Похвала глупости

«Похвала глупости» (1)

Известно, что когда Господь хочет наказать, то отнимает разум. Но, с другой стороны, бесспорно и то, что сила Божия совершается в немощи (2Кор. 12:19). И вот я хочу предложить вашему вниманию эпизод, когда моя неразумность позволила оказать помощь одному человеку.
В начале 1988 г. я считал себя ещё начинающим врачом кардиореанимации, хотя уже более или менее освоился: больных не очень боялся, и особых глупостей не делал. Дежурство выдалось довольно спокойным, но ближе к полуночи ко мне обратился другой бдевший анестезиолог, Андрей Сергеевич Бердоносов, и предложил полечить какую-то больную из пульмонологического отделения:
— Слушай, Лёх, там на пятом этаже баба лежит, поперёк себя шире… вен никаких… верхушки лёгких из-за ушей торчат… поливалентка… задыхается, того глядишь в статус влетит… загнуться может… но у неё трое детей. Я бы, может быть, и полез, но мне нельзя. Я на пятке ей отыщу ниточку и введу в наркозик… десять-пятнадцать минут я тебе гарантирую, а ты за это время соорудишь ей подключичку… идёт (2)?
Мы поднялись на пятый этаж. Вызывали к женщине лет тридцати пяти, страдавшей бронхиальной астмой. Приступ был настолько сильным, что грозил перейти в так называемый астматический статус, когда газообмен кислорода практически прекращается и требуется уже по-настоящему реанимационное лечение. Ей необходимо было поставить катетер в Подключичную вену, т.к. вен на руках найти было невозможно, и затем через этот катетер проводить интенсивное внутривенное лечение. Сложность проблемы заключалась в том, что у таких больных, и при её комплекции, лёгкие слишком приподняты, и их при подобной манипуляции, которая проводится вслепую, очень легко проткнуть, что только резко ухудшит её состояние. К тому же она страдала аллергией, и под местной анестезией (т.е. под контролем её сознания) провести процедуру было невозможно, а сам я познакомился с этой методикой не более чем полгода назад и не жутко уверенно чувствовал себя при её выполнении. Андрей предложил провести небольшой внутривенный наркоз через сохранившуюся малюсенькую вену на пятке (обильной инфузии она выдержать не могла), и у меня на всё-про-всё, в лучшем случае оставалось не более пятнадцати минут.
Я не из тех, кого «тянет на подвиги», но, немного поразмыслив, я решил, что делать надо, а, значит, буду, хотя прекрасно понимал все те трудности и опасности, с которыми могу столкнуться. Без Божьей помощи здесь обойтись не могло: я попал с первого вкола и управился минуты за четыре. Так у меня раньше не получалось ни разу, даже у куда более удобных пациентов, да и в последующие года два нередко возникали трудности, и моё мастерство тут ни причём.
Юридически оформив всё в Истории болезни, я с довольным видом отправился в своё отделение.
Когда утром, готовясь к сдаче дежурства, я дописывал дневники в карты своих больных, в кабинет зашёл мой заведующий. Отношения с ним у меня не складывались, мы дипломатично терпели друг друга. О своих ночных похождениях я забыл и поэтому не сразу понял, о чём он ведёт речь:
— Я понимаю, что победителей не судят, но ты хоть Историю болезни-то читал?
— Какую? — я искренне не понимал, о чём речь…
— На пятом этаже!
А я ведь действительно не читал, хотя обязан был это сделать!
— Ну, так пойди почитай! — довольно раздражённо сказал он.
Я вновь поднялся на пятый этаж, взял ту самую злополучную карту. А там, перед той страницей, на которой оставил свои каракули я, на полутора листах, за тремя подписями: заведующего кардиореанимацией, Щербакова Евгения Юрьевича, заведующего общей реанимацией, Коваленко Валерия Петровича, единственного из тех, к кому я относился с глубоким пиететом, и заместителя председателя общества анестезиологов г. Москвы Черняховского Феликса Рувимовича — рукою последнего — были написаны противопоказания и отказ в пункции той самой Подключичной вены, которая мне удалась. Я прекрасно знал все эти противопоказания, но если бы прочёл запись своих непосредственных начальников, то или не решился бы делать, или руки бы задрожали, и ничего бы не получилось. А так…
Эта женщина угодила-таки через сутки с астматическим статусом в общую реанимацию, и выводил её там из него через этот самый катетер именно Коваленко, который в связи с этими событиями стал относиться ко мне гораздо теплее.

22.01.2002
__________________________
(1)  Название известного произведения Эразма Ротердамского.
(2)  Перевожу на русский язык:
— Алексей Владимирович, в отделении пульмонологии лежит женщина, с ожирением третьей-четвёртой степени… периферические вены для внутривенной терапии отыскать проблематично… выраженная эмфизема лёгких… у неё поливалентная аллергия, и постановка центрального катетера проблематична… на фоне бронхиальной астмы у неё выраженная одышка, и она может войти в астматический статус, что чревато летальным исходом… но у неё трое детей. У меня нет допуска к подобным манипуляциям, а у Вас есть. На щиколотке проглядывается тонюсенькая вена, через которую можно будет ввести пациентку в лёгкий наркоз — я за это берусь — большего эта вена, скорее всего не выдержит, лопнет… но у тебя будет время в течение десяти-пятнадцати минут чтобы поставить подключичный катетер… договорились?)