Саратов

Лестница. Табличка на иврите. Закопчённый потолок, перила
Цвета непонятного. В окошко проникает еле-еле свет
Циферблат и узелки на память – неужели это правда было?
С кем-то? Ну, пожалуйста, не с нами?!. Эхо повторяет: "Да, но нет".

"Родину, сынок, не выбирают", – говорили. Вышло чуть сложнее.
В жизни – удивительно! – бывает: выбирает Родина сама.
Что-то собираться заставляет в дальний путь кочевников-евреев,
В поисках обещанного счастья... Покидая старые дома,

Города, знакомые кварталы, оставляя на могилах камни
Близким, не дожившим до отъезда... Книги продавая за гроши...
Находя себя опустошённым где-то между главным – и не главным,
Все понять пытаясь, что сильнее: голос крови или зов души.

...

Не привыкнуть к выстрелам. Светает. Ночь была и душной, и бессонной.
Время растянулось, скоро солнце выйдет продолжать свой геноцид…
Только вспоминается Саратов. Чернышевский собственной персоной.
И – "Что делать?", – как рефрен, поскольку сердце слишком ноет и болит.