Я Глеб Жеглов

Я Глеб Жеглов. Я один из работников МУРа.
МУРовец-муромец, но вместо подвигов есть
Правое дело, завёрнутое в процедуру,
Долг перед Родиной и офицерская честь.
Пусть говорят, что хотят. Я во имя народа!
Я не для свата, для брата и не для себя
Бьюсь каждый час, превращаю их в долгие годы,
С остервенением головы змею рубя.
Я Глеб Жеглов, капитан. Я начальник бригады.
Пусть с парабеллумом, а не с трофейным мечом.
Здесь моя корочка, я проштампован как надо.
Всё по плечу и, как водится, всё нипочём.
Будто ушиб этот штамп отливает лиловым.
Вот он! И дата, и подпись, и фото анфас.
А милосердие – это поповское слово,
Долго ждать милости, если стреляют сейчас.
Мимо свистели чужие, кусачие пули.
Красные звёзды во тьме освещали мой путь:
Звёзды вели меня, звали, мигали, тянули.
Мне привинтили одну на широкую грудь.
Песня моя. Слов не выкинешь, спета как спета.
Я бы не смог по-другому, не вышел бы толк.
Я Глеб Жеглов. Человек. Милосердие – это
То, что зовёт меня снова исполнить свой долг.
Может быть, чёрную кошку ловить по малинам.
Может быть, хлебные карточки, все до одной,
Детям отдать. Я был здесь. Не ходил до Берлина.
Я оставался, был должен остаться, с Москвой.
Вот, что такое в милиции – честь офицера.
Сердце свинцовое громко стучится в груди,
И приближается новая, светлая эра.
Слышите стук? Наше счастье ещё впереди.

-----
Глеб Егорович Жеглов, начальник оперативной бригады  отдела по борьбе с  бандитизмом, один из главных персонажей детективного романа братьев Вайнеров "Эра милосердия". В экранизации романа 1979 года под названием "Место встречи изменить нельзя" роль Глеба Жеглова исполнил Владимир Семёнович Высоцкий. Книжный Жеглов "парень - смуглый,  волосы до синевы чёрные,  глаза весёлые и злые, а плечи в пиджаке не  помещаются"

"Эра милосердия" одна из моих любимых книг, в стихотворении много отсылок на текст оригинала. Пояснения:

*МУР - Московский уголовный розыск;
*Прототипом банды "Чёрная кошка" из романа является банда Ивана Митина "Чёрная кошка". Члены настоящей банды не были связаны с криминальным миром, они были образцовыми советскими гражданами - рабочими, студентами, курсантами,  потому их и не могли долго поймать.
*"Малина" на  жаргоне это воровской притон
*Не знаю ответ на вопрос: откуда у советского милиционера парабеллум. Думаю, трофейный, однако, судя по тексту, Жеглов в годы ВОВ работал в московской милиции. Возможно, в послевоенные годы в СССР было разрешение о вооружении силовых структур трофейным оружием, но я его вдумчиво не искала. В Москве в годы ВОВ девизом милиции стала фраза "Милицейский пост — это тоже фронт"
*Жеглов награждён орденом Красной Звезды. Орден "для награждения за большие заслуги в деле обороны Союза ССР как в военное, так и в мирное время, в обеспечении государственной безопасности"
 
Далее идут цитаты из романа, помогающие лучше понять Глеба Жеглова:

*" - А  чем  же  это я,  по-твоему,  честь офицерскую замарал?  Ты  скажи
ребятам - у меня от них секретов нет!
     - Ты не имел права совать ему кошелек за пазуху!
     - Так  ведь  не  поздно,  давай  вернемся в  семнадцатое,  сделаем оба
заявление,  что кошелька он никакого не резал из сумки, а взял я его с пола
и  засунул ему за пазуху!  Извинимся,  вернее,  я один извинюсь перед милым
парнем Костей Сапрыкиным и отпустим его!
     - Да о  чем речь -  кошелек он украл!  Я  разве спорю?  Но мы не можем
унижаться до  вранья -  пускай оно  формальное и,  по  существу,  ничего не
меняет!
     - Меняет!  -  заорал Жеглов.  -  Меняет!  Потому что  без моего вранья
ворюга и  рецидивист Кирпич сейчас сидел бы не в камере,  а мы дрыхли бы по
своим квартирам!  Я наврал!  Я наврал! Я засунул ему за пазуху кошель! Но я
для кого это делаю?  Для себя?  Для брата? Для свата? Я для всего народа, я
для  справедливости  человеческой  работаю!  Попускать  вору  -  наполовину
соучаствовать ему!  И раз Кирпич вор - ему место в тюрьме, а каким способом
я  его туда загоню,  людям безразлично!  Им  важно только,  чтобы вор был в
тюрьме,  вот что их интересует. И если хочешь, давай остановим "фердинанд",
выйдем и спросим у ста прохожих:  что им симпатичнее -  твоя правда или мое
вранье? И тогда ты узнаешь, прав я был или нет..."

*"Если  есть  на  земле дьявол,  то  он  не  козлоногий рогач,  а
трехголовый дракон,  и башки эти его -  трусость, жадность и предательство.
Если  одна  прикусит  человека, то  уж  остальные его  доедят  дотла. Давай
поклянемся, Шарапов, рубить эти проклятущие головы, пока мечи не иступятся,
а когда силы кончатся,  нас с тобой можно будет к чертям на пенсию выкидать
и сказке нашей конец!"

* "Четвертое ноября сегодня, двадцать шесть дней ждать до новых карточек,
а буханка хлеба на рынке - пятьдесят рублей.
     Жеглов, морщась от крика, словно ему сверлили зуб, сильно тряхнул ее и
закричал:
     - Перестань орать!  Пожалеет тебя вор за крик,  что ли? Детей, смотри,
насмерть перепугала! Замолчи! Найду я тебе вора и твои карточки найду...
     Шурка и впрямь смолкла,  она смотрела на Жеглова с испугом и надеждой,
и весь он -  молодой, сильный и властный, такой бесконечно уверенный в себе
- в  этот  миг  беспросветного отчаяния казался  ей  единственным островком
жизни.
     - Глебушка,  Глебушка,  родненький,  - зарыдала она снова. - Где же ты
сыщешь эту бандитскую рожу,  гада этого проклятого,  душегуба моих деточек?
Чем  же  мне кормить их  месяц цельный?  И  так они у  меня прозрачные,  на
картофельных очистках сидят, а как же месяц-то проголодуем?
     - Перестань, перестань! - уверенно и спокойно говорил Глеб. - Не война
уже, слава богу! Не помрем, все вместе как-нибудь перезимуем...
     Он повернулся ко мне и сказал:
     - Ну-ка,  Володя, тащи-ка  наши карточки.  - И,  не дожидаясь,  пока я
повернусь, проворно вскочил и побежал в нашу комнату, и никто из  онемевших
соседей еще  не успел  прийти в  себя, как  он сунул  Шурке в руки две наши
рабочие карточки с офицерскими литерами. - На, держи! Половину ртов мы  уже
накормили, с остальными тоже что-нибудь придумаем..."

*" - Дулю!  -  кричал Жеглов, показывая два жестких суставчатых кукиша. -
Нам некогда ждать, бандюги нынче честным людям житья не дают!
     - Я и не предлагаю ждать,  - пожимал круглыми плечами Михал Михалыч. -
Я хотел только сказать,  что,  по моему глубокому убеждению, в нашей стране
окончательная  победа  над  преступностью будет  одержана  не  карательными
органами,  а естественным ходом нашей жизни,  ее экономическим развитием. А
главное - моралью нашего общества, милосердием и гуманизмом наших людей...
     - Милосердие - это поповское слово, - упрямо мотал головой Жеглов.
[...]
     - Ошибаетесь,  дорогой юноша, - говорил Михал Михалыч. - Милосердие не
поповский  инструмент,  а  та  форма  взаимоотношений,  к  которой  мы  все
стремимся...
     - Точно! - язвил Жеглов. - "Черная кошка" помилосердствует... Да и мы,
попадись она нам...
     Я  перебрался на диван,  и сквозь наплывающую дрему накатывали на меня
резкие выкрики Жеглова и журчащий тихий говор Михал Михалыча:
     - ...У   одного  африканского  племени  отличная  от   нашей   система
летосчисления.  По  их календарю сейчас на земле -  Эра Милосердия.  И  кто
знает,  может быть,  именно они правы и сейчас в бедности,  крови и насилии
занимается  у   нас  радостная  заря  великой  человеческой  эпохи  -   Эры
Милосердия,  в  расцвете  которой  мы  все  сможем  искренне  ощутить  себя
друзьями, товарищами и братьями..."