Велимир Хлебников, Председатель Земного Шара

Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И капля молока.
Да это небо,
Да эти облака!

   О Хлебникове я прочитал давно, у Юрия Тынянова, а интересовался я тогда Пушкиным. Очерк о Хлебникове я тогда прочитал, ни черта не понял, заказал стихи (это в Ленинке было), стихи мне его не понравились, да и кто их вообще любит-то, футуристов!? Но история не такая простая, я попытался разобраться. Главное, что я тогда понял из текста Тынянова, что с Хлебниковской «заумью» спешить не стоит, не нужно быстрых заключений. И еще, что по своим взглядам Хлебников был очень близок к тогдашним художникам-авангардистам: Малевичу, Гончаровой, кстати, они и рисовали иллюстрации к некоторым его книгам. Итак, жил такой поэт Хлебников, причем это был такой поэт поэтов, не знаю, кто первым так сказал, дальше все повторяли. Где-то на юге вместо одежды у него был мешок с прорезью для головы, а другой мешок он всё время наполнял стихами.  Он ездил в этом мешке с мешком стихов по чахоточным поездам где-то на юге, на эти поезда всё время нападали банды, и он терял свой мешок, но потом вновь наполнял его стихами. В нём было что-то святое, в Персии, куда его занесла нелёгкая, его звали урус-дервиш, русский пророк, потому что он на песке чертил формулы, в которые он заключил всё будущее и прошлое мира. Это я сейчас изложил то, что обычно рассказывается в лекциях о Хлебникове, всё это - бесконечное повторение одного и того же, так что я стёр из приложений авторов, которые много сочиняют, но называть их не стану, о других поэтах и писателях у них такого нет. Кроме всего прочего, чтобы понять тогдашних футуристов, нужно понять атмосферу того времени, тех людей, которые творили, и тех, которые их читали, что ещё сложнее. Это трудно, дело в том, что конечно они разные по степени одаренности, и у них самих были взлеты и кризисы. Но главное о Хлебникове давно сказал Тынянов: «Голос Хлебникова в современной поэзии уже сказался: он уже ферментировал поэзию одних, он дал частные приемы другим. Влияние его поэзии—факт совершившийся. Влияние его ясной прозы - в будущем».
    Разбираться нужно поэтапно, получится длинно, а что вы хотите? Это целая эпоха, от Мандельштама и Маяковского, до Евгения Шварца, Давида Бурлюка и Михаила Кузьмина.      
     Но я начну с женщин Хлебникова. По воспоминаниям окружения, влюблялся Хлебников невероятное количество раз, но никогда не любил по-настоящему. Только вот конкретно о его привязанностях мало что известно, да и друзья хороши. В 1909 году лето Хлебников провёл в Святошино, пригороде Киева, где жили его родственники - семья Варвары Николаевны Рябчевской (Вербицкой). С ними у Хлебникова установились близкие отношения, а в Марию Рябчевскую, дочь Варвары Николаевны, он был некоторое время влюблён и посвятил ей несколько стихотворений.
    Теперь о Николаевой. Об их отношениях люди исследования проводят и пишут диссертации. По какой-то неведомой причине, думаю из специфической ревности, друзья недолюбливали Надежду Николаеву, часто называя её то «Китайской богородицей», то вообще опуская имя (Воспоминания Д.Бурлюка и Д.Петровского). Надежда Васильевна Николаева (в замужестве Новицкая) родилась 13 октября ст. ст. 1894 г. в Иркутской губернии, умерла 30 декабря 1979 г. в Ленинграде. Известно, что она была из обеспеченной семьи, отец – инженер, мать то ли из рода поэта-партизана Дениса Давыдова, то ли родственница К.П. Победоносцева. В 1903 г. семья переехала в Москву, где Николаева окончила классическую гимназию, занималась балетом, археологией и искусствознанием (в частности, Италией и древним Китаем), снималась в кино. Уже с 1913 г. Надежда Васильевна начала жить самостоятельно и общалась с художниками и поэтами-авангардистами – Гончаровой и Ларионовым, Бурлюками и др. Участвовала как балерина в выступлениях футуристов, организованных Давидом Бурлюком. В 1913-начале 1914 г. жила с художником Всеволодом Максимовичем, который в апреле 1914 года покончил жизнь самоубийством. Весной 1919 г. уехала с семьей в Вологду, где стал работать её отец. Там в 1923 г. она познакомилась с рабочим, впоследствии агрономом, Мечиславом Ивановичем Новицким, вышла за него замуж и прожила с ним до его смерти в 1954 г. Всю жизнь бережно хранила и бесплатно передавала музеям и архивам наследие трёх ушедших друзей её молодости, доверивших ей своё творчество, в частности поэта Хлебникова.
    Достоверно известно только, что у неё был роман с Хлебниковым, который даже помышлял о женитьбе. Из рассказов Николаевой о её жизни в 1913–1914 гг. и о её тогдашних приятелях (Гончаровой, Ларионове и др.) мы знаем и о её знакомстве с Хлебниковым и Маяковским, которое произошло в 1913 г. на вечере издателя В.В. Пошуканиса. Хлебников скучал в углу дивана, и они начали говорить о древностях, Хлебникова интересовал Египет, а Николаеву – Китай. Летом 1914 г., после пережитой Николаевой трагедии (в апреле погиб Максимович, и по её рассказу, он «ложечкой съел морфий и уснул, через 2 дня умер в больнице»), она пригласила Хлебникова на подмосковную дачу, где жила вместе с семьей. «Он вместе со мной поехал на дачу, где жили мои родители, в Петровское-Разумовское. Мы жили отдельно во втором этаже, под крышей…». В воспоминаниях Николаевой об этом лете, много смешных и трогательных деталей: о том, почему она назвала его Пумой («Волосы Хлебникова были похожи на пушистую шерсть безгривого льва – пумы. Отсюда прозвище»), о его ревности к приезжающим к ней в гости поклонникам, о том как, зная о её любви к лягушкам, он ранним утром собирал их в лесу, чтобы порадовать её при пробуждении и т.д. Интересен рассказ об отношении Хлебникова к матери Надежды Васильевны, особенно, если вспомнить, что уже в начале следующего года поэт обратится к теме двойников в повести «Ка» (будет немного об этой повести ниже). Так или иначе, но кажется для Хлебникова с его постоянной неустроенностью и голодом это было самое счастливое время его недолгой жизни. Он написал тогда, посвящая Николаевой:

Небо душно и пахнет сизью и выменем.
О, полюбите, пощадите вы меня!
Я и так истекаю собою и вами,
Я и так уж распят степью и ивами.
1912
Вот еще одно стихотворение Хлебникова, посвящённое Николаевой, в котором он – Одиссей, она – царевна Навзикая:

Где, камень обегая, влага струи разрывает,
Навзикая,
Сидя на корточках,
Моет чьи-то порты,
Присевшим муллой
[Скрюченным]
Виден памятник.
А на дороге цветок
Сорванный, вами ник.

Голубосерою клешней
Как древле схвачен,
Я оставил тебя, соноокий зверь

А вот фото Николаевой я не нашёл, был ее портрет, написанный Хлебниковым в то лето, но он не сохранился, к сожалению.
    А теперь о смерти поэта Велимира Хлебникова, Председателя Земного шара.
Сохранился дневник художника Петра Митурича по дням о смерти Хлебникова, есть еще письма к наркому Луначарскому, но это какая-то эпическая история, и я её излагать не буду. Существуют рисунки Петра Митурича, у которого Хлебников прожил последние дни своей жизни. По воспоминаниям самого Митурича, которого после фронтов приютила семья Исаковых, «Велимир явился зимой с мешком рукописей, без пальто, в солдатской телогрейке. Брики снабдили его одеждой с плеча Маяковского и поселили в большом доме по Мясницкой ул.21». Исаков взялся за издание трудов Хлебникова, только ничего не получалось, главное – денег не было. «Ко времени моего приезда Велимир был водворен в комнату Спасского, художника, который скромно жил один без жены. И Велимир, постелив тулупчик на железную кровать, спал и работал, сидя на ней. Денег не было, издательские дела шли плохо. Напечатано было только стихотворение в «Известиях» «Эй, молодчики-купчики...» (см. в подборке стихов). И вот дальше: «Велимир к весне начал хворать. Персидская малярия давала приступы. Помню, я встретил его на дворе его дома. Я пришел со своей обычной корзинкой с обедом от Исаковых для Велимира. Его дома не было. Но по выходе из дверей я встретил его. Он шел в расстегнутом тулупчике, серый, с блуждающими глазами и трясущимся подбородком. Подмышкой папочка с рукописями. Снег шел большими хлопьями. «Есть письма месть... — может быть, думал он и складывал: Мой плач готов... и вьюга веет хлопьями... Я продырявлен копьями духовной голодухи...»
     Пришли домой, в комнатушке холодно. Я принес в банке суп и кусок пирога. Получил это от Анны Осиповны с условием, что она будет давать обед, пока он болен. Пока донес обед с Арбата, он остыл. Но Велимир сразу принимается за еду. Он всовывает пирог в банку с супом, разминает ложкой и ест. Он не может жевать пищу, так как у него осталось несколько передних зубов, которые мешали жевать деснами, поэтому он предпочитал есть размягченную пищу. Обычно мне давалась во время его обеда рукопись. Поев, Велимир усаживался по-турецки на свою железную кровать. На табуретке около - чернила в баночке и бумага. Кладет папку на ноги и пишет». Потом Хлебникову стало легче, он бродил по Москве, приезжал к Брикам. «На нем был сильно изношенный серый костюм Маяковского, ботинки военного образца, серый суконный тулупчик Маяковского, тоже сильно поношенный, военного покроя, и круглая меховая шапочка». В общем, читать об их жизни в тот период – это что-то невероятное, тем не менее, «Вестник» и они опубликовали, а «Зангези» - готовили к печати. Дальше Митурич решает ехать к жене в Новгородскую область на лето, она жила отдельно, и у неё была корова. Оставлять полубольного Хлебникова в Москве было не на кого и опасно, без приюта и питания, так что Митурич предложил Хлебникову поехать с ним, и тот согласился. «Велимир собирает свой мешок рукописей и переносит со мной на Даев пер. д.9, к родным жены, откуда мы должны двинуться на вокзал. Мешок с бельем и мешок с рукописями оказались очень тяжелыми. С таким грузом идти нельзя. Бельё нужно взять - там помоют и почистят женщины. Рукописи предлагаю оставить в Даевом пер., где они, конечно, будут в полной сохранности до его скорого возвращения. Велимир категорически не соглашается. Он их нес в Персии, на Кавказе, донес до Москвы и тут не желает с ними расставаться. Я понял его чисто физические труды, которые он совершил уже для того, чтобы донести свои мысли людям. Я повиновался его воле, и все его имущество, помещавшееся в двух мешках, было взято». Они собрали пожитки и пошли на вокзал, по дороге Хлебников сказал: «Люди моей задачи часто умирают 37-ми лет; мне уже 37 лет». С этими мрачными соображениями Митурич тогда не согласился, ему казалось, что на природе всё у Хлебникова наладится. От станции Боровенка до Санталово было 16 верст, но они с грехом пополам добрались, и то потому только, что им дали лошадь с телегой, а лошадь сказали, что потом заберут. Жена жила с няней Фопкой, «неграмотной цокающей нижегородской бабой», Митурич им ничем помочь не мог все эти годы, поскольку был на фронтах, но они приспособились жить самостоятельно, и жили неплохо по сравнению с голодом и разрухой в городах. По приезду некоторое время они жили прекрасно, Хлебникову всё нравилось, но потом он простыл и слёг. Был сенокос, вести его в больницу отказывались, «но один санталовский старик, хорошо нам знакомый, обещал на послезавтра в воскресный день свезти Велимира в Крестцы. Все попытки нанять на более раннее время не увенчались успехом. Утром 1-го июня, в воскресенье, мужик подъезжает с большой телегой. Кладем в нее сено. Одеваем Велимира в его костюм, накрываем его тулупчиком и, взяв с собой хлеба и молока, отправляемся в путь. С нами идет и Н. К. (жена Митурича). Мы с ней идем рядом с подводой. Велимир лежит прямо во весь рост. Ни на что не жалуется. Мужик ведет философско-религиозную речь. На всё-де, мол, воля Божья. Бог дал, Бог взял и т.п.» В больнице врачи не осмотрели Хлебникова, просто ушли из больницы, Митурич пишет: «Я спрашиваю Велимира, что бы он хотел теперь. «Я бы хотел поскорее умереть...» Я утешаю его, говорю, что теперь дело пойдет на лад». И дальше: «Фельдшер говорит, что положение больного ухудшается, это клинический больной; здесь его нечем лечить, нужно везти его в какую-нибудь клинику. Я говорю, что это непременно будет, что я написал в Москву и Ленинград, но ни сегодня, ни завтра сделать этого нельзя, что нужно продержаться неделю. По обстановке было ясно, что все ждут скорой смерти Велимира. Я предлагаю Велимиру предпринять переезд в Санталово, а там уже дальше. Он согласен».
    Конец был тяжёлым. «Днем Н. К. приносит черничную настойку на самогоне. Я наливаю не больше одной рюмки в фаянсовый чайник, из которого Велимиру удобнее пить лежа. (Он продолжал самостоятельно себя поить.) Когда я предложил ему настойку, у него радостно засветились глаза, и он жадно выпил. «Очень вкусно...» — произнес благодарно. Он заметил после испития вина: «Я знал, что у меня дольше всего продержатся ум и сердце». В этой фразе я слышал полную ясность сознания, сознания своего конца. Рано утром его навещала Фопка и будто бы спросила: «Трудно тебе умирать?» (она всем говорила «ты»), и будто бы он ответил ей: «Да».
    Когда утром я пришел к нему, то Велимир уже потерял сознание. Я взял бумагу и тушь и сделал рисунок с него, желая хоть что-нибудь запечатлеть. Правая рука у него непрерывно трепетала, тогда как левая была парализована. Ровное короткое дыхание с тихим стоном и через большие промежутки времени полный вздох. Сердце выдерживало дольше сознания. В таком состоянии Велимир находился сутки, и на утро в 9 часов перестал дышать. Фопка, как положено, пришла обмывать мертвого. Когда мы открыли тело Велимира, то она в ужасе всплеснула руками: «Бедный страдалец!» Потом, приподнимая тело для переодевания в чистое белье, она произнесла заклятие: «Не пугай меня, не пугай ночами!» По-разному на Руси умирают поэты, эта смерть одна из самых страшных.
    Итак, Велимир Хлебников (настоящее имя Виктор Владимирович Хлебников; 9 ноября-1885, Малые Дербеты, Астраханская губерния - 28 июня 1922, Санталово, Крестецкий уезд, Новгородская губерния) - русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда, один из основоположников русского футуризма, реформатор поэтического языка, экспериментатор в области словотворчества и зауми, «председатель земного шара». (Вики)
   Отец - Владимир Алексеевич Хлебников - естественник-орнитолог, мать - Екатерина Николаевна Хлебникова (урождённая Вербицкая), историк по образованию
По отцовской линии он из старинного купеческого рода — его прадед Иван Матвеевич Хлебников был купцом первой гильдии и потомственным почётным гражданином Астрахани.
    В 1898 году семья переехала в Казань, где Виктор поступил в 3-ю казанскую гимназию. Про его образование точно не напишешь, он учился и в Казанском университете на физмате, в 1908 Хлебникова зачислили на физмат Санкт-Петербургского университета, и он переехал в Санкт-Петербург. Главной причиной переезда было его желание серьёзно заниматься литературой. В сентябре 1909 года Хлебников перевелся на историко-филологический факультет славяно-русского отделения университета. В результате он не окончил ничего. Еще из событий, тогда на него повлиявших, было его участие в студенческой демонстрации в Казани в 1904 году, он был арестован и месяц провёл в тюрьме. Русско-японская война и произошедшее в ходе неё Цусимское сражение оказали большое влияние на Хлебникова и побудили его начать поиски «основного закона времени», пытаться предсказать грядущие события, чтобы избежать катастроф и смертей. Он начинает заниматься цифрами и предреканиями, пишет «Доски судьбы». К этому я ещё вернусь, поскольку у него действительно есть точные предсказания, а смысл его теории довольно прост.
    С 1908 года он явно попал под влияние символистов, в частности Вячеслава Иванова, с которым он лично познакомился весной 1908 года в Судаке. В Петербурге он сблизился с кругом молодых поэтов и начал, по его собственным словам, вести богемную жизнь. В этот период Хлебников познакомился с символистами Алексеем Ремизовым и Сергеем Городецким, и посещал поэтические вечера. Увлекался языческой Русью и народным русским языком. К этому времени относится кратковременное увлечение Хлебникова идеей воинственного панславизма. Он даже написал статью с призывом к вооруженной борьбе за свободу славянских народов Восточной Европы, её появление было связано с Боснийским кризисом. Но через пару месяцев он от этих принципов отошёл и занялся другими делами, что для него было характерно.
    В апреле 1909 года начала работу «Академия стиха» на «башне» Вячеслава Иванова. «Башней» называлась квартира Иванова, находившаяся на последнем этаже дома 35 по Таврической улице, с круглой угловой комнатой. Её посещал Хлебников и после возвращения из Святошина. Осенью Хлебников познакомился с Николаем Гумилёвым, А. Н. Толстым, сблизился с Михаилом Кузминым (в одном из писем матери Хлебников называет Кузмина своим учителем). Осенью же Хлебников взял себе творческий псевдоним Велимир, южнославянское имя, означающее «большой мир». Он стал членом «Академии стиха», и его стихи готовятся в печать в журнале «Аполлон», организованном кругом Вячеслава Иванова, но стихи Хлебникова не были напечатаны.
     К началу 1910 года Хлебников уже перестал посещать «Академию стиха». В феврале Василий Каменский (фото в подборке) познакомил его с другим крылом нового искусства: художником Михаилом Матюшиным, его женой поэтессой Еленой Гуро, братьями Давидом, Владимиром и Николаем Бурлюками. Вскоре Хлебников переехал жить в квартиру Бурлюков. В марте 1910 года его стихотворение «Заклятие смехом» появилось в сборнике «Студия импрессионистов» под редакцией Николая Кульбина. Но взгляды Кульбина не очень подходили Давиду Бурлюку и Хлебникову, что привело к тому, что они основали собственную группу - «будетляне» (от слова будет) и начали готовить выпуск сборника, который решено было назвать «Садок судей». Книга увидела свет в апреле 1910 года. В «Садке…» были напечатаны некоторые произведения Хлебникова. Сборник был воспринят как открытая конфронтация с литературным миром. Валерий Брюсов писал о нём: «Сборник переполнен мальчишескими выходками дурного вкуса, и его авторы прежде всего стремятся поразить читателя и раздразнить критиков». Будетлян можно назвать первой футуристической группой в русской литературе.
   Летом 1911 Хлебников отправился в речное путешествие в Астрахань. К тому моменту он был уже исключён из университета за неуплату, что окончательно поссорило его с родителями, не одобрявшими литературные занятия Велимира.
    К 1912 году со времени выхода «Садка судей» прошло уже почти два года, за которые будетляне не предпринимали никаких действий. Тогда Давид Бурлюк пригласил в группу двух молодых поэтов - Владимира Маяковского и Алексея Кручёных. Особенно близко Хлебников тогда сошёлся с Кручёных, стихи которого были сродни творчеству Хлебникова в том, что касается словотворчества. 1912 год ознаменовался для Хлебникова изданием первой книги. В мае в Херсоне на средства автора с рисунками Владимира Бурлюка была издана брошюра «Учитель и ученик», в которой Хлебников попытался рассказать о найденных им «законах времени», в том числе предсказал революцию 1917 года, Февральскую и Октябрьскую революции: «Не сто;ит ли ждать в 1917 году падения государства?».
    В августе в Москве была опубликована «Игра в аду», поэма, написанная в соавторстве Кручёных и Хлебниковым. В том же году футуристы (будетляне) начали активно пропагандировать свою деятельность. Проходят выставки художников-авангардистов, тут, понятное дело, возглавляемая Давидом Бурлюком группа «Бубновый валет», «Ослиный хвост» во главе с Натальей Гончаровой и Михаилом Ларионовым, проходят диспуты с участием футуристов, Маяковский читает свои стихи в арт-кафе «Бродячая собака». Тогда же будетляне стали готовить стихотворный сборник.
     Сборник, названный «Пощёчина общественному вкусу», увидел свет 18 декабря. Предварявший его манифест, написанный Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым, призывал «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч., с парохода современности», содержал обвинения в адрес самых авторитетных русских литераторов («Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Аверченко, Чёрным, Кузминым, Буниным и проч., и проч. — нужна лишь дача на реке»), а также утверждал важный для творчества Хлебникова принцип права поэта «на увеличение словаря поэта в его объёме произвольными и производными словами. Тогда Хлебников требовал вычеркнуть Кузмина, одного из первых своих учителей, из списка «тех, кому нужна лишь дача на реке», однако в итоге уступил.
     Значительную часть сборника (почти половину) составляли стихи Хлебникова, в том числе знаменитое стихотворение «Кузнечик» (см. в подборке). Критика встретила сборник в штыки (один из отзывов: «Вымученный бред претенциозно бездарных людей»), но книга была быстро раскуплена. Уже через два месяца, в феврале 1913, футуристы издали листовку с тем же названием («Пощёчина общественному вкусу»), где Хлебников был назван гением и великим поэтом современности. Осенью продолжились скандалы с участием футуристов и в том числе Хлебникова: Давид Бурлюк выступил с циклом лекций «Пушкин и Хлебников», где называл Пушкина «мозолью русской литературы», тогда же Мандельштам вызвал Хлебникова на дуэль после ссоры в «Бродячей собаке». Это история не очень приятная, но из песни слова не выкинешь. Оба поэта нашли общий язык и высоко оценивали творчество друг друга. Мандельштам называл Хлебникова «кротом, прорывшим в языке ходы на сотню лет вперед». Но ведь и сам Мандельштам перекраивал язык в своих стихах, так что в этом они были похожи. Хлебников всюду искал «русскость», увлекался славянофильством, Мандельштам же много путешествовал по Европе и придерживался «арийской» системы ценностей символизма. Согласно этой системе, все европейские народы родственны не только между собой, но и с персами и индусами, сейчас эта общность называется индоевропейцами. Подоплекой к конфликту между Мандельштамом и Хлебниковым стал нашумевший в те годы судебный процесс над евреем Менделем Бейлисом. В 1911 г. приказчик Бейлис якобы совершил ритуальное убийство мальчика. В ходе расследования стало ясно, что дело сфабриковано, но судебный процесс тянулся еще два года. В 1913 г. Бейлиса оправдали. Далеко не все были согласны со следствием и считали Бейлиса убийцей. Этой же позиции придерживался и Велимир Хлебников. В конце ноября 1913 г. в петербургском подвале-кабаре «Бродячая собака», где собирались многие столичные поэты, Хлебников читал антисемитские стихи, обвинив евреев в использовании христианской крови. Мандельштам, будучи евреем по национальности, принял обвинения на свой счет и бросил поэту:
«Я как еврей и русский оскорблен, и я вызываю вас. То, что вы сказали — негодяйство!».
Поэты собирались стреляться и даже успели назначить секундантов. Ими стали поэт и художник П. Филонов и филолог В.Шкловский. Однако секунданты сделали все, чтобы примирить поэтов и предотвратить дуэль. Филонов заявил, что «будет бить обоих дуэлянтов, пока они не откажутся от своей затеи». Хлебников первым сделал шаг к примирению, сказав своему сопернику:
«Я не могу Вас убить на дуэли. Пушкина убили, Лермонтова убили, скажут еще, что в России обычай такой…».
    Инцидент никак не повлиял на дальнейшие отношения между поэтами. После революции Мандельштам даже помогал Хлебникову найти жилье в Москве и часто навещал его. Они остались друзьями.
    В октябре 1913 года появился ещё один манифест, написанный Кручёных и Хлебниковым без участия остальных футуристов. Он прилагался к сборнику «Слово как таковое». В манифесте было сформулировано понятие заумного языка:
Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами, а будетляне речетворцы разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык).
   В   начале 1914 года состоялся визит в Россию родоначальника итальянского футуризма Филиппо Маринетти, на лекциях которого Хлебников, отрицавший преемственность русского футуризма от европейского, демонстративно отсутствовал, из-за чего поссорился со многими своими друзьями. Более того, во время одного из чествований Маринетти в Петербурге раздавалась составленная Хлебниковым и Бенедиктом Лившицем листовка, осуждавшая преклонение перед Маринетти и утверждавшая приоритет русского футуризма. Похоже, что здесь у Хлебникова был простой патриотический зуд, он считал своё движение никак не связанным с западным и возникшем раньше, да и не нравилось ему слово «футуризм», отсюда и «будетляне» и т.д. А может быть, это у него предвидение, совершенно для него характерное и обычное, ведь Маринетти стал одним из основателей фашизма в Италии, а затем в 1942 году 65-летний Маринетти воевал на территории СССР в составе итальянского корпуса и был ранен под Сталинградом. А Хлебников невзлюбил его еще в 1914-м, и со многими друзьями разругался на этой почве.
    В декабре 1913 года вышел первый авторский поэтический сборник Хлебникова. Он назывался «Ряв!» и был издан при помощи Алексея Кручёных. Уже в феврале 1914 года Давид Бурлюк, с которым Хлебников был в ссоре из-за разногласий по поводу Маринетти, издал первый том собрания сочинений Хлебникова, снабдив его восторженным предисловием: «Хлебников указал новые пути поэтического творчества!.. Хлебниковым созданы вещи, подобных которым не писал до него ни в русской, ни в мировых литературах никто». Вообще же к весне 1914 года Хлебников был в ссоре со многими своими друзьями и несколько разочаровался в футуризме. К 1915 году практически будетляне распались, и Маяковский в статье «Капля дёгтя» (1915) признал, что «футуризм умер как особенная группа».
    19 июля (1 августа) 1914 года началась Первая мировая война. Как и русско-японская, она побудила Хлебникова к поискам неких исторических закономерностей, которые помогли бы предвидеть события и не допустить новых войн. Этим он начинает заниматься летом, когда гостил у родителей в Астрахани. В это же время у него завязался роман с московской актрисой Надеждой Николаевой, и Хлебников некоторое время гостил у неё (см. выше). В сентябре он возвратился в Петроград (уже Петроград!) и снова уехал в Астрахань. 1915 год поэт проводит в разных местах: в Астрахани, в Москве, на даче у Бурлюков в Михалёве, в Петрограде с посещениями Куоккала, где в то время находились дачи многих деятелей искусства и где собиралась богема. В это время футуристы сблизились с Ильёй Репиным и часто бывали на его даче. Хлебников же чаще посещал дачу Юрия Анненкова, который нарисовал его портрет.
    В это же время произошло сближение Велимира Хлебникова с Павлом Филоновым. Мимолётно образ его и мироощущение художника - в рассказе В. Хлебникова «Ка».
«…Я встретил одного художника и спросил, пойдёт ли он на войну? Он ответил: «Я тоже веду войну, только не за пространство, а за время. Я сижу в окопе и отымаю у прошлого клочок времени. Мой долг одинаково тяжёл, что и у войск за пространство». Он всегда писал людей с одним глазом. Я смотрел в его вишнёвые глаза и бледные скулы. Ка шёл рядом. Лился дождь. Художник писал пир трупов, пир мести. Мертвецы величаво и важно ели овощи, озарённые подобным лучу месяца бешенством скорби».
    Павел Филонов написал портрет поэта, который не сохранился, а рисунок см. в подборке. Странно, как такие люди находили друг друга в России?! Думаю, что выбор Филонова не был случаен.
     Весной 1916 года Хлебников уехал в Астрахань и оттуда 8 апреля был мобилизован на военную службу, в 93-й запасной пехотный полк, находившийся в Царицыне. Военная служба давалась Хлебникову с большим трудом, о чём свидетельствуют его письма родным и знакомым. Просто невозможно представить себе Хлебникова солдатом, тем не менее, это так. Но уже через месяц после начала службы Хлебников написал давнему знакомому Н. И. Кульбину, который в годы Первой мировой войны был военным врачом-психиатром, письмо с просьбой о помощи. Тот сразу начал действовать и констатировал у Хлебникова «состояние психики, которое никоим образом не признаётся врачами нормальным», после чего поэту назначили комиссию, и после ряда комиссий в начале весны 1917 года Хлебникову был предоставлен пятимесячный отпуск. Он сразу же уехал в Харьков и после этого в армию уже не вернулся. События Февральской революции побудили Хлебникова в мае отправиться в Петроград. Затем он много путешествовал по России, посетив Киев, Харьков, Таганрог, Царицын и Астрахань, а в начале октября вернулся в Петроград. К тому времени у него закончился армейский отпуск, и ему пришлось скрываться от комендатуры. 23 октября (5 ноября) 1917 Хлебников написал «Письмо в Мариинский дворец» от имени «председателей Земного шара»: «Правительство земного шара постановило: считать Временное правительство временно не существующим». Через два дня произошла Октябрьская революция. Как вам!? Хлебников же вскоре уехал в Москву, а затем в Астрахань. В 1919 году Хлебников уехал из Астрахани в Москву, где должна была выйти его книга, которая находилась в плане, предложенном Маяковским издательству ИМО. План был одобрен А. В. Луначарским, но сборник так и не появился, просто из-за того, что Хлебников неожиданно уехал в Харьков. Делами, связанными с изданием стихов Хлебникова в Москве, занимался Маяковский.
      Конец лета и осень 1919 года Хлебников провёл в психиатрической лечебнице, известной в Харькове как Сабурова дача. Там поэт спасался от призыва в деникинскую армию, которая в 25 июня заняла город. В начале 1920 года, появляется поэма «Разин» с подзаголовком «заклятье двойным теченьем речи, двояковыпуклая речь», каждая из примерно четырёхсот (!) строк которой представляет собой палиндром:

Сетуй, утёс!
Утро чорту!
Мы, низари, летели Разиным.
Течёт и нежен, нежен и течёт,
Волгу див несёт, тесен вид углов…

   Весной 1920 года в Харькове оказались поэты-имажинисты Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф, с которыми Хлебников быстро свёл знакомство. По инициативе Есенина в Городском харьковском театре была проведена публичная церемония «коронования» Хлебникова как Председателя Земного шара. В церемонии участвовали С. Есенин, А. Мариенгоф и Б. Глубоковский. Вскоре он опубликовал три стихотворения в сборнике имажинистов «Харчевня зорь», вышедшем в Харькове. Через год Есенин издал в Москве отдельным изданием поэму Хлебникова «Ночь в окопе». Осенью 1920 года Хлебников оказался в Баку, где по инициативе Коминтерна проходил Первый съезд народов Востока. После него поэт решил не возвращаться в Харьков, а пробраться ещё дальше на восток, в Персию. Вскоре его замысел был осуществлён, но до этого Хлебников успел съездить в Ростов-на-Дону, где местная театральная студия осуществила постановку его пьесы «Ошибка смерти» (где роль одного из гостей Смерти сыграл Евгений Шварц (писал о нём, см. http://stihi.ru/2024/01/19/295), в будущем — знаменитый драматург). 
    В апреле 1920 года на севере Ирана вспыхнуло антиправительственное восстание. 5 июня того же года было объявлено о создании в провинции Гилян Персидской советской республики. В начале 1921 года советская Россия, поддерживавшая повстанцев, сформировала в Баку Персидскую красную армию (Персармию), которая была направлена в Персию. Хлебников был приписан к армии в качестве лектора и 13 апреля 1921 года отправился в Энзели. Там Хлебников провёл вместе с художником Мечеславом Доброковским некоторое время и свёл знакомство с несколькими дервишами, а также сам стал известен среди местных жителей как «русский дервиш». Из Энзели Персармия переместилась в Решт, а оттуда в Шахсевар, по направлению к Тегерану. В этот момент Хлебников поступил на службу к талышскому хану в качестве воспитателя его детей. Жизнь в ханском дворце произвела на Хлебникова сильное впечатление. Особенно ему запомнилась комната, где в полу был вмонтирован аквариум с золотыми рыбками; потолок над аквариумом состоял из большого зеркала, отражавшего его целиком. Хан лежал на подушках, смотрел в потолок и любовался отражавшимися золотыми рыбками. В поэме «Труба Гуль-муллы» Хлебников описывал этот эпизод. Поработать там ему довелось лишь месяц, наступление на Тегеран было свёрнуто, и в августе 1921 года Хлебников вернулся в Россию.
    После возвращения из Персии Хлебников снова путешествовал, не останавливаясь нигде на срок больше нескольких месяцев. Заканчивал свой трактат о «законах времени», названный «Доски судьбы», а также готовил к публикации написанные за последнее время стихи и поэмы - вскоре отправился в Москву, там его встретили старые друзья — Кручёных и Маяковский. Они обеспечили его жильём и поспособствовали тому, что Хлебников стал членом официального Союза поэтов (это произошло в январе 1922 года), а также устроили несколько творческих вечеров в богемном кафе, известном как «Домино». Одна из немногих его публикаций тогда - стихотворение «Эй, молодчики-купчики…», появившееся в марте 1922 года в газете «Известия». В этом произведении проявилось недовольство Хлебникова нэпмановской Москвой (см. в подборке). Трактат «Доски судьбы» печатать никто не хотел, хотя Хлебников приехал в Москву во многом именно ради него. В то же время появляются исследования творчества Хлебникова, основанные на напечатанных до революции произведениях поэта, самое крупное из них — книга Романа Якобсона «Новейшая русская поэзия. Набросок первый: Подступы к Хлебникову», изданная в Праге.
   Последние дни Хлебникова уже изложены, я только добавлю, что Петр Митурич - будущий муж сестры Хлебникова Веры. В подборке есть рисунок Веры, сделанный Хлебниковым.
      Велимир Хлебников был похоронен на погосте в деревне Ручьи Крестецкого района Новгородской области, в могилке меж елью и сосной. На сосне и вырезали надпись и дату. На крышке гроба нацарапали: "Председатель Земного Шара Велимир Хлебников". Пририсовали собственно земшар. Церковь Георгия Победоносца (1741 года) над могилкой поэта теперь рассыпается - ни у кого до этого памятника культуры руки не дойдут, так он тихо когда-нибудь и сгинет. В 1960 году Хлебникова решили перезахоронить на Новодевичьем кладбище (8-й участок 6-й ряд) в Москве. Если верить свидетельствам очевидцев, из могилы в Ручьях перевезли то ли несколько косточек, то ли горсть земли с прахом и несколькими пуговицами. Часть праха явно осталась и в этой земле - так у Хлебникова оказалось две могилы, обе подлинные. В деревне Ручьи, где в 1922 году был похоронен Хлебников, в 1986 году был открыт музей поэта, там проходят ежегодные литературные чтения.
     Мнение о Хлебникове Владимира Маяковского
«Во имя сохранения правильной литературной перспективы считаю долгом чёрным по белому напечатать от своего имени и, не сомневаюсь, от имени моих друзей, поэтов Асеева, Бурлюка, Кручёных, Каменского, Пастернака, что считали его и считаем одним из наших поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической борьбе».  Владимир Маяковский.
    Что касается словотворчества Хлебникова, это дело специалистов, одни считают, что это очень полезно для языка, другие, что это не имеет смысла, по-моему, всё сказал Юрий Тынянов.
    Что же касается космологических идей Хлебникова, его якобы предвидения волновой природы электрона, и даже альтернативной теории пространства-времени, которую тогда опубликовал Альберт Эйнштейн, то это всё чушь собачья, будь ты хоть трижды гениальным поэтом, но без знания тензорного анализа и современной физики ничего ты не сделаешь, поверьте специалисту. Я пытался разобраться в основных положениях его цифровой теории, могу сказать, что он возможно действительно нащупал цикличность развития общества, например, путем вычислений и исходя из любимых чисел он приходит к выводу о том, что взрывные события противоположного свойства (к примеру, революция-контрреволюция) происходят через каждые 28 лет, я попробовал, это работает, хотя бы формально. Я попробовал и на современном этапе: 1991 революция – 2019 контрреволюция, вот и думайте теперь, спокойной ночи. А все эти Эхнатоны, Омар Хаямы и т.д. – поэзия чистой воды.

Стихи Хлебникова

Заклятие смехом.

О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
1908

Когда умирают кони — дышат…

Когда умирают кони — дышат,
Когда умирают травы — сохнут,
Когда умирают солнца — они гаснут,
Когда умирают люди — поют песни.
1912 г.

Кузнечик
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
1908-1909

Не шалить!

Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях — рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами — скрипеть
Ночью долгою —
Буду плыть, буду петь
Доном-Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною — в полет?
А со мной — мои други!
1922 г.
Если я обращу человечество в часы (фрагмент)

Если я обращу человечество в часы
И покажу, как стрелка столетия движется,
Неужели из нашей времен полосы
Не вылетит война, как ненужная ижица?
…
28 января 1922

Воззвание председателей земного шара (фрагмент)
…
А пока, матери,
Уносите своих детей,
Если покажется где-нибудь государство.
Юноши, скачите и прячьтесь в пещеры
И в глубь моря,
Если увидите где-нибудь государство.
Девушки и те, кто не выносит запаха мертвых,
Падайте в обморок при слове «границы»:
Они пахнут трупами.
Ведь каждая плаха была когда-то
Хорошим сосновым деревом,
Кудрявой сосной.
Плаха плоха только тем,
Что на ней рубят головы людям
…
Приложения
1. Воспоминания Петра Митурича о Хлебникове:
2. О несостоявшейся дуэли Мандельштама и Хлебникова:
Фото: Пётр Митурич. Велимир в 1922 году

27.6.2024