Амелия

Так искусно одета, что где-то – раздета…
и маня́т в мир иллюзий, взметаясь, ресницы,
и сама без ума от камелий, рассветов,
и от той длинношеей и розовой птицы.

Он теперь – воздыхатель и лирик – не критик,
где-то меч Правосудья ржавеет в прихожей…
он – юрист, изменивший суровой Фемиде
с Афродитой пленительно розовокожей.
 
Он читал ей Бодле́ра и Поля Верлена…
Ей бы всё – про любовь Паскуале с Анджелой…
ей бы – «Giorni d'amore» и «розовой пены»,
даже если сам фильм, как жизнь, чёрно-белый…

Ей бы – «Дом Периньо́н» с шоколадным фонда́ном…
Он дорос лишь до плюшечек с кофе «Бурбоном».
Он ведь Кодекс учил и не чтил Мопассана,
но был нежен и мил, и забыл все Законы.

Он играл с нею в грёзы, дарил ей левкои…
Так слепую Фемиду затмила блондинка!
А она прикрывала зевоту рукою:
«Bel Ami, что за скука!.. Купи мне фламинго.

А бывают фламинго лилового цвета?..
А давай, полетим, как они, на Сейшелы!
Жаль, что жизнь не кино!.. Что там следом за летом?..
Да и мы не вполне Паскуале с Анджелой».

Он, ухаживал нежно, как все, – по старинке, –
за Фемидою так не ухаживал даже!
Ах, Амелия!.. Сердце из розовой льдинки
где-то, верно, растаяло, может, – на пляже.
…

Отгрустил, отпустило… разгладились раны…
Он столкнулся с другой, неуклюже и в спешке…
Чашкой кофе «Бурбон» угостил он Ульяну…
и так стало уютно в безлюдной кафешке!
~~~~~