ногах, даже не сняв кроссовки, и пристально смотрела на него.

— Очухался? Молоток. Крепкий ты парень, даже удивительно.

— А что теперь? — Артём прислушался к своим ощущениям. Ничего. Ни боли, ни дурмана в голове, как в последний месяц. — Я, типа, теперь здоров?

— Типа, да, — Марина с грустью посмотрела на Артёма. — Теперь ты совершенно здоров и даже почти бессмертен. Я даже немного завидую тебе. Мир сейчас так быстро меняется, Костров. Ты наверняка доживёшь до удивительных открытий и вещей.

— А ты?

— Ты же прочитал условия контракта. Я передала тебе своё проклятие и теперь свободна. Спасибо. Ты даже не представляешь, каково это — не видеть себя в зеркале. И вот теперь, спустя триста лет...

— Погоди, — перебил её Артём. — Какие триста лет? Гонишь?

— Нет, мой милый, — Марина печально улыбнулась, и Артём увидел, как на её лице проступают мелкие морщинки. — Три сотни лет, как один день. Бесконечный день. Меня должны были сжечь. Но пришёл тот, кто предложил сделку. Вот мне пришлось расписываться кровью. Ничего другого под рукой не оказалось. Я избавила от бремени его, точно так же, как ты меня. У меня не было выбора. А ты — живи и радуйся жизни. Пока не найдёшь того, кто добровольно согласится принять бремя.

Она незаметно переместилась на пол и теперь медленно отступала в угол, где сгущались предвечерние тени, её голос становился всё глуше и глуше.

— И всё-таки почему я? — Артём попытался встать, но тело было ещё слишком слабым.

— Ты первый за всё время, кто согласился. Раньше люди были слишком верующими и боялись таких, как мы, больше мук и смерти. Так что тебя мне послало само Провидение.

Последние силы оставили Артёма, поэтому он не видел, как поседевшая и сгорбившаяся старуха с измождённым лицом вжимается в стену, чтобы рассыпаться мелким невесомым прахом.

Потом были многочисленные осмотры, анализы, удивлённые глаза врачей и счастливые — родителей. Артёма даже не стали ругать за мусор, непонятно откуда взявшийся в палате. Спонтанная ремиссия, говорили медики, разводя руками. Чудо, говорили папа и мама, со слезами обнимая и тиская Артёма, как маленького. Он стеснялся, но в то же время ему было приятно.

Дома Артём стал объектом внимания многочисленной родни, приехавшей по такому счастливому поводу в гости. Он посидел со взрослыми за праздничным столом, быстро утомился и решил лечь в постель. В ванной, слыша приглушённый дверью шум застолья, он выдавил зубную пасту на щётку и чуть не выронил её. Зеркало отражало облицованные кафелем стены, потолок с пожелтевшей побелкой и дохлого паука в углу. Артёма в нём не было.