Из Вагантов. По следам памяти 17

Подгребаем всё ближе. К финишу.
Вот и Таня. А у неё и фамилия – к Вагантам вяжется.

17. Таня Важнова…

57.
2016 – 1.
2017 – 23.
2018 – 14.
2019 – 9.
2020 – 2.
2021 – 5.
2022 – 2.
2023 – 1.

К Тане я какое-то время присматривался.
Заметил, как она пересеклась с Владом. Где-то в августе 2016-го. Всерьёз.
Почитывал и, наконец, решил(ся) отозваться.

«Реминисценция»

Т.В.

В никуда – из ниоткуда. По фарватеру Любви.
Не каприз и не приблуда. Просто…
Просто – C'est La Vie.
Разминулись-разбежались.  Не сошлись. Кому пенять?!
Короли и сенешали. Синей шалью депресня…
За окном в потёмках машет. Мажет, вытяжкой сосёт.
И последний ход не важен. Как уже неважно всё.
Несудьба… Трамвай, кораблик. Рельсы, море-океан.
Кто украл, а кто ограблен. Кто по жизни бонвиван.
Отчего сегодня больно там, где «шапки не долой»?!
Умирать порой прикольно, чуть картавя про любовь.
Сам Бобок по-генеральски о Поэте брякнет: «Дрянь!».
И Ван Гог, мешая краски, вскроет брюхо ноября.
(7.11.2016)

Да. Пожалуй, Танюша впервые в том (что с Владом) августе и ко мне завитала.

Рецензия на «Кризис жанра» (Вольф Никитин)
Поймали. Даже не сопротивляюсь, обаянию стихов ваших.
С теплом, ТВ
Татьяна Важнова 22.08.2016 20:20
Спасибо, Татьяна! Простите нахала (за «ловлю»). Не ожидал. Оттого вдвойне приятно.
Вольф Никитин 22.08.2016 20:25

А в «Кризисе» том был «дуплет»

Кто пишет кровью – я ж…
Когда б чернилом!
Как покемон, по клавишам стучу.
Порой звезда лукавая манила.
Куда-то полз по скользкому лучу.
Но чаще просто кутался в потёмки.
В квадрате по периметру сновал.
Стихи – не рядовая работёнка…
У Бога надо спрашивать слова!
(18.08.2016)
PS:
«Ж…» после «я» – просто «ж». Дабы чего не подумали!

(2). * * *

Меня не слышит избранный поэт.
Он прав –
Я сам себя в упор не слышу.
Урчу котом и шастаю по крышам,
Но не кручу козырный пируэт
На козырьке.
Над бездной бытия…
Всё дальше отхожу на серединку,
Где будней собираю паутинку,
Играя в незатейливый театр.
(19.08.2016)

Начиная с 2017-го, три года я Таню «одаривал» весьма усердно…

«Покаянное»

Т.В.

Танюша, милая, простите!
За стих, где вспомнил про «усталость».
Иной судьбы затронул нити,
пиная собственную старость.
Зато теперь и Ваша «осень»
меня так просто не отпустит.
Ещё стежок к моей занозе.
Ещё шажок поближе к устью.
ОН будет ждать, а Вы – живите.
Дышите красками, стихами.
И Ангел чуть ослабит нити
в суровом неводе над Вами.
(13.02.2017)
PS:
На стихи Т. Важновой «Исполнение желаний», «Ненастроение», «Холодная осень».
В первых двух упоминался «дятел». А Ангел – в последнем. Его (Бунину) и приведу. Долгое…

Ивану Бунину

Канун зимы. Закат… Какой по жизни?
Со счёта сбилась. И зачем считать?
Но так предсмертно солнце в небе виснет,
Так нестерпимо холодно… И знать –
Постылая привычка. По примете
Вот-вот снега. Который день не спится.
Глаза в себя: стоишь серьёзен, светел…
Кричу стеклянным голосом синицы.
…………………………………
Больное сердце. Чем могло бы быть
Не ставшее? Диск проседает низко,
Наполовину съеден. Просто жить
Он долго приказал. Но даже близко
Ни с кем не испытать такой отдачи,
И счастья, и готовности любить.
Колёса поезда в дали о нас судачили,
А мы с тобой хотели просто жить.
Отчаянно! Дыханье застывало
И как фольга шуршало возле губ.
От инея совсем седою стала –
Прозрачной – прядь волос... казался груб
Шинели ворс. Губ влажных нетерпенье
К моим примёрзло. И слова любви
На выдохе, и слёз немых кипенье
От слов: «Я подожду, ты – поживи…»
Ненужным сном вся жизнь. Прощальный вечер,
Единственный – негаснущим костром,
Золою будет греть последней встречи,
Голодной памяти припрятанный закром.
О, холод солнца... Воздух загустел:
Течёт за воротник… Ах, осень-сводня!
Лёд памяти в окошке пропотел
Монеткой. Нехорош закат сегодня…
Мой ангел, вновь тебя я огорчаю
Нерадостью. А ты так долго ждёшь
Как хочется любви, тепла… и чаю,
И светлых слёз… И дом, где ты живёшь.

«Образ»

Женщина, не любящая красное.
Всех оттенков. В опции любой.
Яростное. Бешеное. Страстное.
Оптом. В несусветный разнобой.
Женщине видней. Она – кудесница.
Зеркало и «святцы» – не указ.
Жизни ускользающей наперсница.
Лучики-морщинки возле глаз.
(11.03.2017)
PS:
На стихи Т. Важновой:

Пощёлкивают в пальцах спицы,
А руки, торопливым блицем,
Сукровицею тянут нить,
Что, раня глаз, мешает жить.
Как не люблю я красный цвет!
С тех бесконечно давних лет,
Когда в тетради алой меткой,
Укором плавилась отметка.
Прощёлк двух палочек железных...
Я – снова юная невежда.
И узнаю, что крови след
Идёт за женщиной вослед.
Как не люблю я красный цвет!
Безумной ярости послед,
Что, полыхая, топит сразу,
Кипящей лавой бедный разум.
Прожилки красные у глаз,
Сосудов-паутины стаз.
И века сморщенная мякоть,
Сочащая на щёки слякоть.
Как не люблю я красный цвет!
Безумно тлеющий рассвет,
И в желтизне осенней гаммы
Багряных листьев сгустки-раны.
И ягод бусины тревожат
Пурпурным соком, что на коже
Кропили мертвенность лица
Из-под тернового венца…
Багряный, пурпур, алый, красный –
Сигнал сознанию: «Опасность!».
Цвет мяса, крови, войн и ада…
Зима. Всё белое. Прохлада.
(Красный цвет)

«Об утратах…»

Собрание утрат. Дырявые карманы.
Их некому зашить. Жене – не до меня.
Наверно, я созрел до мудрости нирваны.
Вон, шаркаю, едва к постели семеня.
Собрание утрат богаче с каждым годом.
Сокурсников, друзей, истаявшей родни –
За час не перечесть. Всё мельком, мимоходом.
Вот так, душа! Вот так… Глядишь,
и мы – одни…
(16.03.2017)
PS:
На стихи Т. Важновой:

Ночная кухня, чашка чая,
Сижу, горбатая тоской…
И вспоминая, так скучаю:
«Эй, Юрка, поболтай со мной!»
А памяти моей бессилье
В начало осени ведёт.
И лошадиное, Бурвилье
Лицо нелепостью зовёт.
Горчично-жёлтые, в очёчках,
Худые щёки. Ксилофон
Зубов, стоящих ровной строчкой –
Улыбки-обаяшки фон.
А карий глаз несовместимость
В себе хранит: и смех, и грусть.
Чарующая некрасивость –
Её я помню наизусть.
Мы схожи в лености к занятьям,
В готовности смеясь, рыдать.
А лекционные проклятья –
Отличный способ поболтать.
Ни с кем такого наслажденья
В обычном трёпе ни о чём
Не получала. В сердце жженье,
Теперь я знаю: кто… почём…
В квартире – сумрачной, высокой –
Катушечный магнитофон.
Кричит непризнанный Высоцкий,
А рядом Юрка, впавший в «сон».
Прикованный на табуретке
(На два часа душевный пир),
В восторге ёрзает бареткой,
Ушедший в незнакомый мир.
Мой обаятельный согруппник.
Мой «закадыка»… Где ты? С кем?
В чьём мире ты весёлый спутник
Нетоптаных дорожных схем?
Ты знал диагноз. Сука-водка
Судьбу способна растворить.
Обожжена «палёнкой» глотка.
Всё – донышко. А где же жизнь?
О чём ты думал? Что ты понял?
Небытие… А жизнь закинь
В ковчег оранжевых ладоней,
Царапающих неба синь…
(«Друг мой, Юрка!»)

Наконец-то натыкаюсь на приличный переклик с моей стороны

«Ассоциации. Попурри»

Ложится на узор оскалом цианида
в свинцово-ртутном блеске кондовая печаль.
Finita la… Верней, осенняя планида.
Прощальным поцелуем октябрь её венчал.
На инистый асфальт, на шарканье идиллий,
на нежность показную и выспренный восторг –
Без каверзы и слёз мирских и крокодильих
ложится запоздало зазубренный листок.
Рубинами рябин, оскоминой прогорклой
от книги голубиной до тихого креста.
Есенинской тоской, зачёсанной под Лорку.
Терновником колючим по имени Тристан.
Я сам, как этот сон, туманами окутан.
В смирительной рубашке, что в клетке золотой.
Отравленный сурьмой и знания цикутой
протягиваю к солнцу озябшую ладонь.
(20.03.2017)
PS:
Асфальт светился лужами неона,
Был ртутный блеск тяжёл и маслянист.
Потягивался вечер внесезонно –
Нудистом. Фиговый последний лист
Всей кожицей краснел, порхал стыдливо,
Ладонь тянул, просил её пожать.
Вопил клаксон, трамвай звенел визгливо,
А осени хотелось просто спать.
Не трогали бы взглядом и не звали,
Не шаркали подошвой вдоль спины
Асфальта, и словами не зевали,
И не кололи смехом… Сочтены,
Последние одышливые ночи
Чахоткою больного октября,
С сухими волосами вдоль обочин,
С кровавыми плевками листьев. Зря
Последние усилья осень тратит.
Куда, как проще попросту принять
Свой возраст, обронив надежде: «Хватит!»,
Уйти в снега «и видеть сны»… И знать,
Что всё случилось: раб ты или воин,
Твой выбор, и не выбор – тоже твой.
Всё удивленье миром и собою,
Принять, как данность и назвать судьбой.
(Т. Важнова. Я – осень)

Мы вплыли в ночь – и снова ни уступки,
ответный смех отчаянье встречало.
Твоё презренье было величаво,
моя обида – немощней голубки.

Мы выплыли, вдвоём в одной скорлупке.
Прощался с далью плач твой у причала,
И боль моя тебя не облегчала,
комочек сердца, жалостный и хрупкий.

Рассвет соединил нас, и с разгону
нас обдало студёной кровью талой,
разлитой по ночному небосклону.

И солнце ослепительное встало,
и снова жизнь коралловую крону
над мёртвым моим сердцем распластала.
(Ф. Г. Лорка)

Вся мощь огня, бесчувственного к стонам,
весь белый свет, одетый серой тенью,
тоска по небу, миру и мгновенью
и новый вал ударом многотонным.

Кровавый плач срывающимся тоном,
рука на струнах белого каленья
и одержимость, но без ослепленья,
и сердце в дар – на гнёзда скорпионам.

Таков венец любви в жилище смуты,
где снишься наяву бессонной ранью
и сочтены последние минуты,

и несмотря на все мои старанья
ты вновь меня ведёшь в поля цикуты
крутой дорогой горького познанья.
(Ф. Г. Лорка)

Возмездие… Под Танюшино мне.

«Возмездие»

Возмездие… Почти по Генрику.
А может, и по Блоку самому.
Когда Пикассо пишет Гернику,
у нас составами,
на Колыму,
везут никак не «мразь кулацкую»,
а тех, кто «рим» и небо штурмовал.
Чертами райскими и адскими
в началах зримо видится финал.

Один, как перст, на сбившемся матрасе,
в обители, похожей на сарай,
долдонь, юрод, что мир зело прекрасен,
и гвозди из ладоней выдирай.
(23.03.2017)
PS:
«Весна?»

В.Н.

Зарядили длинные дожди,
Нудные, времён потопа Ноя.
Небо хлюпает зелёным, ноет,
Протекает крыша. Жди… не жди…
Глухо бьёт в помятый таз капель.
Пол блестит от брызг прозрачным лаком.
Жизнь жую просфорой пресной…с таком.
Мой корабль с пробитым днищем – мель
Старого скрипучего дивана,
Двух подушек, к ним сыпучий плед –
Дряхлый облысевший ворсом дед,
С крошками махорки из кармана.
Пальцы грею о горячий бок.
Сколько лет с тобой знакома кружка?
Белая, с щербиной полукружья –
Маленький домашний чайный Бог.
Мармелада яблочного брус.
Кипяток кипящий лью до риски.
На губах молочный вкус ириски.
У заварки – терпкий мятный вкус.
И окно слезится – дома глаз
Лужами заплыл. Как март несносен!
Дождь плетьми стегает тело сосен
И бормочет: «Аз воздам вам…Аз…».
(Т. Важнова)

В продолжение и – ещё раз в подыгрыш мелькнувшему в предыдущем Блоку

«Бывает… После Дня Поэзии»

Что на свете выше
Светлых чердаков?
Вижу трубы, крыши
Дальних кабаков.
Путь туда заказан,
И на что – теперь?
Вот – я с ней лишь связан...
Вот – закрыта дверь...
(А. Блок)
-------------------------------------------

Тоской пришибленный пиит
глядел на небо – то,
что в луже.
И тихий первобытный ужас
ему мерещился меж плит
и в криптах-трещинах асфальта.
Где прошлый год случилось сальто
в грязи, на Пасху аккурат.
По жизни – шут и акробат,
он звёзды путал с мишурою,
а quantum satis –
с суетой.
Мальчишка. Юноша седой,
к стране расхристанной и строю
любови пылкой не питал.
Своих грехов вполне хватало.
Судьба – не рок, а так…
Катала.
Всучила ломаный пятак.
На «Аз воздам!» с другой раздачи
Лежит законный туз трефей.
А впрочем, будь ты корифей,
Случилось разве бы иначе?

Вот так, душа моя. Вот так!
Подвал – не хуже, чем чердак.
Хотя, однако ж, и не лучше…
(24.03.2017)

В перекликах с Таней у меня было много миниатюр. Не всегда равно достойных и отточенных…

«Мир»

И запах дома в каждом дежавю.
И в капельке одной, считай, полнеба.
В травинке малой, что сейчас жую,
простор, в котором с детства не был
(12.04.2017)
PS:
Отклик на «Мир капли» Т. Важновой:

Рябь – отпечаток ветра на воде.
Синь – отпечаток на сетчатке неба.
На языке вкус кисловатый хлеба.
А запах дома, как тату, везде.
Пушистость шали, словно знойный день.
Пот, как вода морская, щиплет губы.
Асфальт-наждак стирает кожу грубо.
Под лопухом близнец прохлады – тень.
Пыльца от бабочки скрипит, как снег,
И пахнет не по здешнему лимоном.
Свет вечера, подсвеченный пионом,
Висит камеей, словно оберег.
Росинки мир дрожит на резеде.
Тиктаком пульс, почти что сердца эхом.
Бросают стены тёплый мячик смеха.
И запах дома, как тату, везде.

Таня – Мастерица! Художница. Пишет, порой, как красками на холсте: сочными мазками. Фиолетовый (лиловый?!) предпочитает багряному.
Художница Алла (я их иногда скрещивал в своих откликах) предпочитает цветовую гамму в слове не выпячивать. Но – хороши обе. И – главное – по-разному.

«Мой Демон…»

Мой Демон…
Мог бы и побрезговать!
Преминуть. Мельком заглянуть.
А я работал бы над фресками,
веков снимая пелену.
Писал бы лики чистых ангелов.
Пилоны нефов украшал.
И от озноба бы не вздрагивал,
в обрыв не рушилась душа.
И не ломилась в келью-комнату
лиловым призраком сирень.
И мысли были бы не скомканы
в мозгах, что сами набекрень.
Зачем ты, Лермонтовым брошенный,
меня отравой опоил?!
Аз есмь воробышек взъерошенный,
юрод, блаженный Михаил.
(19.06.2017)
PS:
На стих Т. Важновой «Чёрная акварель. М. Врубелю»:

Кто Я? Я – чёрная скала –
Голгофа. Разум - мой Иуда.
Завесьте чёрным зеркала,
Мой Демон и безумие оттуда.
Болят и чешутся мозги.
Нет памяти – всё съедено «сухоткой»;
Нет времени – вперёд, назад – ни зги;
Нет цвета – только чёрная обводка.
Фрамуга, как безумная старуха,
Причмокивая, ловит звук утробно.
По одеялу, в рост метровый, муха
Ко мне ползёт. Посверкивают злобно
Глаза фасеточные. В тысячах осколков
Мой образ прорисован чёрной тушью.
А чёрный хоботок стальной иголкой
Прокалывает мозг, высасывает душу…
Я видел этой(?) ночью, как луна
Наплакала серебряные лужи,
Смотря, как накрест два моих крыла
Тройным узлом вязал дежурный ужас.
Завёрнут облака воздушный пируэт
В слепяще-белый саван санитара.
Тошнит от запаха… Распяленный букет –
Лиловая сирень из моего кошмара.
Сквозь стёкла графику ветвей
Озёра глаз размыли акварелью.
Чернила слёз, день всё черней…
Дождь обрыдался чёрною капелью.
Тень дерева присела на паркет.
Я, кажется, художник? Значит, надо
Успеть и обвести ажурный силуэт
До веточки последней, и награда
Ко мне придёт. Я пальцем акварель
В испарине стекла пишу, как прежде.
Она звенит – из прошлого свирель –
Стекая призрачною каплею надежды…

Ахматова и Гумилёв… Из любимых Тани. На их «тему» мы были не прочь перетереть.

А.А.(?)

Т.В.

Горний свет. У Анечки Горенко
С переплётом красное окно.
Жизнь взята у Господа в аренду.
Что сулит – изведать не дано.
Будут там и слава, и гоненья.
И любви недолгой маета.
Всё пройдёт…
Останется горенье
В самые промозглые лета.
В лунностях, в лиловостях распада.
В бездне «неузнанных голосов».
С Музыкой «единственного сада».
С Первою распевною грозой.
(27.06.2017)
PS:
На цикл стихов Татьяны Важновой, посвящённых Анне Ахматовой

«Вопросиком» к предыдущему я (перекличник) намекал на другую Анечку Г….

«Анна Горенко (Карпа)»

В базальтовой отвесности ночей
над гладью вод восходит солнце Смерти.
Со скрежетом.
Предвечный Книгочей
смежил глаза. Но также птаха вертит
чугунно-неподъёмный небосвод,
оставленный последними богами.
И нет у ней ни страха, ни забот
с надуманными нудными долгами.
(28.06.2017)
PS:
Птичка Божия не знает
Ни заботы, ни труда;
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда,
В долгу ночь на ветке дремлет;
Солнце красное взойдёт,
Птичка гласу Бога внемлет,
Встрепенётся и поёт.
За весной, красой природы,
Лето знойное пройдёт –
И туман и непогоды
Осень поздняя несёт:
Людям скучно, людям горе;
Птичка в дальние страны,
В теплый край, за сине море
Улетает до весны.
(А. Пушкин. Из поэмы «Цыганы»)

Из Стихов Анны Горенко:

* * *
юннат беспризорный могильщик
ты клеил серебряный гроб
но что мне до смерти я птичка
я зоологический сноб
умелец роскошный курильщик
ты думал я жить не хочу
я жизни не знаю я птичка
я небо верчу

* * *
Где ночь отвесная в падении свободном,
ни перьев золотых, ни каблуков.
Там гладь небесная ещё надёжней водной
смыкается и не даёт кругов.
Второе солнце смерти поднималось,
железное, над городом. Но мы,
не слушая его, опять пытались
прикрыться пыльною одной полой зимы,
одним её невнятным одеялом
от собственных холодных светлых глаз.
Вторая стража смерти всё кричала,
по имени не забывая нас.
Всё отделенное страницею, двумя ли,
всё неопасное невидимо. Усни,
чума идёт по улице. Едва ли
после войны ты вспомнишь эти дни

«Слово»

Иду на вы… Да нет:
шучу!
Давно осточертели войны.
Я просто возвращаюсь в чум,
в обитель дум ассинибойнов.
Трепал Кучума злой Ермак,
а кончен был с дружиной сонным.
По ком не плакала тюрьма,
того затопчут низких сонмы.
И так – во всём. Во все века.
Коснеет слово в позолоте.
И звук, буравя грань виска,
как червь сомнений, жаждет плоти.
(3.07.2017)
PS:
На стих Татьяны Важновой «Иду»:

Вниманье – бросовый товар.
Мой мимолётный взгляд не щедр.
Пощёчиной зрачковых недр
Взимаю с встречного навар.
Не интересна никому.
В толпе надёжней, чем в тюрьме.
Все эти речи не ко мне.
Прикосновения сомну.
Смахну, как сор с плеча, зевок.
И от улыбки увернусь.
Прочь, удивление! И пусть
Не тычется мне мир в висок.
Не любопытствуя – вперёд!
А, если надо, оглянусь:
Диковиной чужая грусть –
На поводке печаль ведёт…
Я муравьиною тропой,
По бровке вдаль, не чуя ног.
Бегу, глотая жизни смог,
С двумя авоськами домой.
Ловлю открытым глазом в сеть
Все впечатления-мальки.
В кармане слуха – медяки.
Легко роняю. Вряд ли треть
Я принесу в свою нору.
Мой поэтический запас.
Стреножу жестов перепляс
И чувств жестокую игру.
Сложу поленницей в углу,
В пустую сумрачную тень.
И, может быть, за целый день
Горсть слов непраздных наскребу…

«Хандра-хондроз»

И каждый вечер друг единственный
В моём стакане отражён
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушён.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат
(А. Блок)
--------------------------------------

От пятницы до пятницы
в ненужность вечеров
гляжусь с упрямством пьяницы –
обломок гончаров.
Мочалкой грибоедова
с зеркал стираю лень.
Адью, чудак! Покедова.
Заламывай сирень!
Лиловую и белую –
охапками, в огонь.
Руками огрубелыми,
на свалку, на хер
– вон!
И родину нетрезвую,
с дурманом роковым,
с иконами и фресками –
туда же, в топку, в дым!..

Ан, нет!
Не получается.
Всей шкурою прирос.
Сирень моя, печальница.
Запущенный хондроз.
(13.07.2017)
PS:
На стих Т. Важновой «Ненужный»:

Алине

Тяжёлыми шагами дворника
Идёт за окнами рассвет.
У этого пропойцы-вторника
В зрачках больной и мутный свет
Непросыхающего пьяницы.
И перегаром – моря вонь.
Ему плевать – шумит и чванится –
Выносит ум и душу вон.
Ничейная скамья садовая,
Давно утратившая стать.,
Раскинув бёдра, вечно вдовая,
ЛастИтся к вторнику – присядь!
А мне, что делать с безразмерностью
Души подшитой, на мечту?
С её неведеньем, манерностью,
Со схимой – вечно на посту.
Что делать мне с моей покорностью?
Себе себя вернуть хочу.
По понедельникам и вторникам
Синдром похмельный. Я плачу
За краткий обморок свидания
Неподнимаемый оброк.
За хрупкость отношений – здание,
Где только ветер. Как ожог
Мне мысль, что даже не придумала
За что могу его любить.
Брожу осенней, хмурой Юрмалой,
И понимаю: горько пить
Отраву, что даёт беспамятство,
Но не лишает жизни… нет.
А тело – глина беса памяти,
Постыдная ремарка лет.
Отдай меня мне! С пьяным дворником
И фея – старая карга.
И ты ненужный – вечным вторником.
И я – ребёнок четверга.

«Июльское»

А у нас – лишь лучок-старичок.
Да картопля, жуком измождённая.
Так, от силы денёк припечёт:
Чуть раздалось и снова задёрнуло.
Небо-небушко рухнуло ниц.
Обложными дождями навесило.
И в лесу ¬– ни грибов, ни суниц.
По болотцу – чернильное месиво.
И на вишенке нашей – тоска!
Да и та воробьями поклёвана.
Не отыщешь живого мазка:
по сырому, на глаз, размалёвано.
Вот такая у нас акварель.
А осталось со жменьку от липеня,
на который опять постарел,
хоть зачти, хоть из памяти выкини.
(24.07.2017)
PS:
На стих Т. Важновой «Засол июля»:

Укропом пах июльский вечер,
И терпкой зеленью листа
Смородины. Багровый перчик
Сомлел, от жара дня устав.
Солёный бриз белёсой плёнкой
В ресницы трав упав, застыл.
Звезды прозрачная иконка –
Погашенного солнца пыл.
Кипел рассол зелёной ночи.
Роса осыпала кусты.
Солонкой полной многоточье
Жасмина. Белые цветы
Уронены на рыхлость грядки,
Где грел ядрёные бока
Чеснок, скрутив седые прядки
Пера, увядшего слегка.
Луна, как сырник в белой манке
Мне в губы тыкалась лицом.
Июль солило лето в банке –
Зелёным хрустким огурцом.

* * *

Планеты нуждаются в звёздах,
и нашей, без Солнца – никак.
А мы, под огнём перекрёстным,
витаем всю жизнь в облаках,
И там – наобум, бестолково –
жар-птицу хватая за хвост,
без всякой грунтовки подкову
кладём на спасительный холст.
(5.08.2017)
PS:
Отклик на стих Т. Важновой «Подкова»:

Подковой день на дверь прибит.
Я запускаю пальцы в гриву:
Постой, соловый…пусть стучит
Несбывшееся. Быть бы живу…
Давай сегодня, как в поля,
Отправимся гулять с тобою
В осенний привкус сентября,
Что я давно зову судьбою.
Пусть нам с тобой позолотит
Возможность ноздри и ладони.
Подковой радуга висит.
Или дугой? И белый донник –
Тот мотыльковый медонос –
Раскуривает трубку мира.
А мы всерьёз…до слёз всерьёз
Надеясь, похромаем мимо.

Рецензия на «Между нами – звёздами» (Вольф Никитин)
А всё-таки страшно принять, то что мы нутряно понимаем и провидим...Как бесконечно зло и несправедливо из нас звёзд делают чёрных карликов. Спасибо Владимир!
Татьяна Важнова 04.08.2017 19:53
Вам, Танюша, Спасибо! Вы – и вправду, звёздочка. Ну, а я, надеюсь, не совсем чёрный (пусть и карлик) ))).
Вольф Никитин 04.08.2017 19:59
Вы – планета...
Татьяна Важнова 04.08.2017 20:59

Простите, опять не удержался от «мазилки»! А ведь уже зарекался (да не все зароки держу).
У меня, Таня, где-то было «в консонанс» с этим Вашим (даже в трёх-четырёх местах «мигнуло»). Но то – достаточно давнее (жене), из «волчьей лирики»...

Стиха неловкого подковка
Слезой скатилась с высоты.
Тоскливо в логове у Волка.
Умолкли парки и сады,
Свою листву так и не сбросив.
И ждут, когда вернёшься Ты.
Застыло всё. И даже осень
Не добирает Красоты.

«Бисово»

Зворухнулись веки Виевы.
Небо-ладанка насопилось.
Годунов не стал Нуриевым.
Я зашился с философией.
Засушил себя болезного
гегельянцами и марксами.
Всё до глянца их вылизывал.
Всё подшучивал над массами.
Нет бы, с бабонькой хорошею,
хоть с мужичкою, хоть с панночкой,
разговеться танцем-отжигом,
а не юшкою с бараночком.
Ан, сижу Хомой-сычугою.
И жую трактаты-пряники.
Под Чугуевым зачуханным,
как петух в пустом курятнике.
(2.10.2017)
PS:
На стих Т. Важновой «Иду на Вы»:

Морда ветра оголтелая
Бьёт ядром железным пушечным,
Обобрав до нитки тело. Я
Осенью, листом засушенным,
Заверчусь волчком в цыганочке,
Зазвеню монистом истово.
Закричу! Слезою панночки
Напою всё племя бисово.
Подходи, бродяга ветреный
Обниму, по-бабьи. Пристанью –
Крутобокой статью бедренной
Заманю тебя. Расхристана,
Оборву рябины пуговки
На фасонной кофте с рюшкою.
Рви шнуровку, шалый, туго ли?
Дождь не смог. С кровавой юшкою
Убежал…Тропа аллейная,
Как удавка. Баба злобная –
Никого не пожалею я –
Жгу октябрь! Там место лобное.

«Приложение к Ощущениям…»

1.

И утро…
Что стирает боль утрат.
Но тут же снова посыпает солью.
Природа ослепительно мудра.
Она не блогер, спящий над консолью.
При смене ритма важен не дизайн.
Не ворохи заманчивых прельщений.
Куда дороже чистая слеза
и тонкие настройки ощущений.

2.

Ночь…
Романтики отрава.
Монастырская туга.
Учреждение минздрава.
За позёмкою – пурга.
Заметает, заметает!
Чаши-кубки фонарей.
И на реверсах медалей
призрак новых январей.
(21-22.12.2017)
PS:
На диптих Т. Важновой «Ощущение декабря»

Ну, и, конечно, чуток Блока и, мимолётно, кое-что из репертуара ВИА «Пламя»

Сегодня целый день идёт снег,
Он падает, тихо кружась.
Ты помнишь, тогда тоже всё было засыпано снегом?
Это был снег нашей встречи.
Он лежал перед нами белый-белый, как чистый лист бумаги,
И мне казалось, что мы напишем на этом листе повесть нашей любви...

Такого снегопада, такого снегопада
Давно не помнят здешние места.
А снег не знал и падал,
А снег не знал и падал,
Земля была прекрасна,
Прекрасна и чиста!

Припев:
Снег кружится, летает, летает,
И, позёмкою клубя,
Заметает зима, заметает
Всё, что было до тебя...
…………………………………..

А снег лежит, как и тогда, белый-белый, как чистый лист бумаги.
Я хочу, чтобы мы вновь брели по огромному городу вдвоём,
И чтобы этот волшебный снег не стал бы снегом нашей разлуки!
(Музыка Сергея Березина, стихи Лидии Козловой)

* * *

Солнышко июлится.
Ворох хризантем.
Музыка печальная Харито.
Выйду я на улицу.
Выйду за Пристен.
Золотом околица залита!

По боку печали!
Горсточкой монет
счастье замерять своё не стану.
С солнцем повенчаю
яблочко ренет.
Дверцу приоткрою Хороссана.
(26.12.2017)
PS:
Отклик на стих Т. Важновой «Рыжий. Типажи»

В.Н. и В.А.

Голова на постаменте плеч.
Шевелюра пышной хризантемой –
Рыжая, способная поджечь
Слякоть утра. Дождь унылой темой –
Жвачку непроснувшегося дня
Забивает в беззащитность темя.
Обгоняет солнышко меня,
По-июльски обжигает время.
Вспоминаю необъятный куст
Золотых шаров на стеблях сочных –
Крупные ряды янтарных бус,
Бледно-жёлтых, королевских. В мочки
Лето продевает желтизну
Сердоликов к зелени оттенком.
И играет по ночам в луну,
Медным пятачком с небес пристенком.
Апельсин оранжевый, с тобой
Солнышко ходячее – не спится…
Даже утра мутного настой,
Как бокал с токаем, золотится.

Пристен (укр. Пристін) – село в Харьковской области. Название Пристена произошло от крутой стены горы, стоящей над рекой Осколом. На этой горе был дремучий лес, по отвесному обрыву горы это место и ныне называется Пристеном.
Бывал там и Илья Ефимыч Репин, коего мы порой наведываем (усадьба в Здравнёво, на берегу нашей Двины):
«Я взбирался на высшие точки гор Пристена и оттуда любовался на реку Оскол и на все заливные луга, уходившие далеко-далеко... И тут-то меня разбирали опять и опять мечты о Петербурге... Хотелось даже плакать от тоски... «Да полно, есть ли он на свете, этот Петербург? Может быть, это все одни россказни», – кончал я свои горькие думы и переносился домой».

Хорасан (перс. Xor;s;n – откуда приходит солнце) – историческая область, расположенная в Восточном Иране.

В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог.
У меня в руках довольно силы,
В волосах есть золото и медь.
Голос пери нежный и красивый.
У меня в руках довольно силы,
Но дверей не смог я отпереть…

Ну, и где-то песня «Выйду на улицу…».  Люблю и её. В исполнении хотя бы Лёни Сметанникова.

«Крещение»

На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окне увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок весёлых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё блестит кругом.
(А. С. Пушкин)
------------------------------------------

Санки – с откоса. И сам – кувырком.
Детство проворное ставит подножку.
Жизнь промелькнула. Мотнулась киношкой.
Где-то, нигде –
бугорком.
Мама в окошко мальчонке грозит.
Санки…
Наладить бы Бурку-Савраску!
Снега – в охотку. Мороза – в острастку.
В детство, сквозь время –
транзит.
Небо отверзлось. Крестом – Иордань.
Райские кущи натёрты до глянца.
Светы играют. Воздухи струятся.
Мёдом стекая в гортань.
(18.01.2018)
Отчего же страшно и печально
вспоминать? А может быть, всё дело
в том, что волны лодочку качают
и несут туда, где опустело.
(В. Пеньков. Где-то, нигде…)

Горка дышит, как живая.
Мелюзга садится в санки.
Почему, уже седая,
С ощущением подранка
Наверху стою и плачу
В соболях, а всё без кожи?
Время кинет грош на сдачу,
Быль и небыль подытожит.
Серебром полозьев санных
Перережет пуповину.
Пропоёт не мне осанну,
Виноватой и безвинной.
И снежок, нащупав точно
Сердца красного комочек,
По спине ударит сочно
И зажжёт рябину мочек.
Детство радости морзянку
В мир пригоршнями бросает.
Я пытаюсь наизнанку
Память вывернуть. Кто знает,
Может заврачует ранку
Мне зима бинтом дороги?
Рухну в праздничные санки:
Завоплю: «Но, время, трогай!»
(Т. Важнова. Санки)

«Татьянин День»

В Татьяне тайна есть
и глубина.
Владычица. Хозяйка. Ворожея.
Тяжёлый крест. Ущербная луна.
Вина нелепая, которой нет хужее.
Обидней нет!
Она ж – и не своя.
Всё – Ева!
Оступилась в райском «чреве».
Вино сочится, испаряя яд.
И чахнет плод на пресловутом древе…
Но…
Вопреки!
Подымем: За Татьян!
Они и яды обращают в мёды.
В иллюзию пустого жития
вплетая фиолетовые ленты.
(25.01.2018)
PS:
На стих Т. Важновой «Вам»

Тяжёлой малаги плесну в бокал –
Взорву на языке сосочки вкуса –
Всю страсть Испании, её накал,
И негу солнца, и его укусы.
Пустые дни… и визави волна.
И ветра влажные большие губы…
А вместо бра белёсая луна,
Уже давно идущая на убыль.
Пустые дни… пустая голова…
Дымок, вино и горсточка иллюзий.
Маяк, стоящий словно булава.
Дома, сползающие к морю юзом.
Как яхта, бросившая паруса,
Я стала на приколе в сонной бухте,
Где по утрам испарины роса
Под солнцем высыхает. В каждом ухе –
Затычкой нежелание узнать,
Чем Мир, как пациент, сегодня болен.
Мне к сердцу фиолетовая гладь
В багете белых окон. Каждый волен
Решать: кто дирижёр, а кто смычок.
Кому находки, а кому потери.
Татьянин день и памяти скачок
Несёт улов. И каждому по вере…

«Закат»

Нам сии печали не грозят.
Всё, что «накамлал», со мной и канет.
Партию играю без ферзя –
на закат глядящий могиканин.
Мне бы сесть на призрачный Гудзон
лайнером, подбитым птичьей стаей.
А на полке – вовсе не резон.
Стань я даже кем-нибудь листаем.
Что мне роза в имени твоём
если ты сама, увы,
увянешь?!..
И скользит закат за окоём
без мольбы и прочих покаяний.
(29.01.2018)
PS:
На стих Т. Важновой «В очередь»

Перхающий запах старых книг,
Ветхой и засаленной бумаги,
Переплётов, в клещи взявших миг,
Времени. Столетья, как овраги,
Всё хранят в сырых подвалах дня –
Рифмы и слова давно умерших.
Вот когда-то также и меня,
Подневольную писаку, смертно,
Запахнут, как в саван, в переплёт.
Схлопнув, словно крышкой гробовою,
Бабочки тропический полёт…
И в пыли, на полке– вечный стоик –
Буду ждать. Вдруг светлая слеза
Смоет вековую пыль забвенья?
И чужого глаза бирюза,
Прочитав меня, спасёт от тленья…

«Щеночки…»

Мне вот – мальчики-угланчики.
Совесть исподволь щекочет.
Разметало одуванчики
злое время, ветхий кочет.
Всё выцеливает в темечко.
Клюнет – мало не покажется!
Я вжимаю плечи птенчиком.
и подрагиваю кожицей.
А и девочкам – не сахарно.
К ним щеночком жалость – в горенку.
Жизнь дарёная, внезапная.
Лопоухая задоринка.
(5.03.2018)
PS:
На стих Т. Важновой

Когда любовь сдувается как шарик,
И жизнь кулём навалится на плечи,
Напрасно нищей безнадёжно шарить –
Ни крошки чувства, в сутках только вечер.
Забытый груз, безрадостная ноша,
Свинцовые ботинки на шнуровке…
И жалость, как щенок, к крыльцу подброшен,
И также душит, как петля верёвки.
Мозоль от взгляда камнем меж лопаток.
Сведу, дай время. Было…расплатилась.
Крылом расправлю плеч моих покатость.
Бесчувствие мне – божеская милость.
Я – лёгкая, ничейная, пустая…
Вон ножки с перебором как танцуют.
Жизнь вкусная, пахучая, густая…
И губы неразборчиво целует
Холодный ветер. Ветер перемены
Мне разъедает веки едкой солью.
Одежды узелок – для чистой смены.
Прочь, едкий запах ненавистной воли.
Вплетаю в пряди полосы тумана,
Мир чёрно-белый радужно расцветив.
Я вновь ему открыта для обмана,
И вновь жалею всех и всё на свете.
Тянусь к теплу всем любопытством почек.
В жестянке – почвой сахарные грёзы.
Но в пятнах соли скомканный платочек
За пазухой. Засушенные слёзы.

А надысь «щеночки» встретились и у Аллы Липницикой…

Заправлена июльская обойма,
И каждый день доносится, как выстрел.
Наклеены цветочные обои
На весь периметр неба, леса, луга.
Пространство, плодородное, как пойма,
Горячий воздух заполняет быстро,
Подобно наводненью или ливню.
И, как сказать возможно в просторечье,
Мы безмятежно счастливы обое
Бежать, смеясь, и падать просто в речку,
Ловя движенья детские друг друга.
Соседский мальчик, я не позабыла
Тебя в глубоких наслоеньях ила.
Дожди, упавшие на Землю, грелись в бочке:
Чтоб вымыть голову, как в чайной церемонии,
Вода в тазу молчаньем наполнялась.
И жизнь дарила радость через малость:
В самих дождинках – отзвуки симфонии
И состраданья благостная жалость.
И прыгали в углу, визжа, щеночки.
Река к забору древнему стекала,
Река времён непроходима вброд,
Сквозь щели приближалась к бочкам вод
И, подложив точнейшее лекало,
Судьбы незрячей вырезала ход.

«Ассоциации»

У Кафки была одна странность…
Нет. Странностей у него, конечно, хватало.
Но эта…
Эта стоила всех остальных.
И она уж точно не лезла ни в какие ворота!
Кафка любил людей.
Или:
 просто жалел?!
------------------------------

Девочка плачет в парке.
– Кукла…
Пропала кукла!
Дождик. Отнюдь не жарко.
Девочка вся промокла.
Утро…
Скорее, вечер.
Сыто вздыхает Вена.
В парке бывают встречи.
Странные – непременно.
Хлюпает грязь в канавке.
Дома куда уютней.
Дома…
Там тесно Кафке!
Дома всего безлюдней.
Может, оно и лучше?
Люди…
Такая гадость!
В парке сегодня лужи.
Нудно поют цикады.
В дождик? Как будто в Вене?!
Право – уже не знаю.
Моцарта бродит гений
Хлюпает грязь в канаве.
Грезится меч Дамоклу.
На волоске, без ножен.
Девочка ищет куклу.
Кто ей «за так» поможет?
Пишет невнятно Плиний.
Дышит в висок Везувий.
В Вене… Ах, да!
– В Берлине…
Карты судьба тасует.
(27.04.2018)
PS:
В.Н. – Т.В.:
«Забавные вещи со мной происходят )))
Пошла у меня «тема». По ходу глянул твоё, Таня, «Утро» (Дождь! Грустно. Вот и славно...). Тут же – стих Аллы Л. Пошли какие-то наслоения (придурок, короче). «Шлю» к тебе (Алла мои «переклики» не шибко привечает ))) )».
Повод – следующая заметка:

«Живя в Берлине, Франц Кафка каждый день прогуливался по парку. Там он однажды встретил маленькую девочку, которая потеряла куклу и громко плакала. Кафка предложил ей помочь в поиске и встретиться на том же месте на следующий день.
Куклу знаменитый писатель, конечно, не нашел. Но зато принес написанное им от ее лица письмо. «Пожалуйста, не огорчайся моему отсутствию, – зачитывал вслух Франц. – Я уехала в путешествие, чтобы повидать мир. Буду писать тебе обо всех своих приключениях». Следующие несколько недель они встречались в парке, и писатель читал девочке письма, в которых кукла в красках описывала свою поездку.
Вскоре у Кафки случилось обострение туберкулеза, и ему потребовалось отправиться в санаторий в Вену. Перед этой поездкой, ставшей для писателя последней, Кафка встретился с девочкой и подарил ей куклу. Она была совершенно не похожа на ту, что девочка когда-то потеряла. Но к ней прилагалась записка: «Путешествия изменили меня»» (Из литературного дневника Льва Либолева).

Дождь будил, шептал, баюкал.
Лодка дня едва качалась.
Еле слышно пульсом стукал
Клапан сердца… Всё сначала:
Холод влаги дня на щёки,
Хрусткий крекер, запах чая,
Звуков щёлкающих чётки,
Шёпот шин, звонки трамвая…
Раздраженья прячу ноты,
Как платок на дно кармана.
Сумка, зонт, пальто и боты.
Дом, тепло, стихи – нирвану –
Прищемила, хлопнув дверью.
Подтвердила «нет» ключами.
Прошептала по поверью:
«В путь, Никола!»… И ручьями
Шлёп да шлёп по тротуару.
Тень плывёт канавой сточной
К луже – полынье с наваром
Мусора. Пунктиром точным
Дождь стучит по зонта шляпе.
Виснет светлой бахромою.
Мне видны одни лишь «лапы»
Встречных, что текут толпою.
Вот и славно…и не надо
Глаз чужих, иных различий.
Одинокому отрада –
Серость, сырость, безразличье…
(Т. Важнова. Утро)

Сквозь платьице в разрезе дней
Торчит прозрачная ключица.
Рыдать над судьбами детей
Мудрец не в силах разучиться.
Как непомерный груз в цепях,
Контейнеры под сердцем виснут.
И в каждом намертво затиснут
Ребёнка беспросветный страх.
О, если б разгрузить ту тьму
Спресованного равнодушья
Отцов и матерей к тому,
Кто зарисован чёрной тушью
Ночных кошмаров, каблуком
Несправедливости притоптан,
Кто, выбегая на балкон,
Желает улететь на копны
Деревьев, клумб, цветных машин
Или в объятья фей и Бога,
На память звёзды раскрошив
Слезами – прямо у порога.
(А. Липницкая)

«В такт с Этим»

Этот неприкаянный апрель…
Тлеющее лезвие заката.
Бросив в топку библию Сократа,
Пишет «Размышления» Сорель.
Вянет буржуазная мораль –
Ветхого сознания ограда.
Брат идёт неистово на брата.
Весело бесчинствует мистраль.
В Арле, под безумную свирель,
Бездны растворяются ворота.
Тень накрыла светы и сфироты
В этот неприкаянный апрель.
(29.04.2018)
PS:
На стих Т. Важновой «Этот»:

Этот нежно тлеющий рассвет
С лёгкою оскоминой апреля,
Пью, как сок малиновый, не веря,
Что дано увидеть этот цвет.
В этот нежно тлеющий рассвет
Тычет шпагу невесомый дождик.
Рассекая плоть небесной кожи
Красит алым поля старый плед.
Этот нежно тлеющий рассвет –
Склеры неба розовая жилка –
Бросил впечатление в копилку
Золотом сверкающих монет.
Этот нежно тлеющий рассвет
Я приму, как точку невозврата.
След сорокатысячного брата,
Чьей любви и не было, и нет.

«Живописец»

Ах, как Таня пишет словом!
Будто красками. Свежо.
Текст ложится на основу.
Там штришок, и тут – штришок.
Задышало, заискрило
лепотой полутонов.
По-весеннему. Игриво.
Живописное панно!
(2.05.2018)
PS:
На стих Т. Важновой «Сок весны»

Этот парк, как набухший бутон.
Как сосок, что набряк молоком.
Соловья полукрик, полустон.
Пульс природы стучит молотком.
Пробирается жизнь сквозь асфальт,
И, на цыпочки встав во весь рост,
Нежный ёжик под ветреный альт
Колет зеленью глаз. И форпост
Занимает зелёнка травы,
А фарфоровый крокус птенцом
Разевает среди муравы
Клюв сиреневый. И бубенцом
Непрерывно синицы звенят,
Как мимозой осыпали куст.
И ночами как дети сопят
Корабли, что ложатся на курс.

Танюша не мало текстов адресовала недостойному В. Н. За что последний, конечно же, благодарен

«Туманы осени»

Туманы осени – предтеча зимних стуж.
Забытый слог. Чадит свечной огарок.
Ты сам давно не расторопный муж.
А попросту и вовсе перестарок.
Душа ныряет в розовый покой.
Ей красное уже не по карману.
Всё реже слышишь чьё-то: «Дорогой…».
Всё меньше веришь сладкому дурману.
(2.07.2018)
PS:
На стих Т. Важновой «В осени душа»

ВН

В осени душа. Как в перелеске,
Чистом и прозрачном, без одежд.
Принимает небо с лёгким всплеском
Чувства облетевшие. Надежд
Лёгкий пламень у грошовой свечки
Догорает сладкою слезой.
Слово душу лечит и увечит
На добро нацеленной лозой.
Ищет радость, как пустынник воду,
Длинным корешком пожухлых трав.
Женственную, Евину природу
Мягко держит опыт за рукав.
Отгорело сердце, пахнет дымом,
Всё под зиму на костре спалю.
Угольки и пепел нелюбимых –
Сколькими я душеньку топлю.
Память глянет радужкою светлой,
В чистый белый плат зимы седой
Завернусь и колыбельной ветра
Укачаюсь. Хватит мне с сумой…

В.Н.:
Однако подлечили! Загоили-укачали. Грусть – в грусть. Вот оно и полегчало.
Умеете, Сударыня!
На «Вы» не перехожу. Это – разовое (побарствовал слегка)
А есть в этом состоянии невероятное чувство свободы... «не жалею, не зову, не плачу...». Что-то мне в последнее время СЕ вспоминается, и не то чтобы из особо любимых, но есть в нём какая-то особая, звонкая печаль лета бабьего...
А отклик – хорош!
Татьяна Важнова 03.07.2018 09:43
Ага!
Я не про свой отклик (там сбоИт в третьем стихе). Я про САЕ.
Первая моя любовь (в Поэзии). Потом - остыл. Не то, чтобы совсем... Для меня он – слишком поверхностен, что ли... Да нет: Хорош, конечно! Мой Бунин не переваривал его скорее идеологически. Может быть,
Серёжа и вправду – больше для женских сердец подходит )))
Вольф Никитин  03.07.2018 09:52

* * *

Стоять одиноко на севере диком,
а после – носить паруса…
Лихой приватир выковыривал дирком
на реях твоих словеса
короткой молитвы какому-то богу
и имя миледи одной.
А мачте мечталось сосной одинокой
цепляться за север родной.
(10.08.2018)
PS:
На стих Т. Важновой с посвещением «некому» В.Н.

Ей ветер, повторяя шелест волн,
Неслышно шепчет о просторах моря,
И что о ней тоскует каждый чёлн –
Смолистой, ладной. Звонко чайки спорят.
Растёт среди других с одной мечтой,
Бодая колкой кроной чашу неба,
Стоять всегда, единственною, той,
В закатной алой парусине. Гебой.
Ей видится немыслимая синь
В барашках облаков и птичьих криках.
Она плывёт. Перекрестясь: «Аминь!»
По ней взлетит, как вымпел, юнга с гик
И капитан, что держит курс на Лисс,
И старый боцман с шрамом и серьгою,
И вахтенный, оранжевый, как лис,
Не раз в штормах обнимутся с тобою.
Мечта и мачта сплавились в одну
Немыслимую жажду приключений,
Ждёт старый вензель, вплавленный в смолу.
Каперна – жизнь. Судьба предназначений.

«Янтарное»

Где-то в замке Камелота –
не пеняйте, чуть совру! –
собралась на чай голота
к августейшему двору.
Подавали ей варенья
на подносе золотом.
И читал благодаренье
королевский мажордом.
В медной утвари вишнёвка.
Трав козырных аромат.
Лето, кланялось неловко,
оседая в закрома.
А пошто такая почесть?!
Чай, не лыцари стола!?
Под чаёк несут веночек
и звонят в колокола.
Дивный сон голоте снится.
Яства. Блики янтарей.
Мерно капает живица
на фасад галантерей.
(29.08.2018)
PS:
Как бы на это

Дым берёзовых поленьев,
Карамельный аромат,
Ос жужжащих злое пенье,
Солнца спелого томат.
Воздух – забродившим соком,
Маттиола в дверь глядит,
Медный таз с погнутым боком,
Золотой сироп кипит.
И губам, и пальцам липко.
Сбросив пенок кружева,
Жду, когда, гундося сипло,
Самовар, парок кружа,
Родниковою водою
Заклекочет, как петух,
Над заваркою густою.
Чай зелёный, как лопух,
Аромат жасмина, горький
Бергамота, мяты, сна,
Ноздреватый хлеб, что горкой,
Спит на блюде. А сосна
Хвою терпкую уронит
В таз с вишнёвым и, как встарь,
На конце иглы утонет
Лета спелого янтарь.
(Т. Важнова, Благостное)

* * *

Все мы – бездомники-сироты.
Пороты плетью судеб.
Все! –
И юроды, и ироды.
Духом любви оскудев.
(6.12.2018)
PS:
На «Сиротское Тани Важновой

Снаружи осенняя сырость.
И капает с листьев и с крыши.
Цвет солнца – незрелого сыра.
И город простужено дышит.
Снаружи осенняя серость.
С утра и до вечера мутно.
Фонарь с отсыревшею серой
Лишь тлеет, и видится смутно.
Снаружи осенняя сирость.
И здесь, и в толпе одиноко.
Озноб, словно в крупное сито,
Отсеял все тёплые окна.
Снаружи осенняя сырость,
Снаружи осенняя серость,
Снаружи осенняя сирость…
И осень дрожащею серной.

«Привет, Таня!
Сие – не в службу, а в дружбу ))
Пусть и «сИроты» будут к «сирости», а не как «по правилам». Да простят грамматики!
В.Н.
Вот чует сердце, что-то ещё у меня аукнулось... То ли Серёжино (из «старушки»), то ли Анны Андревны (про блудниц и бражников). Асясяй...)))»

«Переплёт»

От Родена к Родиону
Эх! –
Не «доследил».
Бог Дионис (сын Диона).
Витязь Автандил.
Эти – греки. Те – грузины.
Князь Багратион.
Пальцем в небо. Рот разинув.
Шишел-вышел вон.
Пишет сыну мать-старушка:
«Как ты там?! Один...
Милый Саша…»
– То ли Пушкин.
То ли – Бородин.
Богатырские распевы.
Пляски степняков.
Кто-то смуглый в снегах белых.
Водка с коньяком.
Это ж надо – так надраться!
С петелек слететь.
Мама родна! Други-братцы!
Музыка-метель.
(11.12.2018)
PS:
Переляк с Таней Важновой.
На её «Роде» отписал так:

Таня, это – Пьеру? Который – музыкант. Или...
В июле я что-то в этом духе отписывал Владу (на его «Птицу»). Там (у меня?) был Роден.

Сидел Люден мыслителем Родена.
Глядел на маску некого Биби.
И думал…
Нус неотрешённый.
– Пора вернуться к Самому себе,
оставив с носом эту обезьяну.
Закат был ал…

Во как!
Как перекликнет, аж самому неловко. С Одиночеством этим...
Я под него порой такие злющие (к Истории) выкидываю, аж противно

И вставил своё «грузинское» (из последнего)…

Она:
Да ладно, Володя, нешто не узнал? Это тем одиноким, у которых «(г)оре от ума» – Родиону Расскольникову и моей молодости... А по поводу лучшего средства - тебе от меня:

Горькая

Почему же «горькая» так сладка
Для проклятой памяти, что проказой,
Исподволь, по-тихому, раз за разом,
Из-под сердца медленно холодка
Тянет сталь булатную, но не сразу?

Милосердна горькая, как палач.
Словно старый конь бороздой по шее.
От петли, от градусов опьянею.
Заведу, слезливая, бабий плач.
Расползусь квашнёю я – жизнь тошнее…

Ах, цикута горькая, хоть на час,
Помоги, беспамятством, как Сократу.
Мне в сорокоградусной каждый братом
В подворотне Вечности слышу: «Фас!»
Аve! сладость горькая стоекратно!

Покоя и воли тебе!

ВН: Это ж надо так (напи...)! До чёртиков, можно сказать. Родю не узнал. На музыку потянуло)))

ТВ: Ну, и на старуху бывает... пальцем в небо (это я о себе)...

Тут я и «кинул» это. С припиской:
Не подумай дурного (про белую горячку или...). Просто – фулиганство.
Доброй зимы, Танюша! Хотя... Полагаю, что и у вас – слякотно.

«Себе. Накануне»

Завтра, коли доживу, сам себя «отмечу».
Ой, не в радость эти «дни»! – Что там говорить…
Стал забывчив. И ленив. Отчитаться нечем.
На любимую жену захромала прыть.
Не гулял бы «старый конь бороздой по шее» *.
Не валял бы дурака во хмельных лугах.
И несла б тебя река не в страну лишений,
а в надёжную ладонь, к дивным берегам.
Пил бы, леший, молоко в час говений постных.
Не смущал бы жён чужих зраком смоляным.
По-другому б нонче жил. Да чего уж… –
Поздно!
Откупоривай флакон штопором луны!
(20.12.2018)
PS:
* Из «Горькой» Тани Важновой (мне!):

Почему же «горькая» так сладка
Для проклятой памяти, что проказой,
Исподволь, по-тихому, раз за разом,
Из-под сердца медленно холодка
Тянет сталь булатную, но не сразу?

Милосердна горькая, как палач.
Словно старый конь бороздой по шее…

Пока «выстраивал», у Тани «нарисовалось» «Цыганское». Подсыпал и оттуда (в «тему»).
А её «Цыганское» – вот:

Цыганка – ночь. Кибитка мира – небо.
Степным закатом пламенеет шаль.
Присыпет солью звёзд краюху хлеба.
Рукой оттянет чёрный, как печаль,
Шёлк блузки к ворохам шуршащих юбок.
Пихнёт бутон соска в беззубый рот.
Монистом зазвенит и трубку в зубы
Возьмёт, и загнусавит, заведёт:
О горестях, невстречах и разлуке,
О том, что счастье это горизонт.
Недостижимо. И гитара в муке
Заплачет, завизжит. А неба зонт,
Как капли ливня, стряхивает звёзды.
Бессонно вспыхнет тающий зрачок,
Следя за дымом, что рисует грёзы,
И молоко впитается в песок…
Огонь раскроет алые ладони
Босым ногам, стараясь их согреть.
Вздохнёт ковыль, и фыркнут нежно кони,
А серп луны, убавившись на треть,
Задёрнет тёмной тучи занавеску.
Росой вспотеет тёплая земля,
И к мочке с огранённою подвеской
Потянет пальцы смуглая заря.

* * *

Идут «февральские» толпой.
Не поспеваю.
И тексты есть на вкус любой.
Но я – зеваю.
Заматерел. Не угодишь!
Ау! Пииты…
Талантом вылощенный стиш
мудрей молитвы.
Я Кадиш Галича «кручу».
Иное дело!
Про Корчака. И «саранчу».
Что оголтела.
А тут – «февральских» разнобой.
Но этот. Танин!
Читаю истово. В запой.
В нём вздох литаний.
(20.02.2019)
PS:
Тане Важновой. На «Февральское»:

Свежий воздух зимы, словно ключ.
Выпиваю.
Отфильтрован полотнищем туч.
Наливаю
В мякоть лёгких, где пробкой гортань,
Сколько можно.
Птицей выдох на волю. Табань.
Снова вдох – до корней, до пупа.
Оживаю…
Сыплет вниз снеговая крупа.
Отметаю.
Пью небесный коктейль. Звёздный лёд
Битой крошкой.
И зима у коленей поёт
Белой кошкой.

«Не ода»

Февраль оплакивал себя.
Навзрыд. Наотмашь.
Пастернаком.
Вороной каркал. Торопя
Весну-кудесницу.
Однако…
Приидет сумеречный Март.
Хромой, как Римский мартиролог.
И Клод Фролло опустит полог…
По мне –
приветнее Зима.
С хорошим снегом. С добрым чаем
Морозным вечером. Вдвоём.
Под гул колядных величален,
Дразнящих звёздный окоём.
(28.02.2019)
PS:
На «Ода зиме» Т. Важновой

«Шучу, Танюша! Всему своё время. Будут и весной добрые денёчки. Но зараз – капает, канючит, душу вытягивает. Я – про последний февральский.
Солнышка тебе!
В.Н.».

* * *

Сколько нам кукушечка отсыпет
От весны до осени даров?
Сколько миль отшаркаем босыми
К месту, где колышется паром?
Сколько мы любви до переправы
В горсточке озябшей донесём…

За окошком март сопел, накрапывал.
Сон Мисимы в хижине Басё…
(8.03.2019)
PS:
Что-то, Танюша, в марте меня на самурайское тянет…
А ну, его! Мисиму… А Басё-таки – хороший!
С Праздником! С первой вербой.
В.Н.

«К одному «дружескому шаржу»»

Рифмуя подраздел, нащупал лексикон.
Собрал окрошку слов. Конкретно, для резону.
Всю бритву истоптал. Душой и босиком.
Но девушка весло сменила на рессору.
Оставьте блатарям страницы словарей!
Кадите в разносол фантомы благовоний.
А лучше – прикормите голодных сизарей
и обмакните в солнце озябшие ладони.
(18.03.2019)
«Небо синее…» послал Тане Важновой на её очередной «Поворот на весну». С припиской:
«Угу... В смысле, и здесь как-то отгукнулось.
Меня, чем ближе к лету, в Испанию начинает тянуть (гадом буду, коль не помру, доберусь-таки)».
В ответ получил:
«А уж, как я хочу, не представляешь! Уже три года своих не видела... Тебе на прекрасную голубку моё…» – и ссылка на:

Овальных луж латунная оправа
Из золотого тёплого песка.
Цикадой тёмно-синей у виска
Назойливая мысль – ну, что за право
Петляет мною между старых дат
Без суеты, без счастья, без событий?
На ощупь, осторожно, по-наитию
Сама себе единственный фанат.
Тянусь глазами к светлому оконцу,
Заполненному плотно облаками
До края. Те пушистыми боками
Ладонь щекочут, тая в жидком солнце.
Руками отгребаю нежность пены:
Ищу под колокольцев перезвоны
Осколки бирюзы из Аризоны –
Небесной. И любуюсь, как степенно
Сизарь, уткнувшись клювом в бесконечность
Вселенной голубой, что чашей стала,
Пьёт золото Креста водицей талой.
И вместе с ним пригубливаю Вечность.

Мне кажется, что мой двухгодичной давности «Ассоциации. Попурри» имел в виду и это.

«Грачиное – в огарочек»

И в мой огарочек души
проклюнуло грачиное.
Теперь сокровищем лежит,
поглядывая чинно.
Ну, что с ним делать?!
– Прикажи…
С агатовым. Узорчатым!
Ужель, с опаскою ханжи,
стеречь его от порчи?
А может, в чарочку, слезой!?
Саврасовски-фатьяново.
Вращая жизни колесо,
пригубить – за Татьяну!
(12.04.2019)
PS:
На «Грачиное» Тани Важновой:

Опять Саврасов оседлал берёзы
Агатовыми каплями грачей.
Их клювами расклёваны морозы.
Душа, смеясь, уже не пишет прозу,
И в лужах марта солнце горячей.

И лишь слегка померкнут утром звёзды
На сером небе без конца галдят
Грачиные клубящиеся гроздья.
Охапок хвороста несчётно – гнёзда –
На белых ветках шапками лежат.

Откину голову до хруста в шее
У старых покосившихся берёз.
Смотрю на них и радостно немею,
В неловкости расплакаться не смею…
Я вновь ребёнок. Соком чистых слёз

Готовы по-весеннему напиться
Мы, с чёрною отметкой бытия
На коже и коре – весны водицей,
Светлейшей кровью, что должна пролиться
И жизнь продлить. Свет Пасхи ждёт Земля!

«Замоскворецкое. С Танюшей»

Гляжусь в «Буфетчицу» – Мефодьевич,
привет!
Нет, врёшь! – Она и есть:
Дебелая. Роскошная.
Себя сама увековечить норовит.
И не претит ей наше время заполошное.
А как утешила! – Мизинчиком…
А то!
И под чаёк, с крутым настоем померанцевым,
неспешно-сахарно мурлыкаешь котом.
Забыв надолго про Испанию и Францию.
(15.04.2019)
PS:
На «Буфетчица» Т. Важновой:

«Обзорное»

Т.В.

Дом старых жён. Гранадский эмират.
А рядом с ним родная «коммуналка».
Донской иконы содраный оклад
давно пропал…
Его, поди, не жалко.
О том саму Заступницу спроси.
Её печаль. Радение о Сыне.
Жалеть умели бабы на Руси
чужую боль, под взглядами косыми…
Тех!
Кто ломал и надвое рубил
судьбу и жизнь. Во имя и без толку.
Как будто свет Завета той Любви
померк в порывах ярости и долга.
Какое небо закоптили мы,
опутав мир химерами Галлея!?
Устав от драк и прочей кутерьмы,
я яблоньку корявую жалею.
(27.05.2019)
PS:
И вправду – обзорное. Тане Важновой.

АС

Такое.
           С вывертом!
                Мой Пушкин…
Простите мне –
                конечно, НАШ!
Вот он откликнулся Танюшке:
Немой восторг!
                А с ним –
                Мураш…
Мурашки бегают по коже.
И пуля верная в живот.
Я с ним иду на эшафот.
И рядом с ним – на смертном ложе.

Раздавлен завистью богов…
Мы все – подельники его!
(6.06.2019)
PS:
На стих Т. Важновой «Я жду от Вас»

Когда под вечер утихает в вене
Густая кровь,
Я жду от Вас «опасных откровений»
И про любовь
Читаю сердцем. Многие печали.
Мне ли не знать
Слов корчи, что безудержно мычали,
И жгла печать
Любви остывшей. Пулею навылет.
Смирив уста,
Кусали ль, Пушкин, свой арапский выверт
Лиловый рта?

«И что страшней?!»

А есть другое…
                Милые глаза
ждут от тебя, по-прежнему, азарта.
А ты, как Пабло, выросший из Сартра,
упёрся в зазеркалий образа.
Струится время розовой змеёй.
Богиня-кобра вздыбила вопросом
урея венчик…
                Пепел папиросы…
А тут глаза
                – любимые.
Её…
(13.09.2019)
PS:
На стих Тани Важновой «Куда страшней»

Уже не тает иней в волосах.
Уже зрачок не промывает утро.
И смеха трель почти сиюминутна,
И рук над головой не птичий мах.
Надтреснутый в гортани язычок
Почти обвис на подъязычной кости.
Хрустальный звук и не заходит в гости.
В коленях кастаньетами щелчок.
Я не стесняюсь вялости лица,
Отёчных глаз, пигментных пятен кожи,
И в пальцах рук альцгеймеровой дрожи,
Шершавых пяток – скорлупы яйца.
Куда страшней, чем в зеркале себя,
Увидеть мне после бессонной ночи
Твои глаза, и трассу многоточий
Зрачков, что мимо…мимо… Не любя.

В.Н.:
Грустно, Таня… Но – всё, как у людей!
В ту же тему, с мужеским загибом ))
И что страшней?!
Танюша! А осень-то, осень… Хороша как!

«Художнику слова»

Мастерице Всестихийной –
от послушных букварят:
Слой за слоем, мастихином,
словообразы творя,
возносите, воскрешайте
мимолётность суеты
на невидимой скрижали
боголепной Красоты!
(21.03.2020)
PS:
В день Поэзии на «Поэзию» Тани Важновой

«Мастером листвы и ветра»
Я бесстрастная, как день,
Отмеряю гекзамЕтром
Слова пойманного тень.
Хладнокровно и спокойно –
Друг ли, враг ли – всё равно.
Пойман в рифму слов – покойник,
Обречён. Лишь мне дано
Написать и окровавить
Слов чахоткою. Любя,
И прославить, и ославить,
И на крест поднять себя…

«Ходит дурачок по лесу…»

Дунуть в лес, по бездорожью.
Встретить лешего живьём.
Между «правдою» и «ложью».
Между Властью и жульём.
Хорошо бы! Хорошо бы
посидеть у родника.
Позабыв о всех микробах,
дать обидчикам пинка.
Больше к ним не возвращаться.
Притвориться дурачком.
Круг друзей и домочадцев.
Чай. Вязание крючком.
Дурачком намного проще.
Рыжим – вовсе лепота!
Хорошо б… Да сердце ропщет.
Нет управы на шута.
(1.05.2020)
PS:
На «Огородницу» Т. Важновой

С видом девочки-простушки,
Проредив волос копну,
Я посеяла веснушки
На носу, щеках и лбу.
Огородницей лукавой
Брызну солнечной росой
И раскрашусь для забавы
Ярких пятен рыжей хной.
Заржавею бледной кожей,
Растяну в улыбке рот –
Яркий одуванчик божий –
Я засею огород.
Первоцветами веснушки
Мне окрасили лицо.
Больше нет меня дурнушки –
Есть кукушечье яйцо!

«Он и Она»

Ты как там, мальчик, всё ли по уму?
Озёра глаз, осокою ресницы
Мне режут сердце, стоит лишь присниться,
Увидеть: плёс, седой реки кайму.
Дощатой лодки чуть облезлый бок,
Вода на дне горячая от зноя.
День. Тишина, так комарино ноет.
Ветлы от ветра петушиный кок.
Твой острый, как кинжал, овал лица
И в трещинках желаний тайных губы.
И руки, что порой бывали грубы,
Сжимая тесно в плотный круг кольца.
Вновь скачет камнем по воде смешок.
Румянец жарок щёк у ног. Коленей
Застывший полдень мармеладом лени.
Облупленные плечи и пушок
Над верхнею, почти в росе, губой
В жемчужинках солоноватых пота.
И выпи горько плачущая нота,
Как нам предупреждение Судьбой.
Ты умер юным. В памяти храню
Твои стихи и сухощавость тела.
Твоя любовь, как яблоко. Хотела
Грехопадения в твоём Раю.

Ты как там, милый, всё ли по уму?
(Т. Важнова, 27.08.2021)

Сударыня!
Здесь ужасно скучно. Скучнее, чем в Слепнёве.
Меня, как когда-то, снова тянет в Булонский лес. Но здесь не выдают пистолеты, и яд почему-то отвратительно сладок. Как нектар. И небо - совсем чужое.
Однако, я Вам ещё отпишу...

Сударыня!
Здесь скучно, как в Раю.
Хотя не Рай и даже не Слепнёво.
Когда ты умер, Смерти больше нет.
А без Неё, в сверлящей тишине,
Ты сам подобен разве муравью.
Снующему по лабиринту неба.

«Он не любил… – так говорили Вы –
С малиной чай и плачущих детишек…».
– Ему милей павлины, змеи, львы…
Как женщина, Вы, может, и правЫ –
Но, как Поэт…
Я тоже… Разглагольствовал: «Она!».
И звал Вас злой. Распутною колдуньей.
Что медною надменностью полна.
Нелепая! Наложница-Жена…
Хорош Дуэт!..

Ещё мне снилось:
Оба. Вместе.
Рядом…
Два белыя…
Не грОбы, а крыла…
(27.08.2021)
PS:
…Свершилось: мы умерли оба,
Лежим с успокоенным взглядом,
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом.
(Н.Г.)

«Одной девочке…»

Давно не брал я в руки «шашек»…
Гоняю, разве, в «интернет».
Плеяды пешек – шустрых пташек –
Щекочут мой уставший нерв.
Щекочут, вам признаюсь, слабо.
Я куклу девочке дарю.
А та послушно шепчет: «Папа…».
Не мне –
фантому-звонарю.
Скольжу и я, за тенью Кафки.
За зеркало, в глубины снов.
Роятся духи… Кличут навки,
Нашчадкi Сильвии-лесной.
(27.10.2021)
PS:
Королеве – от бывшего чемпиона славного г. Витебска (по шахматам!) ))
Последняя строка (Из чащи призрачной лесной) сбоит. Слегка. Оно – не страшно (я – уже давно не «школьник»). И причесать не трудно, но не хочется. Иное дело подкинуть такой вариант: В угодьях (?) Сильвии Лесной.
Сильвия в переводе с латыни и значит – «лесная».
Уговорил (себя). Оставил «аллюз» с чащей и отдал должное Сильвии.

На стих Т. Важновой «Сидела девочка»

Развесив крылья поверху скамейки,
Сплетя из смуглых ног почти косицу,
Кося блестящим взглядом на линейку
Аллеи, девочка сидела птицей.
Распахнута навстречу дню и миру,
Как Божье намерЕние на счастье.
Помазана осенним сладким миро.
Пазл. Светотень. Разобранной на части
Казалась. Чёрно-белою доскою
Перед великой партией небесной.
А кто-то там с улыбкой и тоскою
Брал пешку, думал…в королевы если?

«Парижский ветер»

Растрёпа-ветер. Склочник-шантрапа.
С повадками пройдохи-шарлатана.
С ним тремоло вытренькивал трамвай.
По-галльски, с переборами.
Гортанно.
Как Ив Монтан. От понта д’Альма
Разносит шельма сплетен отголоски.
Ему внимает баловень Булонский,
Где призрак замка.
Трелей кутерьма
Витает над бульварами Парижа.
Над Сеной. Над гротеском Пер-Лашез.
И тает в небе. Сплетник,
уморившись,
В походном отдыхает шалаше.
Потом опять, с усердьем шаромыги,
Преследует трамвайные звонки.
Далёкий друг. Ami lointain.
Amico…
Парижский ветер. Славные деньки!
(7.12.2021)
PS:
«Меломан» Тани Важновой

Холодный ветер мелкою шпаною
Летел зигзагом, тёмным переулком.
Бубнил себе под нос мотивы, ноя.
И серых человечков матом кроя,
Дождём плевался. Фонаря окурком
Попыхивал, мусоля козью ножку –
Столба чугун. Нахально, воровато,
Шипел, бранясь по-детски с дряхлой кошкой,
Заглядывал в нудистские окошки,
Скрываясь за тумана серой ватой.

Расшвыривал сырые кучи листьев.
Анонс концерта рвал с пузатой тумбы,
Певицы фотографию затискав.
Особо, по-разбойничьи присвистнув,
Ловил за ноту такт весёлой румбы,
Что дождь выстукивал, и бил в ладони.
Трепал каштанов круглые начёсы,
Мычал, бодая стены по-бизоньи,
Свирепствовал – смотритель в строгой зоне,
Срывал навесы – занимался чёсом.

Но всё бросал, как только, обмирая,
Вдруг слышал переливчатые трели
Поющего, как кенари, трамвая.
С рекламой яблок – отраженье рая.
И, бормоча со всхлипом, еле-еле,
Спешил вскочить в открытое оконце.
Там, можно распластавшись, между кресел,
Прижаться к громыхающему донцу.
И нотой стать, похожею на солнце,
Звенящего трамвая с торбой песен.

Приписка:

Твоим ветром (басурманом!), Танюша, меня от чего-то в Париж занесло.
И был-то я там три дня. От силы. И по деменции своей, ничего почти не упомню. Но...
Занесло! ))
К этому у меня насбиралась жменька диковатых примечаний. Но... Опущу ))

К «Парижу» меня мотивировало недавнее общение с Мишей М. (по поводу парижских мостов). А по Таниному тексту… Шпана! Окликнувшая прочее хулиганьё, починаемое «французским» «ША». Шалопай, шарлатан, шантрапа, шаромыга…Хотя собственно французские корни имеются только у «шарлатана» и, вероятно, «шаромыги». Если иметь в виду гипотезу (не более того) В. В. Григорьева (от испорченного cher ami).
Казалось бы, вполне галльское «шантрапа» пришло скорее от славян: Возможно из др.-чеш. ;antrok, ;аntrосh «обманщик», которое возводится к ср.-в.-н. santrocke «обман». Версия о происхождении слова от франц. chantera pas «петь не будет» признаётся народной этимологией.
В аллитерацию к этому у меня вначале клеилось и «шарм». Но в процессе оно улетучилось.
Монтан… Сначала шёл в рифму к «шарлатану». К Монтану в «аллитеру» просилось «монотонное», но пение Иво такого эпитета не заслуживает.
«Далёкий друг»…

«Когда поёт далёкий друг» – лирическая песня-посвящение французскому актеру и певцу Иву Монтану. Написана поэтом Яковом Хелемским и композитором Борисом Мокроусовым в 1956 году по просьбе киноактера и певца Марка Бернеса, в том же году записана М. Н. Бернесом на радио и выпущена на пластинке. Была очень популярна в конце 1950-х годов. Ив Монтан впоследствии также исполнял эту песню с оригинальным французским текстом, написанным Франсисом Лемарком («Ami lointain»).

По ходу своего «варьирования» просмотрел документальный фильм «Поёт Ив Монтан» (СССР, 1957) – о гастролях певца в СССР в 1956 году.
Между прочим, «Далёкий друг» Мокроусова-Хелемского начинается словами

Задумчивый голос Монтана
Звучит на короткой волне,
И ветки каштанов, парижских каштанов
В окно заглянули ко мне.

А у Тани ветер-меломан Трепал каштанов круглые начёсы.
Переклики, друзья – Переклики!
А из Монтана – к Ветру – самое то: «Опавшие листья». Превера…

«Чуть печальное…»

Чайка, злая хохотунья, не кричи!
Не ворчи у скал неласково, прибой.
Что-то снова перепутали врачи.
Наплевать на то, что Рыжий и рябой.
Уплываю… Будет Женщина беречь
Дом и зыбкий огонёк на маяке.
А вернусь ли… – не о том сегодня речь.
Лучше так, чем лысым бесом в парике.
Я – Улисс, а не какой-то лотофаг.
Ты прости меня, зазноба КалипсО.
Вроде, выткалась достойная строфа.
Да влекут ветра за призрак-горизонт.
(22.12.2021)
PS:
На Таниного (мне!) «Я – Одиссей».

Вольфу Никитину

«Вёсла на воду!» – криком хлестну.
К морю, как к деве, телом прильну.
В амфору солнце, а ветер в котомку.
Станут слагать о нас песни потомкам.
В жертву богам перед выходом в море
Кровь и вино, пусть за право поспорят.
Жжёт нетерпение жгучее перцем.
Молния – к бедам. Радуйся! – к сердцу.
Узы – любовные снасти – не рвутся.
Я уплываю с тем, чтоб вернуться.
Пляшет огонь, словно рыжая птица.
Я, Одиссей, тоже рыжий. Не спится
Горной, меня провожая, Итаке.
Мертвенно светятся на полубаке
Зеленью злою огни Диоскуров.
Бурю вещают. И сорванной шкурой
Мечется парус и пеплос. А стопы
К морю несут силуэт Пенелопы.
Та на вершине крутого утёса
В путь расплетает тяжёлые косы
Неводом в воды житейского моря.
И с нереидами жертву оспоря,
Будет давиться солёною жижей
Клич Одиссея ловить дальний. Рыжий –
Я Одиссей. Будет всё без обмана.
Нос корабля влипнет в бездну тумана.
Клапан сердечный, как парусом хлопнет.
Сердце в кулак. Жди меня Пенелопа!
Слышишь, не верь злому хохоту чаек.
Я – Одиссей. Я – за всё отвечаю!

«В призраках преддверий»

Долой Железного Быка!
– Кричат одни. А я – Пока…
Ему на ушко говорю
И розу Белую дарю.
Ещё брести по январю.
В подлунной мгле до перевала.
Внимая демонам Ваала
В угоду ветхому царю
И прихотям восточной моды.
Там Чёрный Тигр лакает Воду
И кротко смотрит на меня.
Бреду, ногами семеня.
Но в кроткость хищника не верю.
Не Постум я. И не Тиберий.
Не Бродский. Также не Назон.
Лишь жизни выморочной сон
Листаю в призраках преддверий.
(31.12.2021)
PS:
Тане В. На её «В преддверии»

Прозрачна зимняя печаль.
Уже на всём лежит печать
Кончины года. В тихой лени
Кружит позёмкой запах тленья.
Вкус шоколадный ассорти...
А Новый год уже в пути.
Тревожит неизвестность душу,
И неизбежность губы сушит.

Всех моих любимых авторов и читателей с Новым годом!
Пусть он не будет коротким!!!
-----------------------------------------
Моя приписка:
Прости за минутную слабость! Слегка в Печаль ))
С Новым годом, Танюша! И – всех, всех, всех… В общем, присоединяюсь (примазываюсь).
Спасибо!
В.

«Canis lupus»

Я и сам, как есть, четырёхлапый.
И могу отменно нюхать март.
Эка мне наврали эскулапы,
Будто вреден «дедушке» азарт.
Будто не ласкать уже волчицу
Переярком юным по весне.
И пора не то, чтобы лечиться,
Но забыть, как метят в гоне снег.
Брошу лес. Уйду на зообазу.
Стану с Венедиктом в Петушках
Водку пить…
Да ну её, заразу!
Ждёт ещё родимая Дружка

На тропе,
               в бору
                прорытой мартом…
(27.03.2022)
PS:
На «И снова март» Т. Важновой

По тропе, прорытой мартом – сапой –
Огибаем рыжую сосну.
Параллельно: он – четырёхлапый,
Я хлебаю ботами весну.
Оттепель, как голая наяда.
Мартовских ручьёв неспешный бег.
Он струёй, а я лучами взгляда
Метим ноздреватый липкий снег.
Осторожно трогаем носами
Талый воздух сладкий, как арбуз.
Аромата терпкое касанье
Слизистой. И неподъёмный груз
Канувшей зимы, особы тёмной,
В белом трауре почивших королей.
Небо голубое щурит томно
Глаз бездонный. Кружево ветвей –
Дактилоскопическая карта
Призрачной надежды голых схем.
Папиллярный отпечаток марта,
Я его не спутаю ни с кем.

«Новость»

Три Татьяны под окном
Слово пряли вечерком.

Книжка вышла Мировая.
Дивных Важностей полна.
Титул Книги открывая,
Видишь ось Веретена.
Пряли пряжу рожаницы.
Нить словесная текла.
Красный угол. У божницы
Свет нездешнего тепла.

Так утульна, так прыемна!
Кожны знойдзе туясок
Збожжа праўды. Недарэмна
Асвячаўся абразок.
(14.04.2022)
PS:
Таня Важнова известила о новой книге. Вместе с подругами – двумя Татьянами (Мировой и Туль).

И последнее (недавнее). С ворохом розных «перекрестий».

«Перекляч»

Запах осени и дыма.
Бунт у стен монастыря.
Что у нас по части Крыма?!
Ждут ли доброго Царя?
Век, однако, Двадцать Первый.
Та же осень. Без чумы.
Дамы, барышни и стервы
Рыщут в поисках сурьмы.
От готической подводки
Остраняются глаза.
Станут вдовами молодки.
Окровянится буза.
У Донского за Некрополь
Начинается разбор.
Спорят бывшие холопы,
Кто из них покруче вор.
Осень плат одела пёстрый.
Что Нескучный?!
Чай, зачах?!
А тогда… Поход за Днестр.
Усмиренье Пугача.
А потом: Даёшь, Очаков!..
– Золотые времена!

Будто злая опечатка
Новой сволочи война.
То ж печали не о хлебе.
С нами Бог! Никто на ны…
Та же Осень. Те же хляби
Разверзаются темны.
(20-21.09.2023)
PS:
На «Запах осени» Т. Важновой

Запах дыма. Кофе. Ароматы
Из пекарни – выпечки с корицей.
Бабье лето, щёки, как томаты,
Щурит насурьмлённые ресницы.
Ладан листопада вынимает
Разомлевшую на солнце душу.
Зрелым телом женщины сжимает
Сердце. Осенью висок укушен.
Аллергия на любое действо:
На скамейку хочется опарой
Сесть, катать на языке, как в детстве,
Катышки слогов считалки старой.
Скудных чувств, давно остывших, стужа.
Не даёт мне прелестью сентябрьской,
Листопадом из старинных кружев
Насладиться. Душу, раскорябав,
Слизываю капельки рябины
С тех незаживающих царапин:
Вкус солёно-горький и безвинный.
Вечер. Тени, как ходули цапель.
Вспомню стебельки бесстрашных ножек
И колен шарнирные суставы,
Ощущая, как сквозь лет порожек
Чувство прыгает, сквозь пыль уставов.

Танюша!
До чего же женская натура (если она в адеквате) крепче и лучше нашей, мужской!
Ну, по крайней мере, в чём-то ))
Осень! Навьи слёзы… Ни! «Навьи» – чересчур ведьминские. Бабьи?! У сэнсе – проста жаночыя. В своё уходящее Лето. У развiтанне (або, нават, у розвiткi). Зварот да дзяцiнства.
В печаль, но – Светлую.
А я… Ведь цепляет! Твоё. И царапинками, и даже ходулями цапель.
А всё одно (подлая моя натура) отбрасывает в какие-то глобальные (из-под глыб, что ли?) «истории». Аж на два с половиной века назад! Да ишчо в какой-то перекрут-прекляч.
Тьфу на меня! Одно слово – сукин сын (волчий хвост).
Но… Женщин – уважаю. И их Осень (Прыгажуню!) так сама люблю.
З удзячнасьцю!
В (У).

Какое-то время спустя (в перекид) добавил:

Фулюган!
Даже в этом парой мест (не желая того) попал в «Россию» Блока.
Правда, когда заточал «плат», да ещё «пёстрый» – чуял (подлец!), что попадаю.
А как я (когда-то) любил Сан Саныча петь! И – как раз то, что на площадках не пелось...

Опять, как в годы золотые,
Три стёртых треплются шлеи,
И вязнут спицы росписные
В расхлябанные колеи...
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые, –
Как слёзы первыя любви!
Тебя жалеть я не умею,
И крест свой бережно несу...
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, –
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты...
Ну, что ж? Одной заботой боле –
Одной слезой река шумней,
А ты всё та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..

3-4.10.2023

ПОСТФАКТУМ (запоздавшие к «Вагантам)

«Ехал трамвайчик…»

Старинный витебский трамвай,
Из девятнадцатого века.
Совсем не чудо. Не Грааль.
Не мегалит из Баальбека.
Очнувшись вдруг на Покрова
И выпив чаю без заварки,
Свои он выставил права
На веский бренд французской марки.
Вальяжно выйдя из депо,
Ступив на рельсы с пьедестала,
Трамвайчик вызвался, на спор,
Заверить всех, что он – не старый.
Вихрастый. В меру шебутной,
Как безбилетник на подножке.
Сшивал ажуром полотно,
Победно вскидывая рожки.
Всему причиной был Покров.
И двух поэток откровенье.
А если я местами вру,
Так это всё – от неуменья.

20.10.2023

«Девки-акварель»

Выйду я на улицу. Небо – в акварель!
С девками глаголится кузминская Форель.
Анечка Ахматова. Колюня Гумилёв.
Солнышко за хатами. Малюнак на мiльён.
А бордюры скобами – в городе большом.
С девками-зазнобами там нехорошо…
Ни бусла, ни аиста. Пстрыкi вместо строк.
Стычки с вертухаями. Рубленый острог.

07.11.2023
PS:
Таня В. наладила мне два отклика.
Первый – в «Трамвайный Диптих»

Ведь знаешь, что любим тебя «фулюгана». Да и кроме того, поминая того же Щукаря, мы с Валей девки-акварели, а не бордюры какие-то. А потому нас каждый обидеть может))
С чем и остаюсь, добрый молодец...

Второй – на «Вечер в одиночестве»

Осень. Сплин... Знакомо до озноба. Пусть меня не бросила зазноба, проникаюсь. Как, ты там один? Очень плохо? Верю: очень, блин!
Обнимаю, Володя.
Днями выложу лично тебе по следам поездки в Белоруссию)

«Нескладушка»

И у меня был свой Далёкий,
В «чуток моложе», самый Первый.
Который помню и не помню.
При жизни той, не городской.
В сенях, под лавкой, у окошка
Стояли валенки в галошах.
И свежесрубленная ёлка
Смиренно звёздный час ждала.
Семейный круг. Родные лица.
От них – гирлянды фотографий,
В тяжёлых кожаных альбомах,
Под спудом времени лежат.
А там... Потешные игрушки,
В картонном ящичке-коробке,
Уже из шкафа платяного
Явились девственно на свет.
Подставка – стакашок роскошный.
Зелёный, с красными ногами.
Свинтив красавицу клещами,
На две недели зачехлит.
Я помню дедушку Мороза,
В его пластмассовой шубейке.
Он, как и шкаф, уедет в Витебск,
Со всей семьёй и «стакашкОм».
Я помню... Помню жутко мало.
Но главное, там – все живые.
Те, что на снимках пожелтевших
В меня, последнего, глядят.
А шкаф... Стоит себе на даче.
В чулане съёжилась подставка.
Вот только «дедушка» растаял.
Его мне тоже, как-то, жаль...

2.01.2024
PS:
Тане В. На её Памятку («Про первый НГ»)

Оплывшие сырые лица.
Бутылок праздничная тара.
Тарелки с грязною палитрой, а рядом маленькая Я.
И в такт шагам по половицам
Чуть слышно ахает гитара.
Как торс висящая с нехитрой удавкой лентою змея.

Молочная на манке память,
Распятая на крестовине,
Оттиснет сургучом in vitro слова про танки и любовь.
И ёлки ароматы – кАмедь,
Вкус поцелуев кислый, винный,
И натюрморт еды нехитрой, и сок томатный, словно кровь.

И танцы-обниманцы в кухне,
Цыганочку под Рио-риту,
И дым под фронтовые песни (вонючий «Беломорканал»).
Друг другу шёпотком на ухо,
Под горечь-горькую – поллитру,
Про «чёрный воронок» на Пресне – больной непраздничный вокал.

Я – ростом с ножку табурета.
Ползу между ногами, снизу
Стола дубового у печки под скатерть с редкой бахромой.
Над дверью чёрная беретка
Ведёт скрипичные капризы.
И вечно пьяный дядя Петька в словах нетвёрдый, сам хромой,

Отставив ногу, словно стрелку,
Рулит состав нетрезвой речи
И хвалит вслух полсотни третий и недострелянный народ.
А я кусочками побелки
Коленки осыпаю, плечи,
Слюнявлю (маленькая йети) иголки. Первый Новый год.

«В Печаль...»

Девчонки, по весне, в Печали.
Взгрустнули о былой Любви.
А я курлыкаю с грачами,
Но чую:
– «Бога не гневи!
Не время слушать гам пернатых
И лясы, походя, точить».
А и Весна... Почто черна так?!
Чернее грешника в печи.
Лихою выдалась Эпоха,
Что нам досталась под исход.
Чем ближе край, тем жутче хохот.
Седлай лошадку, Дон Кихот!
Вали отсель в свою Ла-Манчу.
Там – чуть пристойней. Чуть – родней.
Обманчив свет, и плач – обманчив...
На самом дне, о Судном Дне.

27.03.2024
PS:
Вале Щ. и Тане В. На их перекличку. С припиской:
Не печалуйтесь, мои Поэтки! Валя-Таня. Не печалуйтесь...
Это я – так. Загнул малость...

Не весеннее 2
Валентина Щугорева
«Весна. А я не чувствую её»
Татьяна Важнова «Тема печали»

Т.В.

В сомнамбулической ночи
Пригрезилась или приснилась
Весна. Журчащие ключи
по буеракам. И грачи
на бледном полотне, иссиня-

чёрные, как смоль волос
цыганочки, что учинила
судьбе с пристрастием допрос.
Но сон её слова унёс,
пролив безумия чернила

в пролесок колдовскую синь.
Заворожила, закружила
мечтой. И кто меня просил(?)
лететь уже почти без сил
к весне, и душу рвать, и жилы,

чтобы во сне увидеть вдруг:
не повторяются мгновенья.
Грачи очертят чёрный круг,
и птицей выпорхнет из рук
Весна-цыганочка в Забвенье...
---------------------------------

И ещё (в подсыпку)

«Кругаварот»

Фарбуе ноч прывіды глейкай сажай.
Трымціць трысьнёг, завостраны калком.
Чарот чароўным шэптам байкі кажа.
Ды бессань, неадольную цалком,
Губасты ветрык стужкамі шынкуе.
Якія зранку сціпла прарастуць
Радкамі. Хтосьці іх упарадкуе,
А за аздобу возьмецца Мастак.

11.07.2024
PS:
Неяк да вершу Тані Важновай «Сегодня»

Сегодня ночь чернильница для туши.
Стило из тростника в руке дрожит.
И вкрадчивый камыший шёпот: «Слушай!»
В губах солёных ветра размозжит
Бессонницу на пёстрые фрагменты.
На строки – те, что прорастут в стихи.
Бумагу рву на серпантина ленты,
В слова впуская соль морских стихий.

В «оговорках» пошутили с Таней, на счёт моего выкрутаса.
Чтобы притянуть его да «перакладу», не мешало бы хоть раз помянуть про соль (у Тани она – дважды, а ещё и с «морской стихией»).
Один раз приткнуть – не трудно.

Ды бессань, неадольную цалком,
Губасты ветрык з соллю нашаткуе.

Тым больш, што шаткаваць, мабыць, і лепей, чым шынкаваць.
Але ж да гэтага трэба перерабляць наступнае…
Вось!

Фарбуе ноч прывіды глейкай сажай.
Трымціць трысьнёг, завостраны калком.
Чарот чароўным шэптам байкі кажа.
Ды бессань, неадольную цалком,
Губасты ветрык з соллю нашаткуе.
Радкамі стужкі стануць прарастаць
Стракатымі. У верш упарадкуе
Іх ранкам з мора выйшаўшы Мастак.

«Колдовское»

Вдоль границ Беловодья, на брегах Бухтармы
Люди строили лодьи без ветрил и кормы.
Просто чаши на вёслах, на полсотни гребцов.
Снаряжали по вёснам, освящали винцом.
Неказистые струги, не грозя никому,
Обходили пороги, бороздя Бухтарму.
От истока до устья, в честь Хозяйки Горы,
По всему захолустью развозили дары.
В той стране небогатой всем недурно жилось.
Конопатили хаты – кто общиной, кто – врозь.
Но и их не минула «доброхотов» вожжа.
Не с того ли понуро светят лики стожар...

9.09.2024
PS:
На стих Тани Важновой «Осина»

Первой нотой рассвета звук тревожно летел
Над макушкою лета. И росою осел
На глазах и на травах. И, сгущаясь в туман,
Звон висел, как отрава. Пел ручей – мест шаман.
Звонко стукался грудью в россыпь серых камней,
Что скопились в иудью плату в сонме корней.
У озябшей осины, что в недобрый свой час,
Злом пропахший и псиной, угодила в тот глаз,
Как маслина лукавый. Стройной статью своей
Стала, вдруг, переправой чьей-то смерти. С тех дней,
Дрожь её не проходит. И макушкой звеня,
Звук монетой входит – платой в Библию дня.

Танюша! Это я (по привычке) подразнился. Чуточку – с тобой, а-таки больше – с Алексеем Константиновичем. Под его, полагаю, не шибко известное, но в твоё мне отчего-то откликнувшееся

Ты знаешь край, где всё обильем дышит,
Где реки льются чище серебра,
Где ветерок степной ковыль колышет,
В вишневых рощах тонут хутора,
Среди садов деревья гнутся долу
И до земли висит их плод тяжёлый?
Шумя, тростник над озером трепещет,
И чист, и тих, и ясен свод небес,
Косарь поёт, коса звенит и блещет,
Вдоль берега стоит кудрявый лес,
И к облакам, клубяся над водою,
Бежит дымок синеющей струёю?
Туда, туда всем сердцем я стремлюся,
Туда, где сердцу было так легко,
Где из цветов венок плетёт Маруся,
О старине поёт слепой Грицко,
И парубки, кружась на пожне гладкой,
Взрывают пыль веселою присядкой!
Ты знаешь край, где нивы золотые
Испещрены лазурью васильков,
Среди степей курган времен Батыя,
Вдали стада пасущихся волов,
Обозов скрып, ковры цветущей гречи
И вы, чубы – остатки славной Сечи?
Ты знаешь край, где утром в воскресенье,
Когда росой подсолнечник блестит,
Так звонко льётся жаворонка пенье,
Стада блеят, а колокол гудит,
И в божий храм, увенчаны цветами,
Идут казачки пёстрыми толпами?
Ты помнишь ночь над спящею Украйной,
Когда седой вставал с болота пар,
Одет был мир и сумраком и тайной,
Блистал над степью искрами стожар,
И мнилось нам: через туман прозрачный
Несутся вновь Палей и Сагайдачный?
Ты знаешь край, где с Русью бились ляхи,
Где столько тел лежало средь полей?
Ты знаешь край, где некогда у плахи
Мазепу клял упрямый Кочубей
И много где пролито крови славной
В честь древних прав и веры православной?
Ты знаешь край, где Сейм печально воды
Меж берегов осиротелых льёт,
Над ним дворца разрушенные своды,
Густой травой давно заросший вход,
Над дверью щит с гетманской булавою?..
Туда, туда стремлюся я душою!

А твоё понравилось (мне) ничуть не меньше.