Блудливая тварь
Но выходили нередкие дни, когда и Иоган сказывался занятым, и Анне приходилось коротать время в принужденном одиночестве. И когда тоска и одиночество до сердечных колек допекали герцогиню, она, махнув рукой на ранг и положение свое, в домашнем туалете шла одна в поля за садом, где тамошние пастухи пасли овец. Эти животные были ей забавны: при кажущемся на мимолетный взгляд тупом упрямстве, приписываемом им к тому ж еще людьми, они были смекалисты и, на удивление, ловки, и чуяли характер пастуха. С проворными и ловкими, они вели себя спокойно, как коровы, щипая траву почти на месте; с крикунами иль зеваками так и норовили подраться или убежать подальше в огороды или к лесу…
Весенние поле только что проснулось от зимы, и, как деревья лишь на днях покрылось зеленью. Но стада уже водили: заготовленные травы уж кончались, да и скот хотел на волю – добытое самим и сорванное с корня пропитание всегда вкуснее поданного, даже с чаши золотой, и, даже для скотины…
Герцогиня в довольно ношенном салопе из бархата с медвежьей оторочкой не спешила выходить из-за ракит, отделяющих, как в Подмосковье, ее сад от небольших озер и поля. Она неспешна бродила за живою изгородью, развлекая себя наблюдением за происходящим.
Два нерадивых пастуха по обыкновению бранились меж собою.
- Ну, куда ты, не разумна тварь подалась?! Отымей тебя баран! – высокий молодец, укутанный в темно-зеленый плащ, обменянный должно быть за полголовки сыра у какого-то солдата, стегнул со злобой по земле кнутом, и подался за серою овцою. Ни чем не обращая на себя внимания, она бродила с полной отрешения ко всему и всем косою мордой сначала в середине стада, потом медленно двигаясь в его конец, и вот, пустилась к заднему двору.
- Да сам ты не разумна тварь! Ты же сам их ором да свистом и пужаешь!.. – захохотал ему в след второй, лет сорока пяти в овечьем, еще довольно новом армяке. – Вот и бегут-то от тебя вроссыпь…
- Ну, ты меня еще поучи овец пасти! А то я первый год пасу! – огрызаясь, споткнулся первый на бегу. Овца оглянулась, высунула, будто бы дразня, розовый язык и припустила к тыну…
- Ату, Рогдай! Пересеки ей путь! Нардив – с другого боку, и гони обратно! – второй пастух подбадривала указами и взмахом посоха черных и кудрявых, словно сами овцы, Муди. Те, сами зная свое дело, помчались, заливаясь лаем, за беглянкой. Овца прибавила еще, но после четверти версты начала сдавать и медлить… Бугры и ложбины заставляли спотыкаться, а псы летели, будто по ветру. Беглянка обреченно встала у широкой ростопи, нежданно растянувшейся на ее пути, и жалобно заблеяла. Через мгновение псы без тени устали прыгали с двух ее боков, принуждая повернуться… - Да то и оно, не первый, а четвертый. Все огороды людям потоптал! – с мягкою насмешкою крикнул вослед напарнику пастух постарше.
- Ну, иди, иди обратно в стадо, тварь глупая, блудливая!.. – подгонял ошеломленную собачим лаем и кнутом овцу незадачливый пастух. «Глупая, блудливая тварь» подойдя поближе, втиснулась сама в середку стада, и с невинным видом стала вновь щипать траву, временами все-таки, косясь на тын у заднего двора. Нардав и Рогдай, получив от хозяина похвальные слова, заняли свои места – в конце и в середине стада. Высокий молодец, укутавшись в свой плащ, еще ходил у шалаша, неподалеку от сидевшего на чурке товарища, пересчитывал для верности овец и успокаивался семечками… - Я, что ли потоптал?! – нервно возмущался он.
- Ну, не ты, подопечные твои.… Но это – все равно, что ты! – старший чтился говорить уж без насмешки, по-отцовски наставляя. – Тебе ж доверили в опеку их… А ты, вон не следишь, а пауков на веточках считаешь иль материшься на всё поле!.. Не диво, что они бегут… И истинный пастух знает каждую в лицо… тьфу ты!.. то бишь в морду!
Оба натужно рассмеялись, глядя друг на друга.
- Я что же, должен бросить стадо всё и за одной негодной тварью переться не пойми куда?! – молодец не мог преодолеть досады, и тупился то в землю, то на блудливую овцу, которая теперь пристраивалась к белому барану – самому молодому – двухлетке из пяти, имеющихся в стаде.
- Ишь ты, горд как Тузик без дорожки – не в каждый куст поднимет ножку! За одной овцой идти не хочет – пусть гибнет чужое-то добро и добрым людям добро их губит тоже! – ему и черен не свербит! А нам – братве всей расплачивайся за него! – не удержался от попрека старший. Он знал, что нерадивый молодец от слов его пред барами зависит, а потому перечить чересчур не станет, тем паче – руки распускать из-за нескольких пинков словесных. – Не ходит он за одной овцою… Ему все стадо подавай, и то погибнет – он не пошевелится! Пастырь Христа не погнушался за одной овцой на гору лезть и спасать ее из бездны!
Так и вышло. Молодчик, переламывая в нескольких местах свой прут и проглотив обиду, сквозь зубы процедил:
- Так я ж не Бог – пастух простой – куда мне до Иисуса?! Пусть Бог за овцами и лазит по горам! Нам бедным простакам такая роскошь не по чину…
В доме его ждали трое уж детей, жена и родители со старою роднею…
(Из моего романа Анна Иоанновна)
поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия
Свидетельство о публикации №124070100795