Сказы про Ивана-богатыря. Море

Ваня нынче «не в духах», хоть имеет денег прорву:
Получилось – впопыхах – он вчера продал корову;
Не желал бы никому,  а случилось самому…
То пронырливый барышник дал двойную цену (с лишком!)
Оттого не устоял…  и  на деньги променял,
Хоть то дело не к лицу; ох, не простится продавцу
Неразумное решенье,  ведь отдал кормилицу!..
Чтоб изгнать из сердца горе, Ваня ринулся на море,
Посмотреть решил на юг, не живет он там, а вдруг?!
В пансион определился, в море плавать научился.
…На дворе чудесный день, в плавках все кому не лень,
Кошка дрыхнет на заборе, а Иван идет на море…
В этот раз и прямо тут же он решил: «Нырну поглубже!»
Опускается на дно…  – осьминогов там полно,
Шевелятся, точно змеи ядовитые,  –  в кино.               
Ваня это не стерпел, –  словно боров заревел,
А исполнив клич как надо, он «дубинушку» запел…
Отведя со страстью душу, приказал моллюскам слушать;
И скомандовал Иван:  – «Эй, кончайте балаган!
Вы, мутанты – осьминоги, уносите лучше ноги,               
А не то все восемь ног заплету я вам в венок!»
Осьминоги испугались, по пещерам разбежались…
– «Так-то лучше, – мыслил Ваня, грудь  сомненьем не томя,
– В море всё должно быть славно, как на сердце у меня!..»

   Притомился  я, однако, и прилягу на диван,
                            О дальнейших приключеньях вам расскажет сам Иван:

– «Наш по плаванью инструктор, говоря в помятый рупор,
Объяснял, где надо плыть, чтоб мурен не зацепить.               
Лучше, мол, на глубь не лезть ни одному, ни
                                даже  вместе,  чтобы  рыбу  половить.
Только я, понятное дело, не послушал лабуду,
И решил себе, что смело эту бестию найду!
…Вот плыву, кругом пещеры, рыбы спрятались давно,
Весь пейзаж какой-то серый, вдруг почувствовал: «ОНО!»
Увидал ее в окошко:  пасть зубастая, как кошка
Тихо в норочке лежит, дом подводный сторожит.
Свистнул я, и тут мурена вдруг выходит на арену,
Извиваясь как змея, а в прицеле, вижу  –  Я!..
Зубы в пасти как иголки, остры как стекла осколки,
А глаза огнём горят, злобы полны – сущий ад!
Вижу  –  вовсе  не  боится,  и  понятно, –
Здесь  царицей  пребывала  столько  лет,
Есть всегда всему причина, на вопрос же есть ответ.               
Только я не растерялся, помню это как сейчас,
Надавал по морде ластой, вот, пардон, и весь рассказ.
Тут мурена одурела от безумности такой,
Ошалев, «офонарела»  и …  –  стрелой к себе домой!
И сказал я ей: – «Ставрида, ты не вышла мордой, видно,
Но теперь уж будешь знать,  как-то наших обижать!..»

  Примостившись как удобно, пару раз курнув кальян, 
  Терпеливо, осторожно продолжал опять Иван:

– «Вновь плыву, вокруг не видно, аж до мерзости обидно,
Оказалось, что порой  воду мутит здесь прибой.
Посмотрел тогда на дно, вижу – шибко там темно,
Но заметил только: вроде блин большой по днищу ходит.
Он не едет,  не ползет,  а как будто бы плывет:
Тихо крыльями колышет и меня совсем не слышит.
Я ж, известно, парень прост – «цап!» его за длинный хвост,
Прокатить на нем решил, но чудак не разрешил…
Объяснили мне ребята, что за хвост поймал я ската,         
Уж поверьте, неспроста он остался без хвоста!..         
Если честно, этот скат был большой, скажу вам, гад,
Может, с сотню киловатт запустил в меня умело,
Вот такой-сякой салат…  и такое было дело!..
От безжалостной получки оказался я в отключке,
Подарил мне горе-скат  электрический закат…
…Вот лежу…  вокруг  – ни зги, затуманены мозги…
Понял вдруг, что это берег; – «Есть кто рядом? помоги!»
Тишина ж молчит в ответ,  –  никого в округе нет…
Все давно ушли до дому, так что, Ванечка, «привет!»
Приподнял с натугой тело,  непростое это дело, –
Полумертвых поднимать, – легче сразу помирать.
…Отпоили меня водкой;  утром «дохлою селедкой»          
Вновь направился в прибой,  – да, упрямый я такой!»

  Почесав рукою темя, отхлебнув из кружки квас,
  Вспомнив про былое время, новый начал он рассказ:


– «Плыл я дальше, наконец появился… холодец
Не в какой-нибудь посуде, как у мамки моей в блюде,
– В море плавает хитрец, ай да бравый удалец!..
Только это был, конечно, суррогат его потешный, –               
Не домашний вкусный студень, а морской сопливый блудень.
Вижу  –  малый не один:  сотни их идут за ним,
Тихо щупальца стрекочут и как будто бы щекочут.
Поначалу я не понял… (зуд меня позднее донял!..)
Мне ж, однако, не по нраву этот точечный массаж,
И решил я, что пора бы кончить наглый сей кураж.
Говорю им: – «Слизняки, спорить с вами не с руки,
Убирайтесь-ка подальше,  али вовсе дураки?!»
– «А не то пеняйте сами, – тут же твердо говорю, –
                Хоть по жизни и не повар, но кисель из вас сварю!»
…Ясно было лишь одно: драться с ними мудрено,               
Силы много потеряешь, но их всех не расшвыряешь.
С той поры менялись вкусы, всё меняется порой,
Я  всегда  любил  арбузы,  а  поганые  медузы, 
Летом будь то иль зимой, в рацион не входят мой».

   Ваня дальше продолжает, у него закалка есть:

– «Жизнь ведь дальняя дорога, происшествий было много,      
Точно, всех не перечесть! (значит, то задумка Бога…)
На один вопрос серьезный я решил найти ответ,
Говорят: акула – хищник,  это правда или нет?
А чтоб дело прояснить, сам решил ее спросить:
– «Чем питаешься, акула, и легко ли в море жить?»
Раз заплыл туда, где глубже, и как в сказке вижу, тут же
Чайки разом загалдели, поднялИсь, и в самом деле,
На воде бревно лежит, вижу – рыба, но не кит;
Это та,  кого хотели,  – Акулина в пышном теле…
На ловца и зверь бежит; (сколько ж мне осталось жить?!)
– Это я на всякий случай, чтобы совесть не измучить,
Задаю себе вопрос:  – «На кого ж акулий спрос?..»
Но как истинный мужчина, руку ей тяну – держи, мол!
– «Здравствуй, доблестный охотник океанов и морей,
Я ведь тоже есть потомок всех Руси богатырей!
Подплывай, скажи на милость, что с тобою приключилось,
Коли ты за столько лет натворила столько бед?!
То ли кто тебя обидел, то ли шибко ненавидел,
Что за горькая отрава вся твоя дурная слава?..
Кто ты, хищник или нет,  дай скорее мне ответ,
Что ты в море любишь кушать, что готовишь на обед?
Знать мне это очень нужно: коль не враг ты мне, мы дружно
Будем жить да поживать, вместе песни распевать.
Ну а ежели вражина…  то тогда держись, детина,
Я такого не стерплю да, по-свойски, отлуплю!»
…Тут акула обернулась, как-то странно улыбнулась
И не вымолвив ни слова, окунулась в море снова…
А потом вдруг поднырнула, по воде хвостом вильнула
И давай со мной играть, носом пятки щекотать.
Видно нравится плутовке, как работаю я ловко
И руками и ногами энергично в стиле «кроль»;
Спорить в этом с ней не стану, тут, и правда, я король!
А потом в который раз перешел опять на «брасс».
От нее отплыл немножко, сделал вид, что стал тонуть,
Сам стараюсь осторожно я в глаза ее взглянуть.
В этом деле знаю толк;  понял я: голодный волк
С ненасытными глазами  и огромными зубами
Здесь стоит передо мной; – как же я еще живой?!
Говорит акула тут:  – «Ни к чему напрасный труд,
Хоть и плаваешь умело, всё равно ты мой «fast food»,
Вот такое, братец, дело;  и теперь тебе  –  «капут!»
…Я был в гневе, я не рад, не по нраву мне расклад,
Что акула предложила;  лучше я порву все жилы,
Только в брюхо к этой дуре не хочу попасть в натуре!
Потому сказал ей строго,  как положено бойцу:
– «Ты как видно очень хочешь заработать по лицу?
Уходи с моей дороги, а не то протянешь ноги,
Ну не ноги, так (хи-хи!..) заворотишь плавники!
Я хоть малый незлобивый, даже мирный, справедливый,
Но когда прижмут, поверь, тут в меня вселится зверь;
За себя не отвечаю…  –  наливать не буду чаю,
Но могу поправить скулы и свернуть в бараний рог!»
…Не поверила акула:  – «Хватит врать-то, уж продрог,
Долго в море бултыхаясь,  –  виновата, знаю, каюсь,
Но отсюда нет дороги,  –  это знают даже боги.
Не хочу тебя я слушать, а хочу ужасно кушать,
Так что ты давай-ка вот, прыгай в пасть ко мне, урод!
…Говорю акуле снова,  но уже в последний раз:
– «Ты, похоже, бестолкова, я ж не прост, поверь на слово,
Жаль, что нет с собою лома,  не видать бы тебе дома…
Я б тогда тебя, родную, «расписал под отбивную»,
Превратил бы в пенопласт, а уж там, как Бог подаст.
– И закрой, гадюка, рот,  –  я тебе не бутерброд!..»
…Тут акула разъярилась,  аж испариной покрылась;
Пасть свою раскрыла гнусно, предвкушая, как же вкусно
Кушать будет  мои руки  (что злодейке чьи-то муки?!)
И как вкусны будут ноги…  (это ей не осьминоги!)
– «Вот тогда,  поверь, дружок,  расскажу на посошок –
На моем ментальном плане моментальный вышел шок.
Я как будто бы заснул, даже детство вспомянул,
Только чую:  не спеша,  из меня ползет душа…
А акула в тот же миг сразу сделала «блиц-криг».
Поняла,  видать,  зараза,  что  пришла  ее  пора:
Ближе, ближе раз за разом, у меня ж в крови – жара!
Всё круги, каналья, крутит,  вижу, подлая не шутит,
Скоро будет нападать, нужно что-то предпринять!
…Понимаю: дело дрянь, зря я встал в такую рань,
Знай, валялся бы на пляже и тянул текилу, даже
К морю мог бы не ходить, виски пить, тоску топить...»
– «Стоп!  –  сказал себе я строго,  – это не моя дорога,
Мой любимый витамин  – лишь в крови адреналин!»
Про себя ж подумал: – «Вот,  надо сделать апперкот:
Дам сперва акуле в ухо, а потом – ногой в живот!»
Тут я сон с себя стряхнул, буйны плечи развернул,
А потом, что силы было, саданул акулу в рыло.
Думал я:  не вышло дело, мол, слегка ее задело,
Но  акула  не  стерпела  и  белугой  заревела…
Тут уж стал я ликовать: – «Я – орёл! чего скрывать?!
Будешь знать, ядрёный корень, как на наших нападать! 
Ведь тебя предупреждал,  что парнишка я удал,
Ну а кто страдает слухом, будет плавать кверху брюхом!


   Хватит, Ваня, ты иди – тоже малость отдохни,
   Ну а ежели не в радость, так бока кому намни!
   Я ж пока тут посижу, о дальнейшем расскажу: