Формат одиночества

Июнь, возвращаемся в город, рабочий режим
сменяется скукой, бездельем, рутиной и сплином.
Всё это спокойствие, вроде бы. Мы дорожим
возможностью редких свиданий. Квартал недвижим,
и ветер давно нипочём тополям-исполинам.
Кем были, кем стали мы в эти тревожные дни?
Кем были мы утром, кем стали, вернувшись к воротам
родного подъезда, где только тревоги одни
под пековым лаком. А палец ему протяни -
проглотит всю руку проёмом своим криворотым.
Иду, задыхаясь в желудочном жарком соку -
Иона июня, нырнувший в китовое брюхо,
чтоб как-то забыться, избыть городскую тоску
и стихосложение (в нём вообще не секу),
библейскиe тексты (и в этом ни рыла, ни уха).
А ты, дорогая моя, возвращаясь домой,
режим не меняешь, и прачка себе, и стряпуха.
Формат одиночества. Господи, Боже ты мой!
И можно соврать и поверить себе же самой,
припомнив немыслимый фреш тополиного пуха...
Когда он горел? Может, были мы вместе тогда,
в бегущем огне оставляя короткие встречи.
Горят фонари, через город бегут провода,
и можно друг другу твердить, что любовь - ерунда,
но жить друг без друга - об этом не может быть речи.