Синеглазая принцесса

24, 25, 26

Холодный март сменился теплым апрелем. В воздухе уже пахло весной. Беллинджер-Холл пробуждался от зимней спячки. На лугу резвились новорожденные жеребята, щипали травку маленькие телята. Царственные белые лебеди скользили по зеркальной глади большого пруда, а за ними плыл целый выводок птенцов.Алана прогуливалась по тропинке, наслаждаясь весенними ароматами. В кустах сирени жужжали пчелы, пересмешники громко пели, сидя на ветвях магнолий. Пройдя по парку, Алана очутилась во фруктовом саду и залюбовалась розовыми и белыми кронами цветущих деревьев.

За садом начинался лес. Алана уже знала, что в южных лесах полным-полно дичи. Олени здесь не боялись людей и охотно принимали пищу из ее рук. Для Аланы было открытием, что оленя можно приручить и превратить в домашнее животное.

Внезапно ее внимание привлек странный звук. Она обернулась и увидела павлина, который распустил веером свои роскошные перья и важно расхаживал возле стайки довольно невзрачных самочек.

Ускорив шаги, Алана подошла к изящному мостику, перекинутому через протоку, и посмотрела на свое отражение в воде. Да… ничего общего с бледной немочью, какой она была, когда приехала в Беллинджер-Холл! Она уже не сомневалась в своей красоте и надеялась, что Николас тоже сочтет ее привлекательной.

Алана каждый день подолгу поджидала Николаса у дороги, но он не появлялся, и от него не было никаких известий. Зато отец несколько раз приезжал в Беллинджер-Холл вместе с Дональдом. Элиза воздерживалась от встреч с Аланой, чему та была только рада.

С пруда Алана пошла к реке и долго любовалась медленным, плавным течением Потомака и красивым закатом. Домой она вернулась уже в темноте.

В доме было тихо и, как показалось Алане, тоскливо. Еще один день прошел без Николаса… Не только она, но и вся усадьба ждала хозяина, а он не появлялся.

Лилия уже легла спать, домочадцы последовали ее примеру.

Молодой месяц тускло освещал спальню. Алана незаметно погрузилась в забытье, и ей приснился страшный сон: она замерзла, превратилась в ледышку и понимала, что уже больше никогда не сможет согреться, жизнь вытекала из нее по капле… Жалобно всхлипнув, она взмахнула руками, отталкивая темную руку смерти, но кто-то вдруг обхватил ее за плечи, прижал к себе и прошептал голосом Николаса:

– Успокойся, Синеглазка! Это всего лишь сон. Я же обещал тебе, что ты больше никогда не будешь мерзнуть и голодать…

Алана проснулась и… увидела Николаса! Живого и невредимого! Он вернулся домой!

Она обвила руками шею мужа и притянула его голову к своей груди.

Он усмехнулся.

– Вот не думал, что мне так повезет! Обнаружить в своей постели столь соблазнительную женщину – об этом я, право, даже мечтать не смел! Я ведь был уверен, что ты у отца.

Гордая Алана не смогла признаться, что сестра выгнала ее из отцовского дома, и ответила:

– Я решила, что место жены в доме мужа.

– Вот как? – улыбнулся Николас. – А я боялся показаться тебе на глаза.

– Вообще-то мне есть за что на тебя сердиться: ты уехал, даже не попрощавшись, – упрекнула его Алана. – Но… я решила тебя простить! Почему ты так долго не возвращался? Мы тебя заждались.

– О женщины! Вы неисправимы! – с шутливой патетикой в голосе воскликнул Николас. – Стоит на вас жениться, и вы уже с полным правом начинаете засыпать нас вопросами.

Но Алана не обиделась. Пусть поддразнивает ее, сколько хочет. Главное, что он вернулся и, похоже, рад ее видеть!

– Значит, ты не против того, что я лежу в твоей постели? – кокетливо спросила она.

– А в чьей еще ты должна лежать? – расхохотался он и добавил, мгновенно посерьезнев: – Знаешь, даже одной-единственной ночи, проведенной с тобой, оказалось довольно, чтобы все время, пока я был в Вашингтоне, ты не выходила у меня из головы. – Николас встал с кровати и начал раздеваться. – Я почти ни о чем, кроме этого, думать не мог!

По телу Аланы пробежала сладостная дрожь.

– Я так счастлива, что ты наконец приехал! – прошептала она.

Николас лег рядом и привлек жену к себе.

– Правда?

– Да! А как твоя мама обрадуется…

При упоминании о Лилии муж сразу напрягся, и Алана предпочла пока не обсуждать эту болезненную тему.

Он намотал на палец шелковистую прядку ее волос.

– Ты подстриглась?

– Да. Тебе нравится, Николас?

– А как же косы?

– Косы остались в прошлом.

– Вот как? Жаль… Длинные косы так шли моей индейской принцессе. Мне бы не хотелось, чтобы ты сильно изменилась, – вроде бы невзначай заметил Николас, однако Алана почувствовала в его словах предупреждение.

– С виду я стала другая, но в душе прежняя, – поспешно заверила она мужа. – А Лилия говорит, самое главное, чтобы человек оставался в душе верен самому себе.

– Неужели? – язвительно хмыкнул Николас. – Нашла с кем вести разговоры про верность!

Алана спохватилась и снова поспешила перевести беседу в безопасное русло.

– Но я не так уж и коротко подстриглась, – сказала она и тряхнула головой. – Видишь?

Николас прижал к себе жену и начал ласково гладить ее плечи, спину, бедра.

– О! У тебя не только прическа изменилась. В последнее время ты, должно быть, не страдаешь отсутствием аппетита?

– А что? – испугалась Алана. – По-твоему, я слишком толстая?

– Нет, ничего… в самый раз, – стараясь не сбиваться на шутливый тон, ответил Николас.

Прикосновения его рук и звуки любимого голоса всколыхнули в Алане воспоминания о блаженстве, которое доставила ей первая брачная ночь.

В открытое окно долетали ароматы цветов и запах влажной земли – только что отгремела мимолетная весенняя гроза.

Муж потянулся губами к ее нежной шее.

Алана закрыла глаза и пылко прошептала:

– Как же я по тебе соскучилась, Николас!

Незнакомая, манящая красота сводила его с ума.

При одной мысли о том, что он будет снова обладать этой женщиной, Николас задрожал от жгучего желания. Сорочка Аланы полетела на пол, туда же отправилась и его одежда.

Нежные губы жены с каждым поцелуем становились еще нежнее.

– Ты нужна мне! – глухим от страсти голосом проговорил Николас. – Если б ты знала, Синеглазка, как ты мне нужна!

Услышав долгожданное признание, Алана счастливо рассмеялась и, трепеща от восторга, подставила грудь под поцелуи мужа. Ласки становились все жарче, и наконец наступил момент полного слияния тел и душ.

Мысли Аланы были только о Николасе. Он один составлял для нее целый мир. И хотя он не сказал ей слов любви, а признался лишь в том, что она ему необходима, Алана с радостью удовольствовалась и этим.

Николас был нежен и терпелив, о лучшем возлюбленном она не могла и мечтать. Он не только брал, но и давал взамен. Постепенно увлекая ее за собой, он повел Алану к высшему блаженству.

Когда же волны страсти постепенно отхлынули, супруги еще долго лежали, обнявшись, и не могли произнести ни слова.

Затем Николас погладил жену по волосам и тихо произнес:

– По правде сказать, я побаивался, что вторая ночь станет для нас разочарованием. И когда мысли о тебе совсем уж не давали мне покоя, говорил себе, что то был сон, прекрасный сон… Я даже представить себе не мог, что наша связь уже так крепка!

Алана положила голову ему на грудь.

– А я не подозревала, что ЭТО настолько чудесно. Так всегда бывает?

– О нет, Синеглазка. У меня, во всяком случае, такого еще не было, – прошептал Николас и с горечью добавил: – Хотя за женщин я не ручаюсь. Ты лучше спроси у моей матери, она в подобных делах знаток.

– Не говори так! – Алана закрыла ему рот ладонью. – Твоя мать – очень добрая, хорошая женщина. Она не заслужила столь жестоких слов от своего единственного, горячо любимого сына!

Николас испытующе поглядел на жену.

– Я вижу, матушка нашла в тебе союзницу… Любопытно, как она объяснила тебе свой «маленький грешок»? А впрочем, Лилия – мастерица рассказывать сказки.

Алана вздохнула и, не желая ссориться с мужем, опять предпочла увести разговор от больной темы.

– Ты… ты завершил свои дела в Вашингтоне? – с преувеличенным интересом спросила она.

– А как же! – сразу повеселел Николас. – Между прочим, у меня есть для тебя хорошие новости. Я был в Бюро по делам индейцев, где в красках расписал им, каково живется шайенам в резервации. И мне пообещали немедленно устранить эти безобразия. – Чувствовалось, что ему приятно поделиться своими достижениями с женой.

– Но нужно действовать быстро, а то, пока помощь подоспеет, все шайены умрут с голоду!

– В Бюро обещали поторопиться и при мне отправили Уилли Чеппелу телеграмму, в которой говорилось, что продовольствие уже в пути.

– Телеграмму?.. – озадаченно переспросила Алана. – А… ты имеешь в виду поющие провода? Мне про них рассказывали…

– Поющие провода? – рассмеялся Николас. – Отлично придумано! Вот что значит народная мудрость!

Лицо Аланы порозовело от радости.

– Ты сотворил чудо, муж мой. Хочу надеяться, что племя шайенов больше не будет страдать от голода.

– Увы, Алана, поручиться за это я не могу, – покачал головой Николас.

Они надолго умолкли.

Николас завороженно глядел на жену, и ему не верилось, что все происходит наяву. Неужели за два месяца с ней и вправду произошла такая разительная перемена? Глаза Аланы были озарены внутренним светом, лицо стало поистине прекрасным. Темные волосы струились по плечам, стройная фигура напоминала статуэтку. Это была не женщина, а само совершенство.

Николас прижал Алану к себе и вспомнил их первую встречу. Если б он тогда не появился в резервации, она бы наверняка умерла… При одной мысли об этом Николасу стало так страшно, что он чуть не вскрикнул. Господи, да что с ним творится? Околдовала она его, что ли? А впрочем, это неудивительно, ведь Алана не похожа на других женщин. Она невинная, чистая, искренняя… Только бы свет ее не испортил!

Николас обнял жену за тонкую талию, и по его телу снова пробежал трепет желания. Нависнув над ней, он несколько мгновений жадно вглядывался в нее, а затем опять увлек ее в волшебную страну любви.

Когда и это путешествие завершилось, Алана блаженно вздохнула и заснула со счастливой улыбкой.

А Николасу не спалось. Обнимая спящую жену, он никак не мог побороть сомнения. Сможет ли она освоиться в чуждом ей мире? И в состоянии ли он будет защитить ее от обид, которых – он уже чувствовал это – ей не избежать?

Николас досадливо поморщился и повернулся к Алане спиной. Проклятие! Какого черта он женился на женщине, которая неспособна вписаться в его образ жизни? В Сент-Луисе это казалось единственным разумным решением, но сейчас Николас уже сомневался, что поступил правильно. Мужчина не может держать женщину в постели с утра до ночи, и Алане рано или поздно придется столкнуться с миром, который она не знает и не понимает.

Обуреваемый этими невеселыми думами, он долго лежал без сна, но затем усталость все-таки взяла свое.
25

Проснувшись, Алана не обнаружила рядом Николаса. Она посмотрела по сторонам… В комнате его не было!

Вскочив с постели, она быстро оделась в цветастое платье с накрахмаленным кружевным воротничком, повязала волосы шелковой лентой и побежала к лестнице, которая вела на первый этаж.

Душа ее пела. И неудивительно – ведь любимый муж наконец-то вернулся домой!

Эскью, по своему обыкновению, церемонно провел Алану в столовую. Николас уже сидел за столом напротив матери.

Две пары изумрудно-зеленых глаз выжидающе посмотрели на Алану, затем Николас встал и предложил жене стул по правую руку от себя.

Алана удивленно разглядывала мужа – он впервые предстал пред нею не в мундире, а в сером сюртуке и белоснежной рубашке. Серые панталоны облегали длинные стройные ноги, а черные сапоги блестели как зеркало.

Заметив удивление жены, Николас пояснил:

– Я ушел из армии и не ношу теперь мундира.

Алана просияла.

– Бог услышал ваши молитвы, Лилия!

Мать Николаса кивнула, однако глаза ее были печальны.

– О да, и я вечно буду ему за это благодарна.

Алана ласково улыбнулась мужу, вспоминая его нежные объятия, однако он посмотрел на нее холодно и неприязненно. Как будто ночи любви не было и в помине!

– Что это ты напялила? – грубо спросил он. – Да ты знаешь, на кого ты похожа?!

Алана растерянно посмотрела на свое новое платье.

– А что? Тебе не нравится расцветка?

Во взгляде Николаса, устремленном на мать, полыхнул огонь, однако тон оставался по-прежнему ледяным.

– Я попросил бы вас впредь не забивать ей голову всяческим вздором, дорогая матушка. Она существо неиспорченное. И пусть остается такой и впредь!

– Ты хочешь сказать, что она невинна, а я пытаюсь ее развратить? – нахмурилась Лилия.

– Понимайте, как хотите, – вызывающе ответил Николас и, повернувшись к жене, напряженно проговорил: – Я уезжаю до самого вечера – у меня много дел.

С этими словами он вышел из столовой. Алана была в полной растерянности:

– Что с ним, Лилия? А я-то надеялась…

В глазах свекрови стояли слезы.

– Я тоже надеялась, что время залечит его раны, но, увы, он ничуть не смягчился по отношению ко мне. Николас по-прежнему винит меня в гибели своего отца.

– Может быть, стоит подождать еще немного? – попыталась утешить свекровь Алана. – Я уверена, что со временем Николас поймет свою ошибку.

Лилия сокрушенно покачала головой:

– О нет! Николас мало кого ненавидит, но такие люди почти не прощают обид. Уж если он с кем-то поссорится, это на всю жизнь!

– Лилия, прошу вас, расскажите ему правду! Для вас нет другого способа примириться с сыном.

Лилия побледнела:

– Но я не могу! И ты, пожалуйста, тоже не рассказывай… Хорошо?

– Не волнуйтесь, я же обещала, что не выдам вашей тайны. Но если честно, то я не понимаю Николаса. Он такой сложный человек, Лилия!

– Да, сложный и несгибаемый. Однако в этом есть и хорошая сторона, Алана. Николас будет тебе прекрасным мужем, если сумеет похоронить прошлое. Хотя порою он бывает удивительно безжалостным. Не позволяй ему над собой издеваться, девочка.
Алана кивнула, пытаясь собраться с мыслями. Выходка Николаса совершенно сбила ее с толку. Казалось, в нем живут два разных человека: один – пылкий любовник, а другой – холодный, равнодушный незнакомец, каким он предстал перед ней сегодняшним утром.

Николас с наслаждением вдыхал весенний воздух и думал, что хорошо все-таки вновь очутиться дома. Ведь если разобраться, дороже этого поместья для него ничего нет. Даже когда последний представитель рода Беллинджеров отойдет в мир иной, этот чудесный край не прекратит своего существования. Добровольное изгнание далось Николасу нелегко – он безумно скучал по Беллинджер-Холлу и теперь никак не мог им налюбоваться.

Почти все утро Николас объезжал поля и луга в сопровождении Альберта, бывшего раба, а ныне свободного человека. После войны мать назначила Альберта управляющим, и Николас вынужден был признать, что она сделала правильный выбор.

Отставной капитан был изумлен, обнаружив, что Беллинджер-Холл не только не пребывает в упадке, но даже процветает. Поля уже засеяли, корма для скотины было вдоволь.

Николас осмотрел конюшню, амбары… Все содержалось в полном порядке, а на конюшне даже недавно настелили новую крышу. Скрепя сердце Николас вынужден был признать, что Лилия – прекрасная хозяйка, ибо все это стало возможным лишь благодаря ее неустанным трудам и заботам.

Подъехав к конюшне, Николас спешился и, сунув поводья в руки юному конюху, обратился к управляющему:

– Альберт, я хочу показать тебе лошадь, которую купил в Арлингтоне. Мне, право, давно не попадались такие красавицы. Ее мне продал Потит Гарвей. Не знаю, слышал ли ты о нем…

Черные глаза Альберта округлились:

– Янки Потит Гарвей, который торгует лошадьми? О, это плохой человек, он стольких людей уже разорил! С ним опасно иметь дело, мистер Беллинджер!

– Может быть, но рыжая кобыла, которую он мне продал, стоит уплаченных за нее денег! Одного взгляда на нее достаточно, чтобы это понять.

Альберт вдруг остановился как вкопанный.

– Как вы сказали? Рыжая кобыла?

– Ну да… По кличке…

– Погодите, мистер Николас, позвольте мне самому угадать… Ее зовут Рыжая Бетти, верно?

– Верно. А ты что, о ней уже слышал?

Альберт помрачнел.

– Да кто ж о ней не слышал, сэр?! Эту кобылу ни один человек не может объездить. Ни один! Потит нажил на ней целое состояние: он ее продает, а когда новый хозяин хорошенько намучается со строптивицей, выкупает обратно. Но, как нетрудно догадаться, уже за другие денежки.

– Ты хочешь сказать, янки меня надул? – нахмурился Николас.

– Вот именно, сэр! Именно надул! Представляю, как он радовался! На берегах Потомака, пожалуй, не найдется плантации, хозяева которой не попались бы на его удочку, но все уже раскусили его хитрость, и у Потита теперь никто не покупает эту кобылу.

Николас помрачнел и ринулся в конюшню.

Деревянные стены стойла угрожающе трещали. До Николаса донеслись ругательства Гленна Хаббарда.

– Держите ее, ребята! – кричал он. – Крепче держите, а то она разнесет к чертям все стойло!

Когда Николас подбежал к ним, Гленн озабоченно покачал головой.

– Не знаю, что нам и делать, мистер Беллинджер. Всего час назад привели сюда эту кобылу, а она уже успела распугать всех лошадей и чуть не отправила на тот свет одного из моих парней. Понятия не имею, как ее утихомирить.

Николас злобно прищурился.

– Проклятый янки! Но почему два дня назад, когда я у него был, она вела себя смирно?

– Сдается мне, – сказал Гленн, – этот Потит что-то подмешивает ей в корм, но когда действие снадобья проходит, Рыжая Бетти превращается в дьяволицу. Ее и на развод-то оставить нельзя – она же не подпустит к себе жеребца! Ну, а о том, чтобы ее объездить, не может быть и речи. Я не такой дурак, чтобы рисковать жизнью! Можете меня уволить, мистер Беллинджер, но я к ней не подойду.

Альберт присоединился к Николасу, и трое мужчин стали с тревогой наблюдать за беснующейся лошадью. Мальчишка-конюх в ужасе забился в дальний угол стойла, а Рыжая Бетти, дико хрипя, била копытом в деревянную перегородку – только щепки летели в разные стороны!

Николас чуть не задохнулся от ярости:

– Представляю, как потешался надо мной этот мерзавец янки! Но пусть не надеется заполучить обратно свою лошадь. Да я скорее застрелю ее, чем пойду на поклон к этому плуту!

Гленн энергично закивал головой.

– Это вы правильно решили, хозяин! Хоть и жалко убивать такую красавицу, но что поделаешь? Толку-то от нее все равно не будет!

И словно в подтверждение его слов Рыжая Бетти внезапно сорвалась с места и ринулась в атаку на конюха, метя ему копытом прямо в лоб. Мальчишка взвизгнул и юркнул за дверь.

– Да, боюсь, другого выхода у вас нет, мистер Николас, – поддержал Гленна Альберт. – Счастье еще, что эта тварь никого не убила.

Обычно Алана делила свое время между беседами с Лилией и посещением конюшен. Она уже успела подружиться со всеми лошадьми, и главный конюх Гленн Хаббард не уставал удивляться тому, что при виде Аланы они приходили в буйный восторг и кидались ей навстречу, грозя вышибить копытом деревянные перегородки. У Гленна даже закралось подозрение, что Алана обладает какой-то магической властью над животными.

Около двух часов дня Алана переоделась в серебристо-серую амазонку и пошла в конюшню – в это время она обычно каталась верхом. Лилия научила ее ездить в дамском седле, однако Алана втайне отдавала предпочтение мужской посадке, к которой привыкла с детства: женщины племени шайенов ездили верхом только так.

Приблизившись к дверям, Алана услышала возбужденные мужские голоса и лошадиное ржание.

– Дай сюда ружье, Гленн! – рявкнул Николас. – Лучше поскорее покончить с этой историей! Как подумаю, что чертов янки выставил меня на посмешище…

Алана вбежала в конюшню и увидела насмерть перепуганную кобылу, которая, почуяв опасность, рвалась с привязи.

Алана решила, что ослышалась.

– Ты, наверное, шутишь? – воскликнула она. – Разве можно убивать такое прекрасное животное?

Николас мрачно отметил про себя, что жене очень идет модный костюм для верховой езды, но сейчас ему было не до комплиментов.

– Иди домой, Алана! – раздраженно отмахнулся он. – Женщинам здесь не место.

Однако Алана, не обратив внимания на его слова, направилась к стойлу Рыжей Бетти.

– Успокойся, милая! – ласково обратилась она к лошади. – Быть того не может, чтобы трое бравых мужчин задумали тебя убить. Тебя, такую миленькую лошадку…

Николас кинулся было за ней, но Гленн схватил его за рукав.

– Оставьте ее, мистер Беллинджер. Животные почему-то к ней тянутся, как ни к кому другому. Почему – не знаю, может, на них индейский язык действует, но это так. Да ее же растопчет эта зверюга! – воскликнул, вырываясь, Николас, но схватить Алану не успел, ибо случилось нечто необъяснимое: едва она вошла в стойло, лошадь перестала бить копытом и навострила уши.

Мужчины завороженно смотрели на Алану, а она тихонько заговорила по-шайенски и сделала несколько шагов к Рыжей Бетти.

– Не бойся, красавица, – ласково сказала Алана. – Тебе нечего бояться. Ты гораздо красивее всех остальных лошадей в нашей усадьбе. С тобой никто не сравнится, можешь мне поверить.

Она подошла еще ближе и протянула к кобыле руку, но Рыжая Бетти попятилась.

– Да не обижу я тебя, милая, не обижу! – улыбнулась Алана. – Мы с тобой подружимся, вот увидишь.

И в следующий раз, когда она попыталась погладить лошадь, та покорно подставила шею.

Николас глазам своим не верил: жена его сотворила истинное чудо!

А Алана взяла пригоршню овса и протянула лошади. Та осторожно слизнула с руки зерна и повела ушами, готовая отпрянуть при малейшей опасности.

– Как ее зовут? – спросила по-английски Алана.

– Рыжая Бетти, – ухмыляясь, ответил Гленн и торжествующе обратился к Николасу: – Видите, хозяин? Я же говорил, что у вашей жены особый дар! Да кто еще способен укротить эту бешеную скотину? Смотрите, она преспокойно ест из рук миссис Беллинджер!

– Мда… – задумчиво протянул Николас, – с моей женой нужно держать ухо востро. А то она и из меня, если зазеваюсь, сделает кроткого агнца.

Гленн прыснул, а Альберт с преувеличенным вниманием принялся разглядывать потолочные балки.

– Но я все равно не верю, что эту лошадь можно объездить, – упрямо заявил Николас.

И тут же раздался негромкий голос Аланы:

– Эй, кто-нибудь! Бросьте-ка мне уздечку. Нашей малышке не терпится побегать.

– Алана! – злясь на собственное бессилие, предупредил Николас. – Не делай глупостей. Эта лошадь опасна. Очень опасна!

Однако Алана не шелохнулась.

– Черт побери, ты послушаешь меня или нет? Сейчас же отойди от нее! – прошипел Николас и шагнул к двери стойла, однако кобыла сразу же насторожилась, и ему пришлось остановиться.

– Не заходи сюда, Николас, – предостерегла мужа Алана. – Лучше подождать, пока я окончательно завоюю ее доверие.

Николасу ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и подчиниться, поскольку даже ребенку было понятно, что Рыжая Бетти никого, кроме Аланы, не желала признавать.

Гленн бросил Алане уздечку. Она поймала ее на лету и проворно надела на лошадь, потом схватила Рыжую Бетти под уздцы и несколько раз подула ей в ноздри.

Мужчины остолбенели от ужаса, а Алана спокойно пояснила:

– Она должна запомнить мой запах.

И действительно, кобыла совсем присмирела и уже смотрела на Алану преданными глазами.

– Видишь, как она ценит ласковое обращение? – усмехнулась Алана, поглаживая лошадь по холке. – Мы ведь с тобой прекрасно понимаем друг друга, не правда ли, Рыжая Бетти?

Лошадь ткнулась мордой в ее ладонь. Алана рассмеялась и обняла Рыжую Бетти за голову.

– Ты меня полюбила, да?

– Отойди от нее, Алана! – не выдержав напряжения, взмолился Николас. – Говорю тебе, лошадь очень опасна. Ее нельзя объездить. Это никому еще не удавалось, понимаешь? Если не веришь мне, спроси у Гленна.

Алана улыбнулась и сняла с загородки седло, в котором обычно ездила Лилия.

– Ошибаешься, Гленн! – в голосе Аланы звучал задорный вызов. – Ее не только можно, но и нужно объездить! Держу пари, она будет этому рада.

Николас все-таки умудрился подобраться к стойлу и схватил жену за руку.

– Не смей, Алана! Эта лошадь – убийца!

– Чепуха, Николас! Лошадей-убийц не бывает. Есть только мужчины, которые не умеют правильно обращаться с пугливыми маленькими лошадками. Такими, как эта!

Алана ловко вывернулась и, не успел Николас и глазом моргнуть, как она снова оказалась возле Рыжей Бетти.

Николас не посмел войти за загородку, боясь, как бы кобыла с испугу не лягнула Алану. Кусая губы, он смотрел на жену, а та в считанные секунды оседлала лошадь и вывела ее из стойла.

– Алана, в последний раз предупреждаю, не делай этого! – процедил сквозь зубы Николас, мысленно видя, как жена истекает кровью под лошадиными копытами.

Но Алана притворилась, будто не расслышала, и вскочила в седло.

Все затаили дыхание. Рыжая Бетти замерла.

Алана нагнулась и что-то прошептала ей на ухо, и… лошадь медленно двинулась по кругу. Потом круги начали расширяться, постепенно рысца перешла в галоп…

Николас вздохнул и хотел было утереть вспотевший лоб, но внезапно Алана развернула лошадь и понеслась прямо на забор! Еще мгновение – и Рыжая Бетти зависла в воздухе… Мужчины ахнули, а лошадь вместе со всадницей уже приземлилась на зеленом лугу по другую сторону ограды.

Алана звонко расхохоталась.

– Будь я проклят! – потрясенно проговорил Гленн. – Много я видел в своей жизни наездников, но никто из них с вашей женой не сравнится, мистер Беллинджер. Такое никому и во сне не снилось. Вы только посмотрите, лошадь слушается ее с полуслова!

– Ага! – весело подхватил Альберт. – Представляете, как будет взбешен Потит Гарвей, когда поймет, что ему уже не заполучить эту лошадку назад? А уж когда он узнает, что его оставила в дураках ба… прошу прощения, миссис Беллинджер, он лопнет от злости!

Николас не отрываясь смотрел на удалявшуюся жену. Темные волосы Аланы развевались на ветру, холм, к вершине которого она скакала, был усеян яркими полевыми цветами. Зрелище было восхитительное!

Глаза Николаса восторженно сияли, лицо озарилось улыбкой. Он гордился своей женой. Такой смелой, ловкой наездницы не было во всей Виргинии! А он… он был счастливым обладателем этой удивительной женщины!

Николас торжествующе рассмеялся и решил подарить Рыжую Бетти Алане. Во-первых, жена это заслужила. А во-вторых, Рыжая Бетти все равно, наверное, никого, кроме Аланы, к себе не подпустит…

Алана же неслась быстрее ветра и наслаждалась волшебным чувством полета. Все тревоги и печали остались позади, а впереди ее ждала лишь радость – так ей сейчас казалось.
26

С тех пор, как Алана укротила Рыжую Бетти, прошло несколько дней. Слух о ее достижении разнесся по округе, и соседи были втайне рады, что кому-то наконец удалось проучить зарвавшегося янки.

Всех заинтересовало, кто же такая эта новая миссис Беллинджер. И когда стало известно, что Алана – дочь Энсона Кэлдвелла, ее засыпали приглашениями в гости. Однако Алана вежливо отклоняла их, потому что не хотела ездить без Лилии, а ту никуда не звали.

Днем Алана и Николас почти не виделись – он пропадал на плантации. Встречались они только за ужином, и обстановка за столом была всегда очень напряженной. Нет, он не позволял себе грубить матери, однако смотрел на нее как на пустое место, никогда не заговаривал с нею, а если она к нему обращалась, отвечал холодно и кратко.У Аланы разрывалось сердце при этом, но все ее попытки вразумить Николаса разбивались о его ледяное молчание.

Каждую ночь Николас заключал жену в объятия, однако настоящей близости, о какой мечтала Алана, между ними не возникало. Они принадлежали друг другу телом, но не душой, и она с тоской думала, что долго так продолжаться не может.

Утро выдалось чудесное. Весна уже вовсю хозяйничала на земле Беллинджер-Холла, и усадьба являла собой прелестное зрелище.

Николас ушел из дома давно – последнее время он вставал до зари.

Стоя у окна в гостиной, Алана слушала громкое чириканье воробьев и пение пересмешников, примостившихся на ветвях высокой магнолии.

За ее спиной раздались шаги.

В комнату вошла Лилия.

– Какая прекрасная погода! – сказала Алана. – Посмотрите, на небе ни облачка! Давайте покатаемся верхом.

Лилия покачала головой и тихо произнесла:

– Я пришла тебе сообщить важную новость… Я уезжаю в Филадельфию.

Чувствовалось, что каждое слово дается ей с огромным трудом.

У Аланы глаза распахнулись от удивления.

– Но… зачем? Почему? – запротестовала она. – Вы… вы не можете уехать! Здесь ваш дом! А как же я буду без вас? Нет… это невозможно!

– Поверь, мне было нелегко принять такое решение, но иначе нельзя. Беллинджер-Холл теперь принадлежит тебе и Николасу, а мой дом – в Филадельфии. Я и так слишком долго жила здесь.

– Вы вернетесь в дом своих родителей? – растерянно пролепетала Алана.

– Да. Надеюсь, там все осталось по-прежнему, – стараясь сохранять присутствие духа, ответила Лилия. – Мне не терпится повидаться с сестрами и подругами, я же их столько лет не видела…

– И долго вы намерены пробыть в Филадельфии? – упавшим голосом спросила Алана.

Свекровь посмотрела в окно.

– До самой смерти.

Невестка умоляюще схватила ее за руку:

– Не говорите так! Вы же любите этот дом, Лилия, и вас отсюда никто не гонит. Зачем вам уезжать?

Лилия печально улыбнулась:

– Я долго думала и решила, что так для всех будет лучше. Пока Николаса не было, я следила за хозяйством. Теперь он взял бразды правления в свои руки, и я могу немного пожить для себя.

– Но я не хочу, чтобы вы уезжали! И Николас не захочет! Я в этом уверена.

– Николас уже знает о моем решении и ничего не имеет против.

– Ну, пожалуйста, останьтесь хоть ненадолго! – взмолилась Алана.

Лилия погладила ее по щеке.

– Не могу, дорогая. А ты после моего отъезда, пожалуйста, не отказывайся от приглашений в гости. Я знаю, ты отклоняла их из-за меня, но впредь этого делать не следует. Ради ваших будущих детей вы с Николасом должны наладить отношения с соседями.

– Если вы останетесь, я больше не отклоню ни одного приглашения. Клянусь! И буду любезна и обходительна со всеми, как вы меня учили. Я вообще все-все сделаю, как вы велите, только останьтесь, Лилия! – В глазах Аланы блеснули слезы. – И потом, я же не умею обращаться со слугами. Без вас наш дом придет в запустение.

– Поэтому я оставляю здесь Китти, – ответила Лилия. – Тебе ни о чем не придется беспокоиться, дорогая. Китти сама со всем справится.

Она ласково обняла Алану:

– Я буду очень скучать по тебе, милая. О такой невестке, как ты, можно только мечтать. Но я чувствую, что после моего отъезда ваши отношения с Николасом улучшатся, вы сблизитесь.

Алана поняла, что переубедить Лилию невозможно.

– Когда вы уезжаете? – потерянно спросила она.

– Завтра утром. Николас согласился отвезти меня в город, а там я сяду в дилижанс, который идет на север.

– Но… почему так скоро?

– Долгие проводы – лишние слезы, моя дорогая. – Лилия помолчала и добавила: – Я хочу тебя попросить об одном одолжении…

– Пожалуйста! Я все для вас сделаю.

– Спасибо, милая, – улыбнулась свекровь. – Так вот, пожалуйста, не отказывайся поехать с нами в Арлингтон. А то мы с Николасом промолчим всю дорогу, и это будет ужасно.

Алана не представляла себе жизни без доброй, ласковой свекрови, но больше не уговаривала ее остаться: ведь это невыносимо – каждый день ловить на себе осуждающие взгляды сына. Может быть, Лилия попробует устроить свою жизнь и ей удастся на склоне лет обрести счастье?

– Конечно, я вас провожу! – воскликнула Алана.

– Вот и хорошо. А теперь поднимемся ко мне: пора укладывать вещи.

По дороге в город Николас сердито молчал. У Лилии с Аланой, несмотря на все их старания, разговор тоже не клеился, и в конце концов Лилия умолкла и прильнула к окну.

– Я буду скучать по здешним местам, – после долгого молчания тихо промолвила она. – Беллинджер-Холл слишком долго был моим домом.

– Из которого вас, между прочим, никто не гонит, матушка, – раздраженно поморщился Николас. – Вы можете жить здесь, сколько хотите.

Лилия осторожно положила обтянутую перчаткой руку на плечо сына.

– Николас… Я… мне будет тебя не хватать.

Однако он не смягчился. Его зеленые глаза смотрели по-прежнему отчужденно.

– Если вам станет скучно в Филадельфии, вы всегда можете вернуться.

Лилия убрала руку и, скрывая разочарование, кивнула:

– Да, конечно. Я всегда могу вернуться.

– Попроси маму не уезжать! – не выдержала Алана. – Попроси ее остаться, Николас!

Он холодно взглянул на жену:

– Моя мать – взрослая женщина и сама знает, что ей нужно.

Лилия отвернулась к окну, скрывая слезы. У Аланы сердце кровью обливалось при виде ее страданий, но она понимала, что облегчить их может только Николас.

Когда экипаж подъехал к почтовой станции, Николас помог матери сойти на землю и предложил нанять для нее отдельную карету.

– Тогда вам не придется терпеть неудобства, путешествуя с чужими людьми, – пояснил он.

Лилия покачала головой.

– Не стоит. Я легко переношу дорогу. Тем более что ты отправляешь со мной Альберта и он обо мне позаботится. Как только он отдохнет, я пошлю его назад. Ты же без него как без рук, – Лилия грустно улыбнулась. – Прощай, Николас! Береги Алану.

– Дайте нам знать, когда доедете до места, – холодно произнес Николас, поворачиваясь к матери спиной.

Расставание было душераздирающим. Алана обняла Лилию и заплакала:

– Я буду так скучать!

– Я тоже, – кусая губы, чтобы не разрыдаться, прошептала свекровь. – Прощай, моя любимая девочка, и заботьтесь друг о друге!

Альберт усадил госпожу в дилижанс, потом сел сам, и вскоре дилижанс завернул за угол и скрылся из виду.

Николас мрачно пробурчал, глядя вслед уехавшей матери:

– Хоть бы раз признала, что отец умер из-за нее! Нет… ни следа раскаяния!

– А ты бы хотел, чтобы она на коленях вымаливала у тебя прощение, да? Или написала собственной кровью покаянное письмо?

– Да что ты знаешь об этой истории? – обрушился на жену Николас. – Ты тогда жила в своей индейской хижине и понятия ни о чем не имела. И вообще, тебя это не касается, Алана!– Может быть, но я бы никогда так не обращалась со своей матерью.

Николас иронически усмехнулся.

– Не знаю, не знаю… Я как-то не заметил, чтобы ты питала особую любовь к своему отцу.

И, прежде чем Алана успела что-либо возразить, подхватил ее под руку и увлек за собой.

– Ладно, давай лучше поговорим о другом. Мне тут нужно кое с кем свести счеты. – Глаза Николаса грозно потемнели. – Настала пора проучить одного нахального янки.

Алана не понимала, о ком идет речь, пока они не подошли к заведению, принадлежавшему Потиту Гарвею. А когда поняла, ей стало не по себе. Она уже знала, что с ее мужем шутки плохи, и напряженно ждала, что же будет с незадачливым Потитом.

В принадлежавшей ему конюшне стояло несколько лошадей, однако ни одна не могла сравниться с Рыжей Бетти.

Когда Потит, толстенький седоватый человечек, узнал хозяина Беллинджер-Холла, глаза его лукаво заблестели, а на губах заиграла многозначительная улыбка.

– А, мистер Беллинджер! Рад вас видеть. Чем могу быть полезен? Чудесная сегодня погода, не правда ли?

Николас огляделся и небрежно промолвил:

– Взвесьте мне три фунта гвоздей для подков. А еще я, пожалуй, возьму четыре новые уздечки. Вот эти.

И он ткнул пальцем в черные кожаные уздечки, висевшие на стене.

– Еще чего-нибудь не угодно? – предвкушая богатую поживу, спросил Потит.

Николас покосился на Алану:

– Нет, пожалуй.

Потит растерянно перевел взгляд с хозяина Беллинджер-Холла на его супругу.

– Вы уверены?

– Вполне.

Потит помялся, но все же не выдержал:

– А как поживает рыжая кобылка?

– Прекрасно, – с достоинством ответил Николас. – Надеюсь, она в этом году возьмет первый приз на скачках. Право, не знаю, как вас и благодарить за такую великолепную лошадь.

Потит ушам своим не поверил.

– И что… у вас с ней нет никаких сложностей? А то у меня она порой могла заупрямиться…

– Неужели? Это очень странно… Мне она показалась такой смирной, что я отдал ее жене – пусть катается. Сам я, знаете ли, предпочитаю более горячих скакунов.

Потит ему не поверил, прекрасно зная свирепый нрав своей кобылы, и попытался зайти с другой стороны.

– Но если вдруг она вам надоест, – небрежно промолвил он, – я могу взять ее обратно. Тут один покупатель ею интересовался… Конечно, цену придется немного скинуть, но лишь немного… сущий пустячок.

В голосе Николаса внезапно зазвучала угроза:

– А вы случайно не пытаетесь меня обмануть, Гарвей?

Другие покупатели подошли поближе, желая узнать, как будут разворачиваться события. Потит нервно хихикнул:

– Вообще-то я подумал и… ладно уж, я верну вам деньги сполна! И даже дам сто долларов сверху, чтобы вы знали: я человек порядочный!

– Да не суетитесь вы так, Потит! – презрительно скривился Николас. – Мне ваши деньги не нужны. Но впредь запомните – никто, а уж тем более янки, не смеет потешаться над Беллинджерами.

Униженный Гарвей злобно прищурился и пробормотал:

– Насчет «потешаться» не знаю, а вот потешиться – это за милую душу. Я слышал, в войну один янки вволю потешился с твоей матушкой, сынок.

Николас в ярости схватил его за рубашку и прошипел:

– Ты проклянешь тот день, когда сказал эти слова, негодяй!

А в следующую секунду Гарвей уже получил в челюсть и с грохотом рухнул навзничь.

Зрители, заинтересованно наблюдавшие за ссорой Николаса и Гарвея, были явно довольны ее исходом.

– Только попробуй еще хоть слово сказать про моих родственников, я тебя в порошок сотру, – предупредил Николас. – Понял?

Маленькие глазки Гарвея забегали по сторонам, он соображал, куда бежать, если Николас решит еще разок поднять на него руку.

Однако Николас спокойно взял жену под локоть и с достоинством вышел на улицу.

Алана ликовала.

«Еще не родился на свет такой человек, которому удастся взять верх над Николасом», – подумала она с гордостью.

Они медленно шли по улице.

– Как, по-твоему, Потит Гарвей будет еще мошенничать? – спросила Алана.

– Вряд ли ему это теперь удастся, – усмехнулся Николас. – Нет, он, конечно, неисправим и скоро изобретет что-нибудь новенькое, но слух о сегодняшней стычке разнесется по всей округе, и ему будет трудно найти желающих иметь с ним дело.

Сидя с женой в обеденном зале местной гостиницы, Николас не мог не заметить, что Алана привлекает всеобщее внимание. Мужчины взирали на нее с восхищением, а женщины пытались найти в ее внешности хоть какой-то изъян.

Николас впервые попробовал посмотреть на жену чужими глазами и с изумлением обнаружил, что она и вправду необычайно красива. Ее ярко-синие глаза не утратили невинного выражения, слегка вздернутый носик придавал лицу особое очарование, а полные губы были словно созданы для поцелуев. И одета она была с большим вкусом: отороченный кружевом капор, бархатный плащ, на котором ее переливающиеся волосы тоже казались сотканными из бархата…

И неожиданно Николаса охватило новое чувство – он ощутил гордость за свою жену! Решив обвенчаться с Аланой, Николас считал, что приносит себя в жертву, но оказалось, супружеская жизнь не так уж и тягостна…

Алана без труда завоевывала симпатии окружающих, и Николас был этому рад, хотя порой с замиранием сердца думал, что узнай они о ее индейском происхождении, многие поумерили бы свои восторги.

Поймав на себе задумчивый взгляд мужа, Алана решила, что у нее, наверное, съехал набок капор, и поспешила его поправить.

Однако Николас перехватил ее руку и спросил с нежной улыбкой:

– Я говорил тебе, что ты прекрасно смотришься верхом на Рыжей Бетти? До сих пор поражаюсь, как ты не побоялась сесть на нее верхом.

Польщенная его похвалой, жена ответила:

– Да бедняжка была напугана больше нас всех вместе взятых! Это она от страха так бесновалась, а когда увидела, что я не причиню ей вреда, сразу стала послушной и ласковой.

– Ты и ко мне применишь политику кнута и пряника? – иронически поинтересовался муж. – Как к Рыжей Бетти?

– Нет, – серьезно ответила она. – С тобой так не получится.

Николас надолго умолк. Алана наблюдала за ним с тревогой, догадываясь, что он думает о мерзавце, посмевшем оскорбить его мать.

Наконец молчание стало невыносимым, и, решительно поставив на стол стакан с водой, она заявила:

– Этот негодяй получил по заслугам!

Николас встрепенулся:

– Да! И очень хорошо, что его посрамила именно ты, Алана! Интересно, каково ему сознавать, что над ним одержала верх женщина?

– Я думаю, он из тех людей, которые никогда не признаются в своих ошибках. Такие мошенники и перед собой привыкли лицемерить. Ведь иначе их замучит совесть.

У Николаса гулко забилось сердце.

– Как мне все-таки повезло! – воскликнул он, восхищаясь благородством своей жены.
Она же решила, что он имеет в виду Рыжую Бетти, и горячо его поддержала:

– Конечно! Такие лошади – огромная редкость. Уж сколько я, кажется, лошадей перевидала, а подобной не встречала ни разу.

– Я не про то, Синеглазка, – тихо промолвил Николас, и ему вдруг неудержимо захотелось домой.

Он мечтал поскорее остаться с женой наедине и доказать ей и себе, что она принадлежит ему. Только ему – и никому больше!
Констанция  о Беньон