Полевые цветы для моей королевы. Глава 13

Я встречаю Ее каждый день, кроме пятницы, на мосту.
Ее руки всегда в карманах, разрезы на платьях – склеены.
Она прячет даже веснушки – не хочет, чтоб кто-нибудь принял их красноту
За следы от укусов или от птичьих перьев.

Она шутит, что обнажилась бы только перед Вождем.
Все хохочут, как лепреконы, а я – не смею.
Потому что я знаю, откуда берётся пепел.
Тот, который с ресниц не смыть ни одним дождём.

А когда Она смотрит в глаза, Она так улыбается,
Что под сердцем становится тесно и горячо.
Но, увы, Ее сердце мне не открыть ключом.
И двуручным мечом те засовы не разрубаются.

Как ни странно – я тот, единственный, с кем Она
Холодна и спокойна. Мой лотос. Моя луна.
Так получилось. Ведь именно я узнал,
Что в этом доме ночами не мне одному не спится,

Словно поэту, которому в принципе – не дано.
И вот только стемнеет – Она распахивает окно,
Делает шаг на карниз, и срываясь вниз,
В первой фигуре же вспыхивает Жар-Птицей.

Крылья расправив над пламенной наготой,
Делает взмах и становится снова Той,
Что в одиночку сражается с темнотой
И освещает собой весь город, как галерею,

А перед тем, как забрезжит вдали рассвет,
Гасит вокруг фонари, запирая в себе их свет,
И оседает бессильно на кем-то забытый плед,
Говоря себе, что, наверное, именно так стареют.

В день, когда я переехал в тот дом, чуть не сгинув в пути с вокзала,
Придержав для меня дверь подъезда, Она невзначай сказала:
«Даже самые лучшие виды и панорамы –
Это всего лишь наполовину исписанные холсты».

Был бы художником – я б рисовал хоть чаем.
А так – просто слушаю шорох, с которым вскипает чайник,
Глядя с тревогой, как чёрное небо в квадрате оконной рамы
Каждую ночь становится золотым.