Семирамида. Глава 11. Последний бой Оанна

1

Уж в прошлом муки десяти ступеней.
Одиннадцатый ждёт меня уступ.
Я пасть готов пред теми на колени,
Кто мне поможет эту высоту
Взять, как и те, что пройдены уже
В таких трудах, каких не знал доселе.
Но, сам себе поставив эти цели,
Я в собственных глазах своих скажен.

Хоть пройден пик, но путь до завершенья
Ещё не мал. Ещё мне предстоит
Не раз к пермесским сёстрам с испрошеньем
Воззвать, чтоб ими не был я забыт.
Но глух ко мне далёкий Геликон,
И влагой Аганиппы с Гиппокреной,
Подобных двум животворящим венам,
Столь редко я бываю вдохновлён.

2

Есть у беды предвестники начала.
Их распознать не каждому дано.
И лишь когда отравленному жалу
Пронзить судьбу несчастных суждено,
Укором память возвращает их
К всему тому, что о беде грядущей
Вещало им. Но шанс их был упущен,
И глас, о ней предупреждавший, стих.

Тому, кто их прихода не заметил,
Вкушать придётся горькие плоды,
За слепоту расплачиваясь этим,
Не избежав пришествия беды.
Но знать, когда и где мы упадём,
Дано ли нам? Подстелет кто соломку?
Мы, вестников беды приход негромкий
Не распознав, навстречу ей идём.

Постигла и Оанна участь эта.
Не внял словам Семирамиды он,
Как некогда Априм, открыв Деркето
Той имя, что в Олимпов пантеон
С одиннадцатью вхожа наряду,
Не придавая должного значенья
Пенорождённой предостереженьям,
Накликал сам же на себя беду.

3

Шёл третий день, как Бактрии столица
На разоренье войску отдана.
Пирует Нин. Победой насладиться
Ему сегодня хочется сполна.
«Пусть предо мной сейчас предстанет тот, –
Он начал, – кто совсем ещё недавно
Себя столь дерзко возомнил мне равным,
А ныне казни сам смиренно ждёт.

Где Оксиарт? Где враг, мной побеждённый?
Пусть приведут сюда его скорей!
Хочу его коленопреклонённым
Сегодня видеть у стопы своей!
И найдена ли царская жена?
Мне весь его гарем не интересен.
Хлеб, в коем должной соли нет, мне пресен.
И потому нужна мне лишь она –

Та главная средь жён его. Всех прочих
Берите вы!» – он обратился к тем,
Кто возглавлял полки его той ночью,
Когда балханских неприступность стен
В рассветный час низложена была.
Ему в ответ один из полководцев:
«Едва взошло над горизонтом солнце,
И в город наша армия вошла,

Мы начали свой поиск, повелитель,
Но взять живой царицу не смогли.
Едва ворвавшись в царскую обитель,
Мы тело бездыханное нашли.
Гаремный евнух опознал её.
Она, мой царь, покончила с собою,
Узнав, что Оксиарт на поле боя
Уже твоею армией пленён».

«Ну что ж, – промолвил Нин, – Как видно, боги
Хотят его рассудок пощадить.
Узрев позор жены, увы, не многим
Дано при этом разум сохранить.
То, что царица сделала с собой,
Пусть он сочтёт великою наградой!
Её позор не опечалит взгляда
Ему. Итак, где вдовый пленник мой?»

В шатёр ввели вчерашнего владыку
Когда-то сильной Бактрии. И вот
Сейчас он перед более великим
Стоит царём, и приговора ждёт.
Он озирает Ниновых вельмож
Погасшим, но лишённым страха взором,
Любому не противясь приговору.
И тем со зверем загнанным он схож.

«Ах, Оксиарт, – так начал Нин, – в дороге,
Когда я вёл сюда свои войска,
Я знал, что мне в бою помогут боги,
Но я не думал, что и ты снискал
Их милость, хоть сражение тобой
Проиграно, и Балх большой ценою,
Хвала богам, был всё ж повержен мною.
Они позор весьма смягчили твой.

Тебе известно, что с твоей женою?
Царица мёртвой найдена была!
Но жизнь её пресечена не мною –
Она сама её оборвала.
Спасая от бесчестия себя,
Решеньем сим бесценная услуга
Оказана тебе твоей супругой,
Последний твой рассудок не губя».

На это Оксиарт глаза лишь п;днял
И прошептал: «Ах, умница моя!..
К богам взываю, чтоб уже сегодня
Они с тобою вновь свели меня!»
И дальше Нину: «Так чего ты ждёшь?
Чего ещё ты алчешь, победитель?
Ты ;тнял всё, придя в мою обитель
С мечом! Чего ещё ты отберёшь?

Жизнь? Мне она не в радость ныне.
Свободу? Что ж, таков, знать, мой удел.
Но если в чём я пред тобой повинен,
Так только в том, что уберечь хотел
Я Бактрию от ига твоего.
Но ты пришёл – и з;лил её кровью!
Какую участь ты мне приготовил?
Страшней уже не будет ничего

Того, чем грезил ты, когда столицу
Мою великим войском осадил.
Не овладев бактрийскою царицей,
Не до конца меня ты победил!
Довольствуйся же тем, что возымел.
Я – пред тобой. Казни меня иль милуй.
Но знаешь ты, что победил не силой,
А хитростью меня ты одолел!»

«Молчи, ничтожный! – Нин взорвался криком. –
Кто право дал тебе судить о том?
Не только силою берут великой
Победу над врагом, но и умом!
Балханцы были стойки, спору нет.
И неприступны каменные стены.
Зачем же б;льшую платить мне цену,
Где меньшей обойтись возможно мне?

А в прочем, Оксиарт, ты прав, не силой
Захвачен Балх. – Смягчил он гневный тон. –
Но вспомни, что троянцев погубило,
Хоть их предупреждал Лаокоон.
Не важно, кто победу мне принёс.
Мир помнит победителей. Таких же,
Как ты, забвенье ждёт! И я не вижу
Причин дальнейший продолжать допрос».

«Не потому ль ты сердишься, что знаешь,
Что хитрость не тобою рождена?
И более всего ты не желаешь,
Что слава будет с тем разделена,
Чьё имя не известно нам пока,
И кто тебя победоносным сделал.
Пред тем, как разлучить с душою тело,
Уважь в последней просьбе старика:

Я не хочу тебя сейчас обидеть.
Тот замысел, признайся, был не твой.
Но перед смертью я хотел бы видеть
Того, чья мысль сгубила город мой».
«На собственные раны сыпешь соль. –
Ему ответил Нин. – Ужель и в правду
Того желаешь зрить, кто Оксиарту
Принёс такое горе? Что ж, изволь»

Затем к Оанну голос обратил он:
«Ты говорил, в твоём отряде тот,
Кто подсказал тебе, что Балх не сила,
А хитрость применённая возьмёт.
Пошли за ним. Посмотрим на него.
Ведь я и сам ещё его не видел»…
Оанн застыл, ведь о Семирамиде
Тот молвил, сам не ведая того.

«Мой господин, посыльному средь прочих
Не отыскать его. И потому
Того, кого сейчас ты видеть хочешь,
Позволь сюда позвать мне самому».
«Ступай! – Ему ответил Нин. – Мы ждём.
И передай, что ждёт его награда
За то, что он балханскую осаду
Заметно сократил своим умом!»

4

«Плохие вести я принёс, родная…» –
Оанн сказал, едва вошёл в шатёр.
И та ему тотчас в ответ: «Я знаю.
Признаюсь, что ждала я их с тех пор,
Как ты решил, словам моим не вняв,
Что ложь царю – страшней того, что может
Быть предотвращено той самой ложью.
Зачем же ты ослушался меня?

Или не я тебя о том просила,
Чтоб имя ты моё не выдавал?»
И он: «Но имя не произносил я
Твоё! Я лишь о том царю сказал,
Что замысел не мне принадлежит,
Помогший нам сломить сопротивленье
Бактрийцев… Лишь теперь твоё стремленье
Я понял. И вина – на мне лежит…»

«Ты говоришь, что имя ты не выдал
Моё?.. Не всё потеряно, Оанн. –
Задумчиво ему Семирамида
Промолвила. – Но знай, что лишь обман
Даёт нам шанс, хоть он и не велик.
А на иное нет у нас надежды:
Я под покровом мужеской одежды
Сокрою свой немужественный лик,

И в ней предстану пред царём. Ему же
Меня представишь ты как одного
Из воинов своих. Таким оружьем
Мы одолеть попробуем его!»
Но если он сумеет распознать
В одеждах сих, не воина, а деву,
Тогда его не избежать нам гнева,
И пред владыкой нам ответ держать».

5

«Так вот он тот, кто мне принёс победу! –
Воскликнул Нин, когда в шатёр вошёл
Едва приметный «юноша», а следом
За ним Оанн. – Ты всё ж его нашёл!
А мы уж думали, что ты забыл,
Что обещал нам привести героя,
Подобного тому, кто силу Трои
Своей великой хитростью сломил!

Зачем же ты лицо своё скрываешь?
Ужель настолько непригляден ты,
Что этого стыдишься, и страдаешь?
Что ж, боги не щедры до красоты.
Сними свой плат и покажи свой лик!
Хочу тебя я навсегда запомнить.
За подвиг твой готов я всё исполнить,
Что б ты ни попросил!..» И в этот миг

Раздался Оксиарта голос тихий,
Стоявшего всё так же пред судом:
«Когда б ты был воистину великим,
Мой победитель, в «юноше» бы том
Увидел бы ты женщину. Она
Перед тобой стоит в мужской одежде,
Лицо и руки пряча лишь в надежде
На то, что будет не распознана».

Нин встал и подошёл к Семирамиде,
Платок не прятал лишь её глаза:
«Теперь я вспоминаю, где я видел
Сей дерзкий взгляд!» – С усмешкой он сказал.
Затем к Оанну взор свой обратил:
«Хотел бы верного спросить я друга:
Всё это время со своей супругой,
Её скрывая от меня, ты был?»

«Да, господин. – Оанн ему ответил –
Она была со мной все эти дни.
И коль я пред тобой виновен этим,
Меня лишь одного за то казни.
Семирамиды в этом нет вины.
Как и запрета нет на то, чтоб жёнам
Твоих бойцов, в сражениях прожжённых,
Быть рядом с ними на полях войны».

«Запрета нет. – Ответил Нин Оанну. –
Но ты меня не этим огорчил.
Я от тебя не ожидал обмана!
Я верил в то, что ты мне верен был»
«Мой господин, найдёшь ли ты в бою
Средь воинов твоих того, кто предан
Тебе был более, чем я? В победах
Доказывал я преданность свою!»

Оанн не подавать пытался вида,
Что страх его берёт – не за себя,
А за жену свою Семирамиду.
Но царь ему сказал: «Не мне тебя
Судить сегодня за поступок твой,
Хоть я слегка разочарован в друге.
Но мудрость, что дана твоей супруге,
Мне помогла последний выиграть бой.

Поговорим с тобой об этом завтра.
Сегодня занят я другим судом –
Над полонённым мною Оксиартом.
Коль скоро ваша есть заслуга в том,
Что сей вдовец всего теперь лишён –
Жены, детей, гарема, дома, власти,
И вырваны клыки из этой пасти,
Вам и решать, на что он обречён.

Я обещал того, кому обязан
Своей победой, щедро наградить.
И клятвой сей перед тобой повязан,
Семирамида! Стало быть, судить
Тебе его. Решение твоё
Пусть станет Оксиарту приговором.
Итак, чего желаешь? Смерти скорой
Ему иль мук?» – «Пусть Оксиарт живёт! –

Ответила она. – И тем наказан
Он будет до скончанья дней своих.
Ведь тот, кто вмиг теряет всё и сразу,
Страданиям подвержен за двоих».
Раздался голос пленника: «Змея!
Гореть тебе в обители Аида!
Проклятье шлю тебе, Семирамида!
Пусть беспощаден будет твой судья!»

6

Нет, не забыл владыка разговора,
Что накануне он с Оанном вёл.
И вот наутро в свой зовёт шатёр он
Того, к кому вчера ещё был зол
За то, что обмануть его хотел.
Но, гнев сменив на милость за заслуги
Перед царём Оанновой супруги,
Обоих в этот вечер пожалел.

Но понимал Оанн: коварней Нина
На свете нет людей, и потому
Он, как на казнь, с главой своей повинной
Шёл не спеша к владыке своему.
«Вчера тобою и твоей женой
Я был весьма унижен. И за это
Я, – молвил Нин, – взыщу с тебя ответа,
Коль скоро ты виновен предо мной.

Мне твой порыв сокрыть Семирамиду
Понятен. И вина твоя не в том.
Иное причинило мне обиду:
Ты обмануть меня хотел, в мой дом
Введя свою красавицу жену
В мужской одежде, видно, полагая,
Что женщину под ней не распознает
Никто, предавшись сладкому вину.

Я дерзости такой ещё не видел!
Кого судить мне первого из вас?
Я мог бы приказать Семирамиде
Раздеться донага в тот самый час,
Чтоб срам её открылся на виду
У всех моих достойных полководцев!..
Но я не стал! Тебе ж, Оанн, придётся
Об этом помнить и иметь в виду!»

И тот в ответ: «Какую же мне кару
Ты уготовил, повелитель мой?»
И Нин: «Меня околдовали чары
Жены твоей. Я уговор с тобой
Хотел бы нынче заключить, Оанн:
Коль ты уступишь мне Семирамиду,
Я вас прощу обоих. И обиду
Забуду я свою за ваш обман».

О, что он слышит! Кары нет страшнее!
Ужели так сильна его вина?
Ведь даже смерть, что разлучила б с нею,
Не столь была бы для него страшна!
Такого униженья от царя
Не ожидал он, хоть и был готовым
Принять любую месть, что даже слова
Не вымолвил, дар речи потеряв.

«Молчишь, Оанн? – Продолжил Нин. – Подумай.
Ты знаешь, я к отказам не привык».
Но тот стоял в безмолвии, угрюмый,
С большим усильем сдерживая крик,
Что вырваться наружу был стремим
Той ненавистью, что питал он к Нину.
Но, возразить не в силах господину,
Решеньем утвердился он своим.

Теперь он знал, что делать! Хищник этот
Своей добычи не упустит. Он,
Хоть не приемлет никаких запретов,
Своей же будет жертвой поражён!
Ему же – остаётся лишь уйти,
Богам вверяя над семьёй опеку.
Ко всякой хвори свой найдётся лекарь,
Не всякий может лекаря найти.

И вот Оанн, шатёр покинув царский,
Как будто выйдя из своей тюрьмы,
Стремит печальный взгляд к стенам балханским,
Что ныне беззащитны и немы:
«Вот, что твоё паденье мне дало!
Ликуй, проклятый Балх! Своё отмщенье
Несёшь ты мне! Я не прошу прощенья –
Я принял месть твою за наше зло,

Пришедшее к тебе из Ниневии.
И вот я цену скорбную плачу
За то, что утопил тебя в крови я,
Предав твоих защитников мечу.
Но, видимо, и мой пришёл черёд
Отправиться за ними вслед к Нергалу.
Коль скоро я попал к царю в опалу,
Меня владыка преисподней ждёт.

Своим мечом я горе нёс бактрийцам.
Вину свою я им же искуплю.
Но славу венценосного убийцы
Я также к сожаленью разделю».
Оанн из ножен свой клинок достал
И в грудь упёр отточенное жало.
«Верши!» – негромко приказав металлу,
Лёг на него – и более не встал…