Глава 8 Смерть Киллера

Киллеров берут в ОПГ не за возвышенные идеалы и высокие моральные принципы, они часто их последняя соломинка. Лидерам преступных сообществ нужны такие, которые не боятся замарать свои руки в хаосе криминальной войны, часто находя в ней гармонию, в милицейских ОПГ то же самое, блатных туда не возьмут, только бывших сотрудников, вообще никого со стороны, воровские более демократичны, приходите, кто как себя проявят, выгоняют из них тоже по-другому, не ставят в известность, что-то натворил, набедокурил, повёл себя не правильно, от тебя отойдут, больше никого не встретишь, ищи ветра в поле. Найдёшь, вполне возможно, тебя актируют. Словно никого и не было!
 
Машин на набережной Темзы стало меньше, в темноте на горизонте виднелся ансамбль гигантских, ярко освещенных современных зданий, тех самых, за которые главного архитектора города следовало бы в ней сразу утопить, за деньги разрешил их постройку, радовали, как везде, только старые кварталы, больше всего Кенсингтон.
 
Киллеру казалось, между домами бродят светящиеся призраки в рваных лохмотьях, наподобие всполохов северного сияния болезненного оттенка, один в зеленовато-лиловом саване напомнил ему призрак самого сэра Френсиса Дрейка, сначала пират, потом дворянин, он извивался, словно злой дух, явившийся по душу его жертв, ему становилось всё тревожнее, он на несколько секунд он отключился, как в Афганистане. Тревога была объяснима, в случае неудачи сидеть в английской тюрьме ему не хотелось, не за этим он сюда приехал. Он включился в реальность, наклонил голову, прислонил глаз к оптическому прицелу и воспрял. Такая работа, как у него, охота, а не война, была по кайфу, в горах он бы так никогда не сделал, смотря в вогнутую линзу, сразу отдаёшь противнику, который тоже снайпер, свою шею, обычно бьют в прицел.
 
Наконец в щель между занавесок показалась другая, нужная. Только бы не в раму, мысленно перекрестился Шахиджанян, его не поймут. 

Британцы плохо шутят! Неважное чувство юмора. Вообще ему, конечно, не хватало Азии, её многих тысяч лет мудрости… На плакате на крыше самой высокой башни было написано:
 
— ДА ЗДРАВСТВУЕТ АЛЫЙ КОРОЛЬ, — с красным глазом над «и» краткой вместо точки. Hail to the Crimson k(глаз с вертикальной чертой) king.

И картинка, на троне сидел небольшого роста крепкий старик с огромным носом, крючковатым и бесформенным, словно слепленным из зашкваренного парафина, из которого пидоры отливают себе пробки, вставляя их потом в зад, чтобы в трусы при ходьбе не вываливалось из деформированной от постоянных содомических сношений, до того доходит их вожделение, прямой кишки говно, красные губы посреди белоснежной бороды, тоже ярко гомосексуальной, белоснежные волосы чуть ли не до костлявого зада с тазом, хорошо разработанным от «другой» любви. Его пылающее от ярости лицо пристально и скабрёзно смотрело на толпы аккуратных британских автомобилистов. 
 
Длинное, алчное и подозрительное, морщины на лбу и щеках столь глубокие, что казались бездонными, туда можно было вставить монету в одно пенни. Губы в пышной бороде, полные и жестокие, оформляли рот человека, готового превратить поцелуй в укус, если того пожелает его чёрная душа, а душа, похоже, того часто хотела. В ярко-красном одеянии Алого короля Шах разглядел серебристые зигзаги молний и какие-то каббалистические знаки, то ли арабские, то ли еврейские, то ли японские, гнилая эзотерика.
 
В углу губ стрелок смог увидеть отблеск единственного острого клыка-зуба, из которого, наверное, рождалось все злое вдохновение его прошлых, нынешних и будущих преступных деяний, Киллер подумал, они могут разойтись по свету из Лондона прямо у него на глазах, открыв полный рот клыков, постер был качественным, чувствовался даже запах гнилого мяса, выходящий изо рта скотины с каждым выдохом, торчащие из ноздрей деспота седые нити волос, и тоненький шрам на правой брови, который из-под них то появлялся, то исчезал, как грубые стежки. Широко раскрытые и по-настоящему безумные круглые глаза рептилоида в человеческом облике были нарисованы действительно потрясающе хорошо, что ж, эта страна родина не только рок-музыки, но и комиксов.
 
Он убил очень многих! Обезглавил своего премьер-министра, у которого был третичный сифилис, и который понимал, что с ним происходит, не больше свиньи в загоне скота на бойне, постоянно под бычкой. Выстроил тех, кто работал на кухне, и всех горничных, всех, кто был верен ему действительно до  гроба, и заставил их принять смертельный яд, он мог бы убить их во сне, если бы захотел, этого ему требовалось лишь пожелать им смерти, психосилы. Как Адольф Гитлер Еву Браун, они проглатывали его большими коричневыми кусками и умирали в конвульсиях прямо перед ним, сидящим на высоком троне из черепов. Он сидел, опираясь локтем о колено, подперев подбородок кулаком, как знаменитая скульптура, думающая большую думу о квадратуре круга или о наибольшем простом числе, только одетый, злой Пифагор, наблюдая, как они корчатся на полу, смеялся, умирая, некоторые просили дать им воды, этот яд вызывает жажду.
 
— Открой рот, — говорил он им, хлопая себя ниже живота, — у меня отстоялось, вы хотите пить, я сцать, не дадим друг другу умереть? — На рисунке у  него оставалось шесть кристаллов колдовской радуги великого Мерлина, чтобы разрушить лучи и, таким образом, свалить на землю мифическую Темную Башню, что привело его на грань безумия, две конфликтующие навязчивые идеи, уничтожить её или править ею.
 
Киллер был не уверен, что демонический король пытался сам всё это осознать, скорее просто хотел в чём-то опередить других правителей вселенной, а потом лишить их того, что они всегда стремились заполучить, победы, в его собственных, как и в поражениях, не было благородства, тем более, что он окончательно спятил:

«Со временем два сохранившихся луча обязательно воссоздадут остальные конфессии, колесо за колесом. А если такое произойдет, тогда в конце концов то, что сдвинулось, сможет вернуться на прежнее место, воскреснет даже шах Ирана. Если Алый Король не сможет стать владыкой Башни или ее палачом, в конце концов все обязательно вернется на свои места, придёт мессия, будет Страшный суд. Если да, то нет…»
 
— Безумие! —  И к тому же разрушающее, Алый всегда являл собой безумную сторону мудрости недуальной истины, так одни растения в саду уничтожают другие без рефлексии, те, которые мешают им тянуться к свету, сострадания в инстинкте нет. «…А потом он разбил Кристаллы и убил их. Случилось первое большое лучетрясение.» Помните? Под «ними» в данном контексте в английской прессе подразумевались сами бюрократы короля. Журналисты говорили, Алый пытался положить конец всему созданному Господом, не выходя за жесткие рамки своего скудного бюджета, экономил.
 
— Хайл, Один из Москвы, это я вас заколдовал, чтобы никто вас не узнал, и вы выполнили свою миссию, потому что вы человек Боцмана! Долгих дней и приятных ночей!
 
— И вам их в два раза больше, — ответил жестокий гангстер в юбке. Выставив довольно красивую ножку вперед, к сожалению, без лака, он чуть поклонился, реверанс по обычаям старой Руси, расправляя воображаемые юбки. Скандинавская ведьма вошла в башню и увидела короля, каждый, кто туда приходит, его видел, если у него была с ним особая карма. Если нет, король проходил мимо. — Шах хочет убить вас всех. Такова его цель! Для этого он создан!! Положить конец вам, вашему приходу в этот мир!!!
 
— Да, — кивнул афганец, не так давно с удовольствием заколовший одноногого старика Танцора лыжной палкой, динозаврик выпал, — а потом править, заняв место Ляпы. Потому что король из Люберец становится стар и слаб, и я все больше и больше склоняюсь к мысли о том, что он «вообще», с Цыганом сработал грязно и бездарно, если это так, не он ваш настоящий враг, и не профессор, а Киллер. Вот кто мастак! Так и не удалось заполучить… (На Арбате его смерть точно отозвалась бы лучетрясением.) «Ка» постоянно оберегало его жизнь. Сейчас благодаря колдовству отца Боцмана, который тоже здесь, он ослабел.
 
— Ка, я в курсе, — тихо ответил Один.
 
— Знаешь о «ка», молодец, — сказал король.
 
— Я вообще красавец, — одноглазому садисту план очень понравился. Если он убьёт Шаха, факт будет исторический. — Скажи мне, пожалуйста, я тебя правильно понял? В тюрьме, что под нами, имею в виду наш мир, все грехи считаются простительными и только один смертным, телепортация? Потому что попадаешь сюда после смерти. А Шах телепорт?
 
— Правильно говоришь! — сказал король. — ****юга перенёс сюда из вашего мира горы золота. — Один чуть не упал со стула, даже платье промокло от пота. Легендарный общак люберецких… — Для меня лучи всегда были лишь средством достижения цели. Если бы они разрушились, Башня бы упала. Если б Башня упала, я бы никогда не смог найти её, не говоря уж о том, чтобы подняться на вершину и править, понял? Understand?
 
— Вы говорите так, будто Башня заботит вас больше существования всей вселенной. — Один понял, ему крупно повезло, правда, посмертно. Он показал указательным пальцем в потолок, как террористы. — Там наверху? Бог есть?
 
— Тёмная Башня и есть его существование, — ответил страшный монарх. — Ты знаком с термином «светлый разум»? — Лицо афганца — теперь женское… — стало белым-белым, как капюшон куклуксклановца. Белизна выше красноты, такова воля Божья, Деникин. Вот куда подвёл!
 
— В общих чертах в клубе части говорили. Давно. —Алый король протянул ему коробку, попросил открыть, тёмно-синий бархат. Один мог знать, а мог и не знать, что это цвет королевского двора самого Гилеада, там лежали часы на цепочке с выгравированными на золотой крышке розой, ключом, а между ними и чуть повыше башней с крошечными окошками, которые располагались по вертикально поднимающейся спирали. — Всеобщий мыслительный процессор для мультивселенных холокосма, большого космоса. — Афганистан был для них всем, большой кубической и квадратной комбинацией Лёни.
 
— Командирские, — нежно сказал король. Он нажал на торчащий из корпуса стерженек, крышка отскочила, под ней фигурные стрелки показывали час и минуту с идеальной точностью, Один в этом не сомневался. Ниже, в своем маленьком круге, бежала еще одна стрелка, отсчитывая секунды, на обороте крышки было выгравировано: «В руки тринадцати семей (римское «XIII») Траста из руки Стивена Кинга с благодарностью.» — «Патек Филип», девятнадцать тысяч долларов, производитель гарантирует полное возмещение суммы, если они будут спешить или отставать вечно. Заводить не нужно, электронные с питанием от батарейки на сто лет. Батарейка, будьспок, не в Москве…. Тем не менее остановятся, когда ты убьешь Киллера, когда убивают таких, так всегда бывает.
 
— Или пойдут в обратную сторону, — сказал Один. Король улыбнулся, они поняли друг друга.
 
— Золотые часы, преподнесенные в подарок, означают, что человек закончил работу и теперь может играть с внуками. Но мы, Алый король, дарим их тебе, русский воин, по другой причине: чтобы они отсчитывали время, приближающее вашу бригаду к вашей цели, и подсказали, когда она близка, часы эти считаются символом всего внутреннего. Светлый разум — это я, я Бог. — Про Темную Башню, черный цилиндр, сужающийся кверху, на дальнем конце поля роз, увлечённо много раз рассказывал своим убийцам и Логинов, и Сидоренко, говорили, она выше самого высокого небоскреба Нью-Йорка Эмпайр-стейтс-билдинг, офицерский состав восхищался её предполагаемой величественностью, майор Воеводин уверял, всё это буржуазная пропаганда, у которой только два цвета, чёрный и белый, надо отличать. Попав сюда, сразу узнал, как увидел.
 
Узкие окна по спиралям поднимались выше и выше, точно так же, как рассказывали. На вершине виднелся консольный эркер с цветными стеклами, и каждый цвет, Один это точно знал, соответствовал одному из цветов колдовской радуги, общее название тринадцати магических хрустальных шаров, три или четыре все еще катятся по просторам нашего несчастного мира. (Синий, это точно. И жёлтый.) Хранить которые надо в специальной шкатулке, сделанной из дерева призраков, ему самому больше всего понравились два, розовый и чёрный. В самом центре эркера было кольцо, такое же розовое, как и шар, оставленный в свое время на хранение Чародейке, его эбонитовая середина полностью соотносилась с цветом тринадцатого, чёрного, для преступников самое счастливое число, самое могущественное. Как в песне: 
 
Первый белый цвета снега,
Второй желтый, как луна,
Третий рыжий, будто солнце,
Четвертый розового сна,
 
Пятый красный, даже алый,
Фиолетовый шестой.
Седьмой синий, словно море,
Восьмой небесно-голубой…
 
Серебром мерцал девятый,
Был десятый зелень древ,
И одиннадцатый прозрачный,
Цвета непорочных дев.
 
Был двенадцатый коричнев
Типа свежего дерьма,
А последний гибель мира,
Чёрный, как ночная тьма.
 
— Я всегда хотел к вам сюда подняться. — Голос Одина осип, в нём слышалось неподдельное благоговение, генерал песчаных карьеров. Сила «ка», которой по слухам владел и Киллер, разбросала шары по разным эргрегорам, теперь вместе не соберёшь… Когда входил, смог на ощупь проверить шероховатость каждого кирпичика. — У вас тут вечный сумрак!
 
— Полумрак, — сказал король, сын паучихи и героя, из его рта свисало что-то желто-зеленое, Одноглазый подумал, что это высохшая водоросль. Пожалуй, не совсем. 
 
— Бес-трава. — Король поймал его за взгляд. — Она всегда остается последней, когда входишь в Затерянные земли, где ничего не растет, и встречается первой, когда из них выходишь. — Он подвёл ужасную златовласку к окну. — За теми землями, что ты видишь, находится Федик! За Федиком Тандерклеп. За ним лес с волками Кальи, заканчивается пограничье между Срединным и Крайним мирами. Ещё дальше Луд, за ним Речной Перекресток, как у вас Речной вокзал. Потом Западное море и Великая пустыня, а уж за ними, затерянные в лигах и во времени, остатки нашего Гилеада. Места, где даже сейчас живут люди, которые помнят любовь и свет, как в раю, но это ненадолго.
 
— Да, — ответила Один, понимая, к чему он клонит, даже в своем безумии старик отдавал себе отчёт в том, что нельзя уничтожать землю, которой собираешься управлять, ты сам и те, кто с тобой, это не разумно. Как таковой, король ему импонировал, полевой командир, который может завораживать.
 
Женщина-викинг остановила свой взгляд пульсирующем тёмно-алом зареве красного света, идущем из кузницы короля, так Сидор называл его источник, в ясные афганские дни всполохи были хорошо видны, шли с юга из Пакистана. На брусчатке типа кремлёвской он увидел нарисованный алый глаз, который с годами чуть выцвел. Стоя на земле, умный человек мог о нём лишь догадаться, с верхотуры обязательно привлекал внимание, стоило посмотреть. Наверняка этот мерзкий глаз нарисовали со всех сторон башни, подумал Один, красавцы.
 
Замок за внутренним двором и рекой, загнанной в крепостной ров квадрата, в который была вписана самая важная конструкция всех миров нашей ойкумены, действительно построили из блоков тёмно-красного камня наподобие армянского туфа, которые с годами стали чуть ли не чёрными от ветра. Башни и башенки в своей верхней части сильно увеличивались в размерах, словно отрицая закон всемирного тяготения Ньютона, расширяясь кверху большими горизонтальными площадкам, как буддийская гора Сумеру, основная часть, которая находилась под этими бросающимися в глаза архитектурными излишествами, выглядела строгой и безыскусной, если не считать еще одного глаза, вырезанного в арке над главным входом, говорят, через него Рам Аббала, таково было настоящее имя дикого короля, видел всех входящих.
 
Два из парящих на высоте пешеходных мостиков разрушились, замусорив двор кусками камня, ещё шесть остались на месте, пересекая воздух на различных уровнях, чем напомнили братку транспортные развилки в местах пересечения основных автострад на кольце МКАД вокруг Москвы. Как и в домах, двери и окна в замке были на удивление узкими, мусульманские бойницы. Птицы с общей судьбой сидели на подоконниках окон, расположенных вдоль мостиков, и смотрели на небо пугающе красного цвета воспаления, болезни и боли. О чём они думали?
 
Заросшая травой дорога с обеих сторон была обрамлена остатками больших каменных стен. Дикие розы росли в нужном количестве среди превратившихся в мелкий щебень древнейших плит. На равнине за разрушившимися стенами странные нагромождения камней напоминали развалины замков, похожих на египетские обелиски. Говорили, тут есть и говорящие круги, поросшие ивами и жимолостью, способные вмиг вызывать демонов, например, призрак Эльзы, в одном месте каменные колонны и цоколи в точности копировали Стоунхендж, в другом остров Пасхи. Глаз бывшего пилота уже искал друидов, собравшихся в центре огромного круга для того, чтобы предсказать будущее на рунах или сварить волшебное зелье, но хранителей этих сооружений, предтечей великого монумента видно нигде не было. Там, где когда-то они поклонялись своим богам, мелькали отарки, которые их всех съели.
 
 — Слушай, выкинь всю эту мутоту, — монарх бережно поставил в вазу самую большую розу, Один видел жёлтое свечение по центру бутона, яркостью не уступающее солнцу. (Или их миллиону.) — Серпы и ножи, которые ты спрятала под одеждой, я дам тебе винтовку, хочешь? — Когда он поднимался, лётчик разглядел на вершине башни два стальных флагштока, облака, которые следовали двум тропам луча, казалось, убегали прочь от их свободных торцов, образуя в небе огромную латинскую букву «икс». Куда она плыла?
 
Розы окружали основание тёмно-алым кольцом, по мере подъема над вершиной холма возникала Тёмная Башня, увеличиваясь в размерах с каждым шагом. Один уже видел и балконы, и их металлические ограждения, свет шел от самих спиральных окон, смешиваясь с отблеском заката, воздух вокруг застыл, ветер шелестел травой, розы кивали бутонами, во всех направлениях до самого горизонта расстилалось огромное алое одеяло.
 
Прорезала его дорога, пыльная, белая, прямая линия шириной, возможно, метров десять, двадцать, тракт. В центре поля стояла закопченная тёмно-серая башня, ее окна блестели на солнце. Там дорога разделялась на две и идеальным кругом огибала её, чтобы на противоположной стороне вновь сойтись в одну, уходящую строго вдаль длинную прямую линию, ещё одна шла под прямым углом к первой, север, юг, запад, восток, если его догадка о том, что тут существуют стороны света, хоть как-то соответствовала действительности, желтые солнца, сияющие в глубине бутонов роз, явно разглядывали его. Тёмная Башня выглядела перекрестьем залитого кровью прицела пулемёта советского вертолёта, она ждала Одина, тут же ветер донес до него громогласную мантру:
 
— Дзё, дзё, дзё… — Или «джо». Один ощущал, что соскальзывает из того мира, какой знал всю свою жизнь, кровавой юдоли войн и преступных ОПГ. Это величественное сооружение сложили не из камня, догадался он, хотя оно выглядело таким, офицеры упустили, это было живое существо, скорее всего сама истина, и биение, которое он иногда ощущал в голове даже за тысячи парсеков отсюда на Арбате и в войсках, всегда было биением жизненной силы самой Шамбалы.
 
Вылетая на очередное боевое задание,  он всегда видел себя летящим к Тёмной Башне, особенно на закате, когда небо на западе от Кабула становилось продолжением поля роз, превращая весь мир в ведро крови моджахедов, удерживаемое на одной-единственной опоре, черной, как полночь, четко выделяющейся на фоне горящего горизонта, останкинской телебашни, откуда приходили все новости из дома. Он видел себя подходящим к Башне на закате, потому что именно в этот момент усиливалось его чистое видение, он знал, эти цветы сумеречный язык поэтов.
 
— Цена, может, и не была бы столь высока, если бы речь шла только об одном этом мире, который мы можем назвать Ключевым, раз уж Тёмная Башня не существует здесь в виде розы, как во многих других, за что убили Троцкого, или в виде бессмертного тигра, как в сказках некоторых народов, или, например, собак, «девять собак подошли к моему крыльцу», Тибет, — сказал король, вдыхая аромат и вежливо предлагая Одину. —  Как только ты оставишь позади этот замок и ступишь в Белые Земли, в Беловодье, ты и твои друзья окажетесь вне досягаемости «ка», Боцман, Волчок, ты, все вы. Всё, через что ты прошел прежде в Москве и на войне, служило одному, помочь нам спасти лучи, спасение которых гарантировало вечное существование Башни, оси, на которой вращаются все миры и всё живое. Это сделано, я тоже хочу спасти их. — Мановением руки он растворил стену и телепортировал из пустоты практически новую М16 в чехле.

— Вон они! — Женская форма Одина увидела две фигурки, Инна вела под руку слабеющего лидера вражеской бригады, бывшего сержанта, они блуждали в основании платформы, Киллер шёл очень медленно, ноги волочил, видно было, идти ему очень трудно. Странно, подумал Один, всегда такой бодрый, что произошло? Он задержал дыхание.
 
— Это место смерти, — сказал Киллер в этот момент подруге жены поэта, почувствовал что-то странное, как тогда, когда ехал на могилу той, что сейчас шла с ним рядом, их путь здесь завершён, — и не только здесь. Все эти комнаты… этажи… Приготовься.
 
— Да, мой родной, — радостно прошептал голос Инны, умирать с любимым всегда красиво. — Но только потому, что такими его сделал ты! Ты мой. — Одина и короля они не видели, за стенами рвов перед замком в Тёмной Башне царили густые сумерки, если не ночь, над ней сияли Старая Звезда Аруна и Древняя Матерь Маричи, звёзды из плеяды Большой медведицы. Использование суффиксов у хурритов и урартов позволяет предположить, что «Аруна» могла произноситься просто как «Арун».
 
Раздались два сухих одиночных выстрела, тьььью, тьььью, бум, бум, Один стрелял с колена, Шах и Инна так и не узнали, что их убило, им так же было не больно. Киллер был мёртв, она тоже, через несколько минут их тела исчезли из параллельного мира, став нерождёнными. Поблагодарив короля, Один снова принял мужской облик, оба глаза целы, прекрасно видел, поднявшись до вершины Башни, он нашёл дверь, повернул ручку, толкнул её. За дверью начиналась белая пустыня, ослепляющая, безводная, абсолютно ровная, разве что на горизонте виднелись подернутые дымкой давно ставшие родными горы пригорода Кабула, из-под запаха солончака пробивался запах бес-травы, которая приносила сладкие сны, кошмары, смерть врагам советской армии.
 
— Ты где шлялся? Бляха-муха… — На штабном «бобике», пыля по пустыне, к нему подкатил капитан Сидоренко, он был без бронежилета и фуражки, за рулём сержант Беридзе в чужих кроссовках. — Бледный весь какой! Бля, я те говорил, как можно столько шляться? Всех афганок уделал, поди! Это где надыбал?! Дай!! — Он выхватил винтовку из рук Одина. — Ух ты!!! Продай, а?!! У них и техника… — Потом смутился. — Юре подари, обыскался. На сутки увольнение тебе выписал, где был целую неделю? С кого снял часы?? Красава??? — Над пустыней в воздухе ярко светило одно солнце 1986го.
 
— Обязательно, — сказал Один, — будет ей орехи колоть, патронов не достанем. — Он посмотрел на циферблат, стрелки застыли точно на без четверти четыре, число смерти.
 
— Рапорт напишешь, сядешь за штурвал, полетим искать снайпера, ушёл в одно время с тобой. Ума не приложу, куда запропастился? Никогда не делал так! Может, украли?..
 
— Яволь, — спокойно улыбнулся Один. — Всё может быть.
 
Может! В эту минуту Стивен Кинг может сидеть за пишущей машинкой в своем кабинете утром, продолжая пить чай маленькими глотками. Очень горячий, но тем не менее он уже выпил половину кружки. здоровый и невредимый, мечтая о победе Украины, которой он загнал кучу денег, а в следующую… Из окна прилетит.
 
Вечером будет лежать в ближайшем похоронном бюро с расплющенной в кал башкой,  восемь или двенадцать часов пронеслись мгновенно, в окружении ближайших родственников, сидящих в своем круге света и пытающихся решить, какими должны быть его похороны, в завещании ничего не сказано об этом, стараясь решить, где его хоронить. А Тёмная Башня? Должно быть, Алый король смеется, читая это, в глубинах Дискордии. А Мордред, Мальчик-Паук, склонный к самоуничтожению его сын, громко смеется вместе с ним.
 
Конец восьмой главы