Артём Голубчик. Житие. Эпизод XIII
героям юным –
умеют нужным бить смычком
по нужным струнам,
беря аккорды без проблем
и без испугов,
искусно добиваясь тем
искомых звуков.
Пусть на двоих немного лет,
почти что дети,
но ведь гармонии секрет
как раз в дуэте.
В репертуаре песни ль ор,
иль баркарола…
Политик выбирает хор
и редко соло.
Со стороны, на первый взгляд,
замечу вскользь я,
политика – сплошной парад
многоголосья:
та тенорит, а тот баском
выводит рьяно,
а этот жидким голоском
пищит сопрано.
Не пение – созвучий блуд
на общем фоне,
какое там искусство, тут
не до гармоний.
Не эталон, стандарт и ГОСТ –
сплошное горе!
Нет. Настоящих политзвёзд
ищите в хоре.
В солисты лезет кто? Взгляни:
лишь однодневки.
Политик до поры в тени,
он на подпевке.
Пусть силуэт неразличим
в софитов свете,
пускай не Демис, не Муслим,
не Фрэнк, не Фредди.
Не тот пошиб, не тот фасон...
Зато кантату
тянуть умеет в унисон
часа два кряду.
А может, чтоб прогнать ваш сон,
спеть рэп ударный.
Широк его диапазон
репертуарный.
Он выдаст в хоре блюз и твист.
Но так бывает,
что голос признанный солист
подчас срывает.
И только беспощадный кнут
достанет критик,
как на подмостки тут как тут
взойдёт ПОЛИТИК.
Взялись и голос, и напор!
Ну, как надсадит...
А хор? А наш послушный хор
тотчас подхватит.
Подумаешь, изгиб судьбы!
С судьбой ли спорить?
На то и хор, ему лишь бы
кому-то вторить.
И вновь мы пустимся в аллюр –
до слёз, до пота,
по строчкам новых партитур,
по новым нотам.
Ломаться, глядя в нотный лист,
едва ли станем.
Нам что? Нашёлся бы солист,
а мы подтянем.
Нам всё равно: кто преуспел,
а кто в опале.
Вчера здесь идеолог пел,
сегодня – Ляля.
У всех своя на сцене роль,
доверьтесь чувству.
Нет, не в персонах соль, а соль
в любви к ИСКУССТВУ.
Да, синусоиды орбит
солистов жалки:
был – всемогущий фаворит,
стал – ноль без палки.
Растаял как туман? Иль вдруг
усох как клейстер?
На то и дан хорАм худрук
и капельмейстер,
чтоб ведать расстановкой сил.
Но в буче хора
нет тех, кого бы не манил
пульт дирижёра,
чтоб «ре» сменить на «фа-диез».
...И я не скрою:
честолюбивых снов не без
мои герои.
От их амбиций сам не раз
чесал я темя,
но вот девиз «Потехе час,
а делу время»
одобрю на все сто почти,
быть честным дабы,
ведь у героев впереди
ещё этапы.
Хоть вновь как в старину ори:
«Сарынь на кичку!»
Парторг ещё остался и
культмассовичка.
Притихли, испугавшись, но,
нырнув в глубины,
легли до времени на дно,
как субмарины.
Голубчик знал: пока что зря
трубить победы,
когда наводят втихаря
враги торпеды.
(Он это чувствовал нутром).
Как тиграм в своре,
солистам тесно вчетвером
партийном хоре,
где каждый лезет вон из кож
в слепом азарте.
На весь ансамбль не напасёшь
заглавных партий.
Не нужно хору столько прим!
А дальше что же?
Он заявлением своим
всех огорошил.
Искусник вить словес лассо,
изрёк признанье:
«Я против крови, я за со-
существованье!»
На примиренье всех позвал
в кафе «У Гиви»,
где лично организовал
шашлык с сациви.
Кафе гудело до утра,
как полный улей.
Вино – конечно «Хванчкара»,
«Киндзмараули»,
в графинах – водка, что слеза,
пельменей горы...
Гулянка не на полчаса,
а до упора,
до дна, до поросячьих виз-
гов, до бесстыдства,
в дым и до положенья риз,
как говориться,
чтобы, упав потом под стол,
лежать убито...
Так пил когда-то комсомол,
его элита!
И коль сподобился уснуть
с лицом в тарелке,
то будет что повспоминать
при опохмелке.
А если смог внять настроень-
ю дать всем в рожу,
и дал, то точно – этот день
не даром прожит!
И коли ты не дуролом,
не лох, не лапоть –
свою соседку под столом
успей полапать.
Из тех, чей бюст дразняще-крут,
бедро – овально,
в кафе с собой таких берут
ежеквартально.
Вот тут проявим политес,
есть точка зренья:
не пьянка это, а процесс
рядов сплоченья
путём сближенья душ и тел
под звон гитары...
Расходы спишет орготдел
на канцтовары.
...Парторг налил себе грамм сто
простого пива,
но через час дозрел и до
аперитива.
Когда ж, про крейсер спев «Варяг»,
про БАМ запели,
он дегустировал коньяк
и «Ркацители».
Сначала он комплексовал
и зыркал косо,
но лишь Артём поднял бокал
за сбор партвзносов –
растаял, сбросив груз кручин
и дум о грустном.
Он к командиру спецдружин
проникся чувством.
Под массовички скорбный взгляд
хлебнувши рому,
он признавался всем подряд
в любви к Артёму.
К нему исполнен, говорил,
приязнью личной
и в доказательство налил
стакан «Пшеничной».
Введя указанный объём
в себя орально,
стал к дамам приставать. Причём
весьма нахально.
Скандал. Нетрезвая буза.
Обрывки мата...
Сдают, как видно, тормоза
у партократа.
Ему б умерить эту прыть,
ему б уняться,
а он давай на всех хамить
и обзываться.
Назвав нью-босса мудаком
(хватило духу),
заехал сдуру кулаком
кому-то в ухо.
Да, развлеклась его душа
по всей программе...
Но нафига для куража
крыть всех по маме?
Бить официанта? С пьяных глаз
крушить фужеры
и принародно пару раз
блевать в портьеры???
Бесспорно, можно и понять
хмельную вспышку,
но босса грязью обливать –
нет, это слишком!
Как он посмел нести сей вздор
и не смутиться?
Конечно, это перебор.
И где граница?
Скандал нечистым лёг пятном,
и очень скоро
распространят на весь крайком
пятно позора.
С мундира нужно грязь смывать
денатуратом,
а провокатора карать
всем аппаратом!
…Рассвет. Ущербная луна,
как спелый киви.
Банкет окончен. Тишина
в кафе «У Гиви».
Где всякие под гвалт и крик
плясали типы –
лишь недоеденный шашлык
и чьи-то всхлипы.
Пост-пьянки скуден интерьер:
бутылки, корка...
Кто разглядит в тени портьер
рельеф парторга?
Парторг один. Почти тверёз.
Не разобраться:
стол от вина сыр иль от слёз...
Темно же, братцы.
На целом свете, видно, нет
его несчастней –
для полотна живой сюжет
стрелецких казней:
заря, тень плах, палач, топор,
под ним – острожник...
Как жаль, что автор не гравёр
и не художник!
Такой ведь упускать нельзя
сюжет из вида.
Но каждому своя стезя,
своя планида.
Кому-то кисть, а мне перо
судьба ссудила,
ну а иному, как Пьеро –
скулить уныло,
ныть монотонно, как дитя,
как пёс в вольере.
Ныть безнадёжно, подводя
итог карьере,
которую жаканом бьют
на самом взлёте...
Парторга утром разжуют,
а днём проглотят,
как недожаренный пирог –
с брезгливой харей.
Уж он-то знает назубок
весь их сценарий,
ведь сам недавно едоком
считался рьяным.
Жуя других, в процессе том
прослыл гурманом.
Творя над ним поспешный суд,
взмахнут секирой.
Собранье шустро проведут,
так, для блезиру,
дань торопясь во весь опор
отдать сюжету,
и впишут смертный приговор
в его анкету:
«Товарищ данный среди нас
своим считался,
меняя ловко свой окрас,
маскировался.
Но обнаружен в нём уклон
политраспада,
за аморалку исключён
из аппарата».
Пусть шелуха, пусть явный бред
кобылы сивой,
но парню ходу дальше нет
с подобной ксивой.
С ней даже не возьмут в забой,
грузить вагоны.
Ведь кто он ныне? Да, изгой,
он прокажённый.
Был туз. Теперь, ни взять-ни дать,
почти что падаль...
Рассказ печальный продолжать
могу. Но надо ль?
Нет, это не каприз, не блажь
тому причина.
Потерян след. Наш персонаж
навеки сгинул.
Вопрос наивный – почему?
Да, палки-ёлки,
куда с таким теперь ему
тавром на холке?
Он с ним на жеребца похож,
или миледи?
Он никуда не будет вхож
с пятном в анкете.
Нет, не играют здесь ни пол,
ни возраст роли,
политика – она футбол
на минном поле.
Одни прорвутся и забьют
по всей программе,
ну а кого-то понесут
вперёд ногами.
По меньшей мере, будешь с год
скучать в каталке...
Вот тут уже наоборот –
тут ёлки-палки
и чёрт возьми!.. Набор не нов
брехни и лая.
(Хоть лично я подобных слов
не одобряю).
...Ловя уставших стоны масс
и их укоры,
я завершаю свой рассказ
о том, который
под критиканов злобный гул
исчез скорЕнько.
...А Тёма Ляле подмигнул:
«ЕЩЁ СТУПЕНЬКА!»
Свидетельство о публикации №124062404789