Синеглазая принцесса
Долгие годы Лилия старалась не вспоминать печальных обстоятельств гибели своего мужа. Но теперь наконец настало время нарушить молчание.
Лилия стиснула руки и тихо заговорила, глядя вдаль.
Перед ее мысленным взором замелькали картины прошлого.
– Я родилась и выросла в Филадельфии, в дружной, хорошей семье. У меня были три сестры, все старше меня. Потом сестры вышли замуж, а я осталась с матерью и отцом, – Лилия улыбнулась: эти воспоминания явно доставляли ей удовольствие. – Признаться, я была недурна собой и имела много поклонников, однако никто из них не завоевал моего сердца. Мне не хотелось расставаться с родителями.
– Вы до сих пор прелестны, Лилия, – вставила Алана. – Но умоляю вас, не продолжайте, если рассказ причиняет вам боль.
Лилия покачала головой:
– Нет, я доскажу до конца. Ты должна знать правду. Так вот, теперь мне кажется, что, будь я не столь привлекательной, моя жизнь сложилась бы куда счастливее. – Она немного помолчала, размышляя над своими последними словами, и продолжала, будто рассуждая сама с собой: – Я отчетливо помню тот день, когда Симеон Беллинджер впервые вошел в мою жизнь. Господи, насколько бы лучше было для нас обоих, если бы я осталась к нему равнодушной!
– Расскажите мне о нем.
– Симеон Беллинджер был неотразим. Николас очень похож на него, хотя глаза и волосы у него мои. У нас с Симеоном была большая разница в возрасте. Когда мы познакомились, мне исполнилось лишь семнадцать, а ему уже стукнуло сорок три. – Лилия посмотрела на Алану в упор. – Понимаешь, Симеон произвел на меня просто невероятное впечатление, ведь я выросла в довольно скромной среде. Мой отец был небогат, а к тому моменту, о котором идет речь, вдобавок наделал долгов и оказался перед угрозой распродажи имущества. Собственно говоря, поэтому Симеон и очутился в Филадельфии: он услышал, что мой отец продает арабских скакунов, и приехал в надежде приобрести их.
Голос Лилии прервался. Борясь со слезами, она поспешно отвела взгляд. Алана опустилась перед свекровью на колени и взяла ее за руки.
– Не терзайте себя, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Лилия погладила невестку по голове.
– О нет, дитя мое, я должна открыть тебе правду, чтобы ты могла поделиться ею с моими внуками, когда они подрастут и будут в состоянии это понять. Я не хочу, чтобы они верили грязным сплетням и считали свою бабушку падшей женщиной.
Алана кивнула, всем своим видом показывая, что она готова слушать.
Сердце Лилии переполняла нежность. Она уже успела полюбить Алану, как свою дочь, и только молила Бога, чтобы Николас по достоинству оценил доставшееся ему сокровище. Оценил, пока не поздно…
Собравшись с духом, мать Николаса продолжила свой печальный рассказ:
– Я была совершенно очарована Симеоном. Он казался мне верхом совершенства: красивый, обходительный, истинный джентльмен. Он тоже увлекся мною. Во всяком случае, по его собственному признанию, Симеон сразу же, как только меня увидел, решил на мне жениться. Наша свадьба была отпразднована так пышно, что по Филадельфии еще долго ходили о ней легенды. По отношению к моим родителям Симеон тоже проявил великодушие – спас их от разорения.
Взгляд Лилии затуманился.
– Симеон был человеком сложным и противоречивым. Он сорил деньгами, любил делать роскошные подарки, охотно помогал расплатиться с долгами друзьям и соседям. Поначалу я думала, что он делает все это из врожденного благородства и широты натуры, однако впоследствии убедилась, что это не так. Просто денег у него было столько, что ему не жаль было отщипнуть от своего огромного состояния малую толику. Но если речь заходила о том, чтобы поделиться душевным теплом, Симеон проявлял удивительную черствость и эгоизм. Впрочем, это к делу не относится. Для моего рассказа важно лишь то, что по-настоящему Симеон любил только Беллинджер-Холл. И чтобы его спасти, был готов на все. Однако я долго не понимала, как далеко может это зайти. Окончательно все прояснилось только во время гражданской войны…
– Но вы хоть немного были счастливы? – спросила Алана.
– Была. Ты легко можешь себе представить, в какой восторг я пришла, попав сюда. Мне же и во сне не снилось, что я буду хозяйкой самого роскошного поместья в Виргинии! – Лилия покачала головой и горестно сгорбилась. – Боже, как я была наивна, когда верила в любовь Симеона! Нет, он, конечно, заваливал меня подарками: красивыми платьями, драгоценностями – короче, всем, что только можно купить за деньги. Но это было чистое тщеславие: хозяйка Беллинджер-Холла, считал мой муж, должна вызывать всеобщую зависть. Он вообще очень многое делал напоказ, например, раз в год открывал доступ в наше поместье всем, кому угодно, – пусть полюбуются, как мы роскошно живем.
– Я знаю. Франсис Уикерс, которая привезла меня в ваши края, рассказывала мне, как в детстве ей удалось побывать в Беллинджер-Холле вместе с родителями.
Лилия вздохнула.
– Да, так вот, не прошло и четырех месяцев после моего появления в Беллинджер-Холле, как Симеон начал куда-то исчезать. Порой он пропадал по нескольку дней, а где – не рассказывал. Лишь спустя три года я узнала от соседки, которая якобы желала мне добра, а на самом деле была рада меня уязвить, что у Симеона две любовницы: одна в Арлингтоне, а другая в Ричмонде. Не могу тебе передать, как мне было тяжело! Я отказывалась в это поверить, долго терзалась сомнениями и наконец спросила у самого Симеона. – Лилия грустно посмотрела в окно. – Дело было зимней ночью, очень похожей на эту. Я стояла у камина, а Симеон сидел на диване. Господи, какая же это была мука! В ответ на мой вопрос он расхохотался и заявил, что у него не две любовницы, а гораздо больше. И что я его совершенно не волную как женщина. Представляешь, каково мне было это слышать?
В глазах Аланы блеснули слезы.
– Бедная Лилия!
– Я не говорю, что он был законченным злодеем, – продолжала мать Николаса. – Думаю, он недооценил свои силы. Взяв меня в жены, Симеон не подозревал, что соседи отнесутся ко мне с предубеждением. Но, увы, они сочли, что «янки из Филадельфии» им не ровня. Для мужа это явилось страшным разочарованием – общественное мнение всегда было для него превыше всего.
– Не понимаю, чем вы им не угодили? Какие глупые предрассудки!
– Да, но что поделаешь? К тому же, будучи юной и не искушенной в любовных делах, я, вероятно, разочаровала Симеона. Ему нравились зрелые, опытные женщины. В ту ночь он сказал, что со мной скучно, а его привлекают острые ощущения, и он находит их в объятиях любовниц. – Лилия схватила Алану за руку и воскликнула: – Я хотела умереть, но судьба распорядилась иначе. Как раз тогда я обнаружила, что жду ребенка. И это примирило меня с жизнью.
Она принялась нервно расхаживать по комнате, заново переживая давние события. Потом прижалась лбом к холодному окну.
– Мне так хотелось, чтобы у меня поскорее родилось дитя! По своей наивности я полагала, что ребенок поможет мне обрести любовь Симеона. И действительно, муж ко мне переменился. Он стал гораздо добрей и внимательней, но потом у меня случился выкидыш, и наша супружеская жизнь превратилась в сущий ад. Как будто я была виновата в том, что потеряла ребенка! Симеон словно с цепи сорвался, он вообще перестал бывать дома, а когда наконец появлялся, запирался в библиотеке и напивался до беспамятства. Лакею было велено не впускать меня в комнату.
Лилия замолчала, а потом сказала прерывающимся шепотом:
– И вот как-то ночью я проснулась оттого, что Симеон… короче, он слишком много выпил и… Право, мне, наверное, не стоит тебе об этом рассказывать, но я не могу больше молчать! Симеон… провел эту ночь со мной и был… очень груб. В ту ночь я… зачала Николаса. До сих пор не понимаю, как в результате такого кошмара мог родиться столь чудесный ребенок.
Лилия вытерла платочком щеки, залитые слезами.
– Симеон был в восторге, что у него родился сын, и на время наши отношения улучшились. Николас был ласковым, чувствительным мальчиком. Он обожал отца и повсюду ходил за ним, словно тень. Надо отдать должное Симеону: несмотря на все свои недостатки, он был хорошим отцом. Он старался воспитать из Николаса рачительного хозяина, рано начал приобщать сына к управлению поместьем.
– Пожалуйста, расскажите мне еще немного про детство Николаса, – попросила Алана.
– Он любил меня и, как все маленькие мальчики, считал, что его мать – необыкновенная женщина. Затем, когда Николас немного подрос, Симеон заявил, что ему пора отрываться от материнской юбки, и старался реже подпускать меня к сыну. Я же во имя ребенка не перечила ему и потакала всем его прихотям. Муж охладел ко мне, любовниц у него было не счесть. Я даже не пыталась протестовать, считала себя совсем не привлекательной и вела затворническую жизнь.
Алана догадывалась, что Симеон Беллинджер обращался с женой еще хуже, чем она рассказывает, но предпочла не расспрашивать. Бедняжке и без того было тяжело.
– Мне очень жаль, Лилия, что вам пришлось перенести столько обид, – тихо проговорила Алана. – Представляю, что вы пережили. Я бы на вашем месте…
– О нет! Надеюсь, ты никогда не окажешься на моем месте! – горячо воскликнула Лилия. – Я этого не допущу!.. Однако мы с тобой отвлеклись. Затем разразилась война, и главной заботой Симеона стало спасение Беллинджер-Холла. Юный Николас – он был таким восторженным мальчиком! – против воли отца ушел воевать. А спустя некоторое время война пришла и в наши края. С каждым днем черный дым пожаров, которые устраивали янки, все ближе и ближе подбирался к нашей усадьбе…
– Вы боялись северян, Лилия?
– Я больше боялась Симеона. Он стал просто невменяемым, его настроение могло измениться в любую минуту. То он угрюмо молчал, а то принимался кричать, крушил мебель, кидался в драку… Слава Богу, Николас ни разу не видел его в таком состоянии! Сын тогда уже получил повышение и воевал далеко от дома.
Слезы, которым Лилия старалась не давать воли, вновь потекли по ее щекам. Она закусила губу, чтобы не зарыдать в голос, и, нервно теребя в руках носовой платок, прошептала:
– И наконец отряд янки появился в Беллинджер-Холле. То был самый ужасный день в моей жизни.
Вымолвив это, свекровь надолго умолкла, и Алана даже потеряла надежду услышать продолжение. Но потом раздался еле слышный шепот:
– Командиром отряда был капитан Барнард Сандерсон. И странное дело – стоило ему объявить о своем намерении превратить Беллинджер-Холл в штаб-квартиру северян, как муж моментально успокоился. Вероятно, он сразу заметил, что я понравилась Барнарду, и решил использовать это в своих целях. Но не обольщайся на мой счет, Алана. Я тоже не осталась равнодушной к Барнарду. Он являл собой полную противоположность Симеону, и я влюбилась… влюбилась до безумия. За что и заплатила потом сполна. Все эти годы я встаю и ложусь с мыслью о том, что Барнард умер из-за меня!
– Ах, Лилия! У меня разрывается сердце, как подумаю, что вам пришлось перенести! – со слезами на глазах вскричала Алана.
– Не жалей меня, крошка, – покачала головой Лилия. – Гораздо большей жалости достоин твой муж. Вот кто невинная жертва наших распрей с Симеоном!
– А капитан Сандерсон догадался, что вы в него влюбились, Лилия?
– Догадался, но не сразу. Барнард и два его адъютанта поселились у нас в доме, а в библиотеке Симеона устраивались заседания штаба. Заметив нашу обоюдную симпатию, Симеон сделал все, чтобы мы с Барнардом сблизились. Он старался под любым предлогом уехать из дома и не возвращался порой целыми неделями.
– Чтобы вы с капитаном побольше были наедине?
– Да. Поначалу мы избегали друг друга, ибо чувствовали, что наше взаимное притяжение растет с каждым днем. Тогда Симеон открыто потребовал от меня, чтобы я соблазнила Барнарда. Когда я поняла, чего он хочет, я пришла в ужас. Но он буквально заталкивал меня в постель к Барнарду, считая, что, вступив со мной в любовную связь, тот не решится спалить Беллинджер-Холл.
Лилия помолчала и многозначительно посмотрела на Алану.
– Мне было так стыдно чувствовать себя беспомощным орудием в руках Симеона! Наверное, следовало дать ему отпор или спастись бегством, но моя воля настолько была подавлена, что я не могла восстать. Не могла! И за это теперь расплачиваюсь, ибо однажды вечером Симеон приказал мне пойти в спальню к Барнарду и…
– И вы пошли?
От лица Аланы отхлынула кровь.
– Да. Но клянусь, между нами ничего не было, если не считать одного поцелуя и признания в любви. Мы проговорили всю ночь напролет. Барнард, конечно, догадался, что я пришла к нему не по своей воле, и проявил такую доброту, что я полюбила его еще больше. Впервые за много лет рядом со мной оказался человек, который считал меня красивой и заботился обо мне. Я никогда в жизни не встречала таких чутких, нежных мужчин и не сомневаюсь, что, если бы Барнард остался жив, я бы ушла к нему после войны. Но этого не произошло, и в гибели мужа и Барнарда, как ни печально, виновата я.
– Да в чем вы виноваты? – возмущенно воскликнула Алана. – Муж так над вами издевался… Вы еще очень долго терпели…
– Моей самой большой ошибкой, – не слушая возражений невестки, продолжала Лилия, – было то, что я не сумела скрыть своих чувств к Барнарду. Конечно, я старалась не выказывать их, но в каждом моем взгляде, брошенном на капитана, была любовь. Мы с Барнардом избегали встреч. Дело в том, что, хотя разлука причиняла нам страдания, встречи при посторонних были для нас еще мучительней: мы страстно желали друг друга, но понимали, что нам сейчас нельзя быть вместе. Симеон же требовал, чтобы я отдалась капитану. Однако я нашла в себе силы сказать ему «нет».
Лилия подсела к камину, чтобы погреть над огнем озябшие руки.
– Беда пришла неожиданно. Впрочем, иначе, наверное, не бывает. Мы с Китти готовили обед. Нам приходилось делать это самим, потому что рабов тогда уже освободили и наша кухарка поспешила покинуть Беллинджер-Холл. Когда Симеон ворвался в кухню, дико сверкая глазами, у меня ноги подкосились от страха. Он начал бушевать, осыпал меня бранными словами, а потом… потом прямо спросил, люблю ли я Барнарда. А я вместо того, чтобы солгать, сказала правду и вдобавок… призналась, что он пообещал приехать за мной после войны. Симеон совсем зашелся от ярости. Он кричал, что никто не посмеет отнять его собственность… то есть меня… я пыталась его урезонить… но… – Лилия с трудом перевела дыхание и жалобно прошептала: – Откуда мне было знать, что Симеон совсем потеряет голову? Он побежал в спальню, схватил ружье и ринулся в библиотеку. Барнард сидел за письменным столом… Он так и не понял, что произошло… Симеон убил его наповал… Я… я до сих пор не знаю, куда именно попала пуля… В доме началась страшная суматоха… тело Барнарда куда-то унесли… я его так и не увидела. Но пол в библиотеке был залит кровью… Я никому не позволила там прибраться и вытерла кровь сама, своими руками. – Лилия содрогнулась. – С того дня я ни разу не зашла туда. И не зайду до самой смерти.
Трагический рассказ свекрови поверг Алану в ужас.
– И что было дальше? – дрожащим голосом спросила она.
– Как что? Адъютант Барнарда, присутствовавший при убийстве, рассказал о случившемся солдатам, и они расстреляли Симеона без суда и следствия. Что сталось с трупом, мне неизвестно. Я вообще плохо помню события тех дней… Вскоре о случившемся узнали в округе – конечно, молва многое переиначила, – и соседи отвернулись от меня. Я не протестовала, ибо считала, что получила по заслугам. Но когда мой собственный сын отшатнулся от меня, это было уже слишком! Хотя Николас имел все основания меня презирать и я ни в чем его не виню… но мне так больно, Алана! Эта рана не затянется никогда. Господи! Сколько трагедий… сколько жизней отнято и покалечено… и ради чего?Они долго молчали. Потом Лилия с трудом улыбнулась.
– Что ж, теперь, когда тебе известна обо мне вся правда, ты, может быть, не захочешь оставаться под одной крышей с женщиной, которая так запятнала свою репутацию.
– Ну что вы, Лилия! – в глазах Аланы светились восхищение и преданность. – Да я всегда буду гордиться знакомством с вами! Я уверена, что вы еще многого не рассказали о низостях вашего мужа. Хотя и того, что я узнала, вполне достаточно!
Лилия погладила Алану по щеке.
– Милая, добрая девочка! Наверное, Бог меня простил, раз послал мне такого ангела. Но молю тебя, не забывай о своем обещании! Николас не должен узнать того, что я тебе сегодня рассказала.
– Будьте покойны, я сдержу свое слово, Лилия. Хотя мне кажется, вам стоило бы открыть ему правду. Она бы примирила его с вами.
– Нет-нет, пусть лучше считает своего отца непогрешимым! Если Николас узнает, что не только его мать, но и отец был не без греха, он будет совершенно сломлен.
– Одного я только не понимаю, Лилия… Почему вы не бросили Симеона Беллинджера сразу же, как только ваши отношения разладились?
– Мне не хватило душевных сил, хотя мои родители, извещенные нашей верной Китти о диких выходках Симеона, завещали мне всю свою собственность, чтобы я не осталась без крыши над головой. Я не раз подумывала об отъезде в Филадельфию, но в последний момент не отваживалась сжечь за собой корабли. А когда Симеон умер и от меня все отвернулись, я твердо решила уехать, но…
– Но остались.
– Осталась, – тихим эхом отозвалась Лилия. – Кроме меня, некому было позаботиться о будущем сына, а ему… ему после смерти отца все стало безразлично. Беллинджер-Холл мог сгореть дотла – Николас и пальцем бы не шевельнул. Я считала своим долгом сохранить для сына поместье. Мне казалось, что таким образом я выполню предсмертную волю Симеона, который, можно сказать, отдал за Беллинджер-Холл жизнь. Поэтому я все силы вложила в восстановление хозяйства, и в то время, как соседние плантации впали в запустение, наши давали хороший урожай. Так что теперь моему сыну есть куда вернуться и есть на что жить.
– Ну почему мир устроен так несправедливо? – с горечью воскликнула Алана. – Вы расплачиваетесь за чужие грехи, а отец Николаса, который сам был во всем виноват, считается героем. Получается, что он выиграл, да?
Лилия улыбнулась и встала с кресла.
– Нет, Алана! Выиграл Николас, ведь у него есть ты. Только бы он оказался достойным твоей любви!
В глазах Аланы засияла надежда.
– Я постараюсь быть ему хорошей женой.
– А что ты решила насчет своего отца? – неожиданно спросила свекровь.
– Я решила с ним повидаться, – тихо ответила девушка. – Но только если он приедет сюда.
Лилия нахмурилась.
– Я не уверена, что Энсон Кэлдвелл захочет приехать в этот дом, дорогая. Ты же знаешь, ни один уважающий себя человек сюда ни ногой!
Алана упрямо вздернула подбородок.
– Если мой отец захочет со мной встретиться, пусть явится в Беллинджер-Холл! Я поклялась не переступать порог его дома. А если он такой щепетильный, что побрезгует приехать к вам, что ж, тогда он мне не нужен!
– Твоя преданность делает тебе честь, Алана, но таким образом ты не сможешь завести друзей среди наших соседей. Ладно, иди спать, моя милая наперсница. И пусть тебе приснятся только хорошие сны! – с искренней нежностью промолвила Лилия.
23
Алана сидела за туалетным столиком и глядела на свое отражение в зеркале, а Лилия укладывала ее волосы.
– Видишь, как красиво теперь вьются твои кудри? Хорошо, что мы тебя подстригли. Так… теперь я сделаю тебе самую модную прическу в этом сезоне…
Лилия зачесала ее волосы назад и призадумалась.
– Нет, чего-то все-таки не хватает… – Она порылась в шкатулке из слоновой кости, где у нее хранились драгоценности, и достала два жемчужных гребешка. – Вот то, что тебе нужно! Да-да, это будет последним штрихом!
Алана с радостным изумлением уставилась на незнакомку в зеркале. Неужели она так преобразилась? Светло-розовое платье с длинными рукавами и высоким воротником сидело на ней как влитое.
Лилия застегнула на шее Аланы жемчужное ожерелье и довольно улыбнулась.
– Готово! Теперь встань, дорогая, и покажись во всей красе.
Алана медленно поднялась со стула. Атласные туфельки мягко облегали ногу. Оказалось, что в них очень удобно ходить!
– Мне даже не верится, Лилия! Я хорошенькая?
– Хорошенькая? Да ты ослепительная красавица! Во всем нашем штате не найдется никого, кто мог бы сравниться с тобой.
Глаза Аланы засияли от счастья. Ей очень шел розовый цвет, в этом платье она была похожа на ангела.
– Ах, если бы Николас меня сейчас увидел…
Лилия потрепала ее по щеке.
– Не волнуйся, дорогая, он скоро тебя увидит. И поймет – если еще не понял, – что у него не жена, а просто чудо!
– Когда мой отец обещал приехать? – вдруг спохватилась Алана.
– В три. Осталось пятнадцать минут, и, насколько я знаю твоего отца, он не заставит себя ждать. Так что нам, пожалуй, пора спуститься вниз. – Лилия немного помолчала и добавила: – Я не стала упоминать в записке о том, что вы с Николасом поженились. Ты лучше сама ему скажи.
– Я так боюсь нашей встречи, Лилия!
– Тебе совершенно нечего бояться, дорогая. Ты прекрасно выглядишь. Но только помни о главном!
– О чем?
Лилия взяла Алану пальцем за подбородок и ободряюще улыбнулась:
– Выше голову! Еще выше! Вот так. Смотри отцу в глаза и не отводи взгляд. Ты должна показать, что гордишься собой и своим происхождением.
– Я постараюсь.
– Да, вот еще что… Отец предупредил меня в записке, что он привезет с собой Дональда и… Элизу. Я не стала тебе сразу говорить, чтобы ты не воспротивилась. Все равно ты рано или поздно с ней встретишься, и лучше сделать это на своей территории.
У Аланы душа ушла в пятки.
– Я… я не люблю ее, Лилия, – прерывающимся голосом сказала она. – А Элиза – та меня просто терпеть не может!
– Ну и что? Не ты придешь к ней в гости, а она к тебе. Так что если она позволит себе какую-нибудь грубость, ты с полным правом укажешь ей на дверь. Не забывай, ты же шайенская принцесса! Тебе не пристало бояться встречи с какой-то там Элизой!
Алана кивнула, явно повеселев.
– Вперед! – провозгласила Лилия, беря ее за руку.
Лилия не ошиблась насчет пунктуальности Энсона Кэлдвелла. Едва часы в вестибюле пробили три удара, к дому подъехал экипаж.
Эскью, величественно выпрямив спину, пошел открывать дверь.
Алане безумно хотелось подбежать к окну и хоть одним глазком взглянуть на отца, но она вспомнила наставления Лилии и не шелохнулась. Гордо расправив плечи, Алана стояла посреди гостиной, ожидая, пока дворецкий церемонно доложит о приезде ее родственников.В напряженной тишине громко тикали часы, затем входная дверь открылась, и послышались неторопливые шаги Эскью.
– Мужайся, – прошептала Лилия. – Выше голову! Пусть Элиза Кэлдвелл увидит, с кем она имеет дело!
Алана послушно подняла голову и напустила на себя важный вид, хотя на самом деле ей было так страшно, что она едва могла вздохнуть.
Наконец раздался голос Эскью:
– Госпожа, к вам мистер Кэлдвелл, мисс Элиза и мистер Дональд!
Лилия грациозно, словно плывя по воздуху, двинулась навстречу гостям:
– Энсон! Как я рада вас видеть! Давненько вы не были в Беллинджер-Холле. Добро пожаловать, Элиза! Ты прекрасно выглядишь, какое у тебя прелестное платье! И ты, Дональд, тоже неотразим. Я была счастлива узнать, что тебя выбрали в конгресс.
Алана стояла с безразличным видом, как будто ее все это не касалось, и холодно смотрела на отца, который то и дело бросал на нее испытующие взгляды. Пелена забвения внезапно спала, и Алана увидела перед собой человека, которого когда-то любила, может быть, больше всех на свете. Для нее явилось неожиданностью, что годы почти не изменили его внешность. Только волосы на висках поседели, да у глаз и губ залегли тонкие морщинки. А в остальном отец остался прежним…
Вновь Алана услышала низкий, бархатистый голос Энсона, и в ее памяти мгновенно всплыли картины детства… В то время отец был для нее целым миром…
– Лилия, я не могу найти слов, чтобы выразить вам с Николасом признательность за заботу о моей дочери. Хотя мне, право, непонятно, почему она предпочла остановиться у вас, а не у меня.
– Я думаю, Алана сама вам все расскажет, – заверила его Лилия.
Алана медленно перевела взгляд на Элизу. Та, как и в прошлый раз, смотрела на сестру с холодной неприязнью. Ясно было, что любви от нее не дождешься.
Стараясь не встречаться глазами с отцом, Алана принялась разглядывать Дональда. Почему-то ее воображение всегда рисовало его похожим на отца. Так и есть! Она не ошиблась! Это копия молодого Энсона.
Лилия тактично оставила Кэлдвеллов наедине друг с другом.
Когда дверь за ней затворялась, Алана чуть было не вскрикнула: «Куда же вы? Вернитесь! Не бросайте меня на произвол судьбы!»
Синие глаза Энсона смотрели на Алану ласково, с затаенной мольбой.
– Неужели эта ослепительная светская красавица и есть моя милая малютка? – с улыбкой проговорил он, медленно подходя к Алане.
Она глядела на него молча, не находя слов. Столько лет Алана ждала этой минуты, а теперь вдруг оказалось, что ей нечего сказать отцу. Нечего и незачем…
Энсон напряженно вглядывался в бесстрастное лицо дочери, ища хоть малейший признак того, что она рада их встрече. В последний раз, когда он видел Алану, она висела у него на шее и, рыдая, умоляла не покидать ее. У Энсона перехватило дыхание. Алана унаследовала от него лишь синие глаза и молочно-белую кожу, а в остальном это была вылитая мать.
– Поздоровайся же с отцом, дорогая Алана! – воскликнул Энсон, простирая к ней руки.
Девушка слегка попятилась.
Он сделал вид, будто не заметил этого, и продолжал нарочито бодро:
– Как ты выросла! Я оставил тебя совсем крошкой, а теперь передо мной взрослая девушка.
Алана по-прежнему ничего не отвечала, и тогда отец, беспомощно оглянувшись на Дональда и Элизу, растерянно проговорил:
– Вот… познакомься, пожалуйста, со своим братом Дональдом и с сестрой Элизой. Им тоже очень хотелось тебя увидеть.
Алану била мелкая дрожь, хотя внешне она казалась совершенно спокойной.
– Приятно познакомиться, – промолвила она, холодно глядя на Элизу. – Я премного о вас наслышана.
Элиза поджала губы и обиженно попеняла отцу:
– Ты нас уверял, что она воспитывалась у индейцев, папа. И, честно говоря, я рассчитывала увидеть грязную, неграмотную…
– Прекрати! – оборвал сестру Дональд. – Я лично очень рад нашему знакомству.
И, просияв, он протянул Алане обе руки.
Алана заглянула в его веселые голубые глаза и, увидев в них искреннюю симпатию, нерешительно приблизилась к Дональду.
– Я, как и Элиза, был введен в заблуждение рассказами про индейцев, – продолжал Дональд. – К примеру, мне и в голову не приходило, что ты такая красавица.
И не успела Алана опомниться, как очутилась в его объятиях. Скажи ей кто-нибудь еще час назад, что она будет обниматься с сыном Энсона Кэлдвелла, Алана бы возмутилась, но теперь она даже не пыталась высвободиться – Дональд был таким доброжелательным…
Отстранившись, Дональд кивнул на отца, расстроенного холодным приемом дочери.
– Ну поздоровайся же с отцом, сестричка! Ты не представляешь, с каким нетерпением он дожидался вашей встречи!
Алана подняла на отца глаза. Энсон бросился к ней и крепко прижал ее к груди.
– Алана! Моя Алана! – прерывающимся голосом проговорил он. – Боже, как я счастлив, что ты жива! Поверь, я был сам не свой, когда до нас дошли слухи о том, что стряслось с шайенами. Я места себе не находил от беспокойства.
В голосе Аланы звучало глухое отчаяние:
– А я думала, что ты забыл обо мне, отец. Я долго ждала тебя, но ты все не появлялся…
– Прости меня, Алана! Прости за то, что я тебе причинил столько боли! Но я безумно любил твою мать и после ее смерти не мог видеть ничего, что напоминало бы мне о ней. Я страшно виноват перед тобой, дочка, но я был так подавлен обрушившимся на меня горем…
– Таким образом папочка дает нам понять, что нашу мать он не любил вовсе, – противным скрипучим голосом произнесла Элиза. – И правда, когда она умерла, он не пролил ни слезинки.
От лица Энсона отхлынула кровь.
– Придержи язык, Элиза. Нашла место для семейных сцен!
– А что? Лилия Беллинджер и сама с удовольствием выставляет напоказ свое грязное белье… Впрочем, чего еще можно ожидать от янки? Если вас интересует мое мнение, то лучшего места для семейных дрязг, чем Беллинджер-Холл, вы во всей Виргинии не найдете.
– Замолчи! Я не позволю так отзываться о матери Николаса в его собственном доме! – не помня себя от бешенства, воскликнула Алана, и Кэлдвеллам стало ясно, что с этой девушкой шутки плохи, ибо ее светская учтивость – всего лишь маска, которая моментально слетает, если Алану разозлить.
Элиза на всякий случай попятилась, однако не удержалась от язвительного вопроса:
– Да по какому праву ты берешься защищать Николаса Беллинджера?
– По праву его жены! – гордо вскинув голову, парировала Алана.
Ответ сразил всех наповал.
В гостиной воцарилось молчание.
Потом наконец Энсон задумчиво протянул:
– Теперь я понимаю, почему ты поехала не к нам домой, а сюда…
Алана выразительно посмотрела на Элизу и поинтересовалась у отца:
– А ты бы меня не выгнал, если бы я приехала к вам?
Элиза поспешно отвернулась, однако Алана успела заметить в глазах сестры страх. Несмотря на свою наглость, Элиза явно не хотела, чтобы отец узнал про ее жестокую выходку.
– О чем ты говоришь? Да я бы тебя принял с распростертыми объятиями! – воскликнул Энсон. – Знай я, что ты здесь, мы бы приехали гораздо раньше. А где, кстати, Николас?
– Уехал в Вашингтон по делам, – ответила Алана, по-прежнему буравя взглядом сестру.
Дональд добродушно расхохотался.
– Господи, да ты представляешь, что ты наделала, сестрица? Взяла и увела из-под носа у наших невест самого богатого жениха во всей Виргинии! Ох, не завидую я твоей доле! Женщины тебе глаза выцарапают… Хотя мне лично устранение Николаса на руку – одним соперником меньше будет.
Ненависть, так долго копившаяся в груди Элизы, наконец прорвалась наружу.
– Правильно говорится, рыбак рыбака видит издалека, – прошипела она. – Премилая компания подобралась: предатель, переметнувшийся на сторону врага, мать предателя, замешанная в грязном скандале, и жена-полукровка… Нечестивая троица…
– Элиза! – одернул ее Энсон. – Предупреждаю в последний раз: веди себя прилично, или тебя отсюда выведут!
– Не обращай внимания на мою вздорную сестру, – подхватил Дональд. – Она просто ревнует. Ей и самой хотелось заарканить Николаса.
– Ложь! – взвизгнула Элиза, кидаясь на брата с кулаками. – Наглая ложь! Как ты посмел встать на ее сторону, негодяй?
Дональд виновато улыбнулся Алане и, схватив Элизу за плечи, повлек ее к выходу.
– Мы подождем в карете, – сказал Дональд отцу, а Алане подмигнул, как старой доброй знакомой. – Ладно, мы еще поболтаем, сестричка! Надеюсь, ты мне расскажешь о своей жизни у шайенов?
Алана с ужасом смотрела вслед Элизе. Почему сестра так ее ненавидит? Ведь они почти незнакомы! На лице Энсона читалось искреннее раскаяние.
– Мне очень жаль, что наша первая встреча омрачилась столь безобразной сценой. Признаться, я надеялся, что все мои дети смогут наконец поселиться вместе со мной под одной крышей, но теперь мне ясно, что это были иллюзии. Элиза… гм… она очень похожа на свою мать. Та тоже была эгоисткой, но это уже другая история. Прости меня, Алана! Если б я знал, что Элиза так себя поведет, я бы не взял ее с собой.
– Мы с ней никогда не будем друзьями. Я не желаю больше ее видеть, – тихо промолвила Алана.
– Не сердись на нее, дочь моя. Элиза росла без матери, в детстве она была лишена облагораживающего женского влияния.
– Но я тоже росла без матери! – с горечью возразила Алана. – С какой стати мне ее жалеть? У нее, в отличие от меня, был хотя бы отец!
– Ты права, – прошептал Энсон Кэлдвелл. – Скажи… а сейчас… ты… счастлива?
– Конечно! – с вызовом ответила Алана. – Я вышла замуж по любви. Почему бы мне не быть счастливой?
– Надо же, – потрясенно пробормотал Энсон Кэлдвелл, – мне и в голову не приходило, что вы с Николасом можете пожениться.
– Он вез меня к тебе, но… так получилось. Мы поженились в Сент-Луисе.
– Честно говоря, я надеялся забрать тебя с собой, – признался отец, – но вижу, что тебе нравится жить у свекрови.
– Нравится, – согласилась Алана. – А ты можешь приезжать ко мне в гости. Мы же теперь соседи. Хотя… – глаза ее посуровели, – сразу хочу предупредить: я не потерплю неуважительного обращения с Лилией. Если ты отвернулся от нее, как и все прочие…
– Спроси у Лилии – она тебе подтвердит, что этого не было и в помине! – сказал отец и добавил с печальной улыбкой: – Господи, как ты похожа на свою мать! Те же сверкающие глаза, та же гордая посадка головы… Если б ты знала, как я любил ее…
– Я тоже любила маму, – грустно откликнулась Алана.
– Она была необыкновенной женщиной. Я больше ни с кем не знал подобного счастья, – признался отец. – Она мне подарила тебя…
Алана молча кивнула.
Отец смутился и, чтобы загладить неловкость, поспешил поинтересоваться:
– А как поживают бабушка с дедушкой?
– Они умерли.
Голос Аланы прозвучал тускло и бесстрастно.
– Этого-то я и боялся, – прошептал Энсон. – Когда я услышал, что шайены вместе с сиу напали на Седьмой кавалерийский полк, я сразу понял, что вам грозит смертельная опасность. Дональд – у него связи в Вашингтоне – попробовал навести о тебе справки, но все было без толку. А потом я получил письмо от твоей бабушки и попросил Николаса Беллинджера, который как раз собирался в те края, разыскать тебя. Остальное ты и сама знаешь.
И тут вдруг Алану прорвало! Долго сдерживаемые чувства хлынули наружу.
– Все эти годы я ждала тебя! – с обидой вскричала она. – Ты же обещал приехать! Я, например, свое обещание сдержала – я каждый день говорила по-английски, чтобы не забыть язык… чтобы ты мог мной гордиться…
Отец погладил Алану по голове:
– Я очень горжусь тобой, милая. И ни от кого не собираюсь скрывать, что ты моя дочь. А не приезжал я к тебе потому, что боялся напоминаний о прошлом. Теперь я понял, что был не прав. Ты выросла без меня, и я тебя совсем не знаю… А жаль!
– Мне так хотелось, чтобы ты вернулся! – повторила Алана. – Каждое утро я поджидала тебя на дороге. Но шли месяцы, а тебя все не было… И наконец я перестала ходить на дорогу…
– Прости меня, голубка, прости, – потерянно пробормотал отец. – Я понимаю, что не заслуживаю прощения, но не отнимай у меня хотя бы надежды… Скажи, что когда-нибудь ты меня простишь, Алана!
Алана представила себе, как бы поступила на ее месте Лилия, и ей стало ясно, что следует ответить отцу…
– Я прощаю тебя, папа, – тихо промолвила она. Он облегченно вздохнул:
– Благодарю. Ты позволишь мне навещать тебя здесь?
– Разумеется, – кивнула Алана. – Мы всегда будем тебе рады.
– А я рад, что у тебя теперь есть Николас. Он благородный человек.
Отец снова заключил Алану в объятия, и они долго стояли, стараясь оживить в памяти прежние чувства. Но, увы, утраченного не вернуть…
Алана отстранилась первой.
– Твои дети тебя, наверное, заждались. Иди к ним, папа, – сказала она, и Энсону словно вонзили в сердце кинжал.
Хотя дочь и пообещала его простить, ни о каком настоящем уважении с ее стороны не могло быть и речи. Равно как и о любви… Ему подсказало это его сокрушенное сердце…
– Я скоро приеду, – пообещал он и, поцеловав Алану в лоб, направился к двери.
Когда отец ушел, Алана еще долго стояла в гостиной, вспоминая свое детство. Как они были счастливы втроем: мама, папа и она!
Увы, пути назад не было. С годами ее трепетная, самозабвенная любовь к отцу померкла, и теперь она вполне могла обходиться без него.
Ей было его жаль. Годы унесли нечто хрупкое и драгоценное, что соединяло их. Но что поделаешь, если нельзя вернуть прошлое?
24
Холодный март сменился теплым апрелем. В воздухе уже пахло весной. Беллинджер-Холл пробуждался от зимней спячки. На лугу резвились новорожденные жеребята, щипали травку маленькие телята. Царственные белые лебеди скользили по зеркальной глади большого пруда, а за ними плыл целый выводок птенцов.
Алана прогуливалась по тропинке, наслаждаясь весенними ароматами. В кустах сирени жужжали пчелы, пересмешники громко пели, сидя на ветвях магнолий. Пройдя по парку, Алана очутилась во фруктовом саду и залюбовалась розовыми и белыми кронами цветущих деревьев.
За садом начинался лес. Алана уже знала, что в южных лесах полным-полно дичи. Олени здесь не боялись людей и охотно принимали пищу из ее рук. Для Аланы было открытием, что оленя можно приручить и превратить в домашнее животное.
Внезапно ее внимание привлек странный звук. Она обернулась и увидела павлина, который распустил веером свои роскошные перья и важно расхаживал возле стайки довольно невзрачных самочек.
Ускорив шаги, Алана подошла к изящному мостику, перекинутому через протоку, и посмотрела на свое отражение в воде. Да… ничего общего с бледной немочью, какой она была, когда приехала в Беллинджер-Холл! Она уже не сомневалась в своей красоте и надеялась, что Николас тоже сочтет ее привлекательной.
Алана каждый день подолгу поджидала Николаса у дороги, но он не появлялся, и от него не было никаких известий. Зато отец несколько раз приезжал в Беллинджер-Холл вместе с Дональдом. Элиза воздерживалась от встреч с Аланой, чему та была только рада.
С пруда Алана пошла к реке и долго любовалась медленным, плавным течением Потомака и красивым закатом. Домой она вернулась уже в темноте.
В доме было тихо и, как показалось Алане, тоскливо. Еще один день прошел без Николаса… Не только она, но и вся усадьба ждала хозяина, а он не появлялся.
Лилия уже легла спать, домочадцы последовали ее примеру.
Молодой месяц тускло освещал спальню. Алана незаметно погрузилась в забытье, и ей приснился страшный сон: она замерзла, превратилась в ледышку и понимала, что уже больше никогда не сможет согреться, жизнь вытекала из нее по капле… Жалобно всхлипнув, она взмахнула руками, отталкивая темную руку смерти, но кто-то вдруг обхватил ее за плечи, прижал к себе и прошептал голосом Николаса:
– Успокойся, Синеглазка! Это всего лишь сон. Я же обещал тебе, что ты больше никогда не будешь мерзнуть и голодать…
Алана проснулась и… увидела Николаса! Живого и невредимого! Он вернулся домой!
Она обвила руками шею мужа и притянула его голову к своей груди.
Он усмехнулся.
– Вот не думал, что мне так повезет! Обнаружить в своей постели столь соблазнительную женщину – об этом я, право, даже мечтать не смел! Я ведь был уверен, что ты у отца.
Гордая Алана не смогла признаться, что сестра выгнала ее из отцовского дома, и ответила:
– Я решила, что место жены в доме мужа.
– Вот как? – улыбнулся Николас. – А я боялся показаться тебе на глаза.
– Вообще-то мне есть за что на тебя сердиться: ты уехал, даже не попрощавшись, – упрекнула его Алана. – Но… я решила тебя простить! Почему ты так долго не возвращался? Мы тебя заждались.
– О женщины! Вы неисправимы! – с шутливой патетикой в голосе воскликнул Николас. – Стоит на вас жениться, и вы уже с полным правом начинаете засыпать нас вопросами.
Но Алана не обиделась. Пусть поддразнивает ее, сколько хочет. Главное, что он вернулся и, похоже, рад ее видеть!
– Значит, ты не против того, что я лежу в твоей постели? – кокетливо спросила она.
– А в чьей еще ты должна лежать? – расхохотался он и добавил, мгновенно посерьезнев: – Знаешь, даже одной-единственной ночи, проведенной с тобой, оказалось довольно, чтобы все время, пока я был в Вашингтоне, ты не выходила у меня из головы. – Николас встал с кровати и начал раздеваться. – Я почти ни о чем, кроме этого, думать не мог!
По телу Аланы пробежала сладостная дрожь.
– Я так счастлива, что ты наконец приехал! – прошептала она.
Николас лег рядом и привлек жену к себе.
– Правда?
– Да! А как твоя мама обрадуется…
При упоминании о Лилии муж сразу напрягся, и Алана предпочла пока не обсуждать эту болезненную тему.
Он намотал на палец шелковистую прядку ее волос.
– Ты подстриглась?
– Да. Тебе нравится, Николас?
– А как же косы?
– Косы остались в прошлом.
– Вот как? Жаль… Длинные косы так шли моей индейской принцессе. Мне бы не хотелось, чтобы ты сильно изменилась, – вроде бы невзначай заметил Николас, однако Алана почувствовала в его словах предупреждение.
– С виду я стала другая, но в душе прежняя, – поспешно заверила она мужа. – А Лилия говорит, самое главное, чтобы человек оставался в душе верен самому себе.
– Неужели? – язвительно хмыкнул Николас. – Нашла с кем вести разговоры про верность!
Алана спохватилась и снова поспешила перевести беседу в безопасное русло.
– Но я не так уж и коротко подстриглась, – сказала она и тряхнула головой. – Видишь?
Николас прижал к себе жену и начал ласково гладить ее плечи, спину, бедра.
– О! У тебя не только прическа изменилась. В последнее время ты, должно быть, не страдаешь отсутствием аппетита?
– А что? – испугалась Алана. – По-твоему, я слишком толстая?
– Нет, ничего… в самый раз, – стараясь не сбиваться на шутливый тон, ответил Николас.
Прикосновения его рук и звуки любимого голоса всколыхнули в Алане воспоминания о блаженстве, которое доставила ей первая брачная ночь.
В открытое окно долетали ароматы цветов и запах влажной земли – только что отгремела мимолетная весенняя гроза.
Муж потянулся губами к ее нежной шее.
Алана закрыла глаза и пылко прошептала:
– Как же я по тебе соскучилась, Николас!
Незнакомая, манящая красота сводила его с ума.
При одной мысли о том, что он будет снова обладать этой женщиной, Николас задрожал от жгучего желания. Сорочка Аланы полетела на пол, туда же отправилась и его одежда.
Нежные губы жены с каждым поцелуем становились еще нежнее.
– Ты нужна мне! – глухим от страсти голосом проговорил Николас. – Если б ты знала, Синеглазка, как ты мне нужна!
Услышав долгожданное признание, Алана счастливо рассмеялась и, трепеща от восторга, подставила грудь под поцелуи мужа. Ласки становились все жарче, и наконец наступил момент полного слияния тел и душ.
Мысли Аланы были только о Николасе. Он один составлял для нее целый мир. И хотя он не сказал ей слов любви, а признался лишь в том, что она ему необходима, Алана с радостью удовольствовалась и этим.
Николас был нежен и терпелив, о лучшем возлюбленном она не могла и мечтать. Он не только брал, но и давал взамен. Постепенно увлекая ее за собой, он повел Алану к высшему блаженству.
Когда же волны страсти постепенно отхлынули, супруги еще долго лежали, обнявшись, и не могли произнести ни слова.
Затем Николас погладил жену по волосам и тихо произнес:
– По правде сказать, я побаивался, что вторая ночь станет для нас разочарованием. И когда мысли о тебе совсем уж не давали мне покоя, говорил себе, что то был сон, прекрасный сон… Я даже представить себе не мог, что наша связь уже так крепка!
Алана положила голову ему на грудь.
– А я не подозревала, что ЭТО настолько чудесно. Так всегда бывает?
– О нет, Синеглазка. У меня, во всяком случае, такого еще не было, – прошептал Николас и с горечью добавил: – Хотя за женщин я не ручаюсь. Ты лучше спроси у моей матери, она в подобных делах знаток.
– Не говори так! – Алана закрыла ему рот ладонью. – Твоя мать – очень добрая, хорошая женщина. Она не заслужила столь жестоких слов от своего единственного, горячо любимого сына!
Николас испытующе поглядел на жену.
– Я вижу, матушка нашла в тебе союзницу… Любопытно, как она объяснила тебе свой «маленький грешок»? А впрочем, Лилия – мастерица рассказывать сказки.
Алана вздохнула и, не желая ссориться с мужем, опять предпочла увести разговор от больной темы.
– Ты… ты завершил свои дела в Вашингтоне? – с преувеличенным интересом спросила она.
– А как же! – сразу повеселел Николас. – Между прочим, у меня есть для тебя хорошие новости. Я был в Бюро по делам индейцев, где в красках расписал им, каково живется шайенам в резервации. И мне пообещали немедленно устранить эти безобразия. – Чувствовалось, что ему приятно поделиться своими достижениями с женой.
– Но нужно действовать быстро, а то, пока помощь подоспеет, все шайены умрут с голоду!
– В Бюро обещали поторопиться и при мне отправили Уилли Чеппелу телеграмму, в которой говорилось, что продовольствие уже в пути.
– Телеграмму?.. – озадаченно переспросила Алана. – А… ты имеешь в виду поющие провода? Мне про них рассказывали…
– Поющие провода? – рассмеялся Николас. – Отлично придумано! Вот что значит народная мудрость!
Лицо Аланы порозовело от радости.
– Ты сотворил чудо, муж мой. Хочу надеяться, что племя шайенов больше не будет страдать от голода.
– Увы, Алана, поручиться за это я не могу, – покачал головой Николас.
Они надолго умолкли.
Николас завороженно глядел на жену, и ему не верилось, что все происходит наяву. Неужели за два месяца с ней и вправду произошла такая разительная перемена? Глаза Аланы были озарены внутренним светом, лицо стало поистине прекрасным. Темные волосы струились по плечам, стройная фигура напоминала статуэтку. Это была не женщина, а само совершенство.
Николас прижал Алану к себе и вспомнил их первую встречу. Если б он тогда не появился в резервации, она бы наверняка умерла… При одной мысли об этом Николасу стало так страшно, что он чуть не вскрикнул. Господи, да что с ним творится? Околдовала она его, что ли? А впрочем, это неудивительно, ведь Алана не похожа на других женщин. Она невинная, чистая, искренняя… Только бы свет ее не испортил!
Николас обнял жену за тонкую талию, и по его телу снова пробежал трепет желания. Нависнув над ней, он несколько мгновений жадно вглядывался в нее, а затем опять увлек ее в волшебную страну любви.
Когда и это путешествие завершилось, Алана блаженно вздохнула и заснула со счастливой улыбкой.
А Николасу не спалось. Обнимая спящую жену, он никак не мог побороть сомнения. Сможет ли она освоиться в чуждом ей мире? И в состоянии ли он будет защитить ее от обид, которых – он уже чувствовал это – ей не избежать?
Николас досадливо поморщился и повернулся к Алане спиной. Проклятие! Какого черта он женился на женщине, которая неспособна вписаться в его образ жизни? В Сент-Луисе это казалось единственным разумным решением, но сейчас Николас уже сомневался, что поступил правильно. Мужчина не может держать женщину в постели с утра до ночи, и Алане рано или поздно придется столкнуться с миром, который она не знает и не понимает.
Обуреваемый этими невеселыми думами, он долго лежал без сна, но затем усталость все-таки взяла свое.
Свидетельство о публикации №124070102230