Роковуха

Верка опять топает за моей стеной, как слоняра. Топает и орет матом. Весу в Верке всего ничего – килограммов сорок восемь, а грохот от нее такой, будто там, за тонкой стенкой, бегемот скачет весом в тонну.

Она такая миниатюрная, жилистая, подвижная. Глазки у Веры маленькие, острые, злющие! Лобик узенький. Иногда Вера морщит его – думает, наверное. Хотя чем там думать – две извилинки от силы. Утром Вера убегает на работу, оставляя возлюбленного Сержа досыпать.Если слышен сухой стук тела – значит уже девять утра – Сережа упал с дивана на пол, как бревно. С похмелья, значит. Похмельную позу принял – повернулся впалым животом к диванной спинке и согнул тощую коленку. И сам себя с любовного ложа и выпихнул. Балует его Вера. Л-ю-ю-бит! А он, паразит, купается в Веркиной любви и в ус не дует. Работать не желает, клянчит у любови своей деньги на спиртное и кушает, как не в себя.

Вера – та еще роковуха. Серега у нее, если смотреть с официальной точки зрения, за наше с ней двадцатилетнее соседство, уже третий. Не везло ей как-то. Или везло с переменным успехом. Ну посудите сами: приехала из дачной деревни, где продала отличный пятистенок с видом на реку. Вид шикарный. Дом крепкий, достался ей по наследству от первого мужа, когда тот помер. Хорошего, кстати, человек был. Непьющий. Крепкий хозяин. На что он позарился, женившись на этой шустрой дамочке, мне непонятно. Мужу моему, кстати, понятно. Он так еще хмыкнул, взглянув на нее в первый раз, и слово сказал матерное. Что-то такое про зло…

Ну вот, приехала она сюда, в город. Купила квартиру о двух комнатах, размером тридцать квадратов. В одной комнате диван поместился, а в другой – односпальная кровать. Больше пространства ни на что не хватило. Это после пятистенка! Погрустив, вдова завела себе нового «мужа». Думала, заживет чинно-благородно.

Ошиблась. Коля оказался никудышным, противным, злым! Он не работал, таскал у Веры банки с огурцами, менял их на стакан какой-то ерунды, выпивал и бежал к Вере, чтобы еще чего-нибудь у нее скомуни*дить: тряпки, заколки, сапоги, соленья-варенья… Каждый раз набеги столь наглого сожителя кончались грандиозной дракой в подъезде: с криками «паскуда» Вера бросалась на Колю с яростью бешеной кошки.

Тот отбивался, как умел. И умел он хорошо. Потому и бегала моя соседка вся синяя от побоев. В самый пик «убивания» Верка колотила в нашу дверь:

— Помогитя-я-я-я! Спаситя-я-я-я!

Мы не выдерживали и вызывали наряд. Колю сметало весенним ветром. Наряд приезжал и пытался воительницу угомонить, стращал кутузкой и штрафом, призывая нас как свидетелей и заявителей о безобразии.

— Да они сами каждый день морды друг другу колотят! – скороговоркой отбивалась Верка, указывая на наши удивленные до крайности физии, — орут, бухают и спать не дают!
И ведь все равно никуда этого Колю не выгоняла. Зачем Верке сдался ирод-Коля, мне было непонятно. А мужу – понятно. Он игриво усмехался.

— Когда у бабы нет мозгов, другая часть тела думает!

Не знаю. Он такими уж познаниями жизни не шибко отличался. Где только настропалился? Чего-то я упустила в нашей супружеской жизни, коли не распознала в супруге бывшего опытного ходока.

Коля исчез под Новый Год. Вера с работы пришла, а из дома вынесены последние огурцы (на оливье Вера приберегла), премия из хозяйского тайника вытащена (знал, гаденыш), а еще шампунь из ванной прихватил. И пропал.

Вере было очень обидно. Она прямо неделю целую страдала. А потом страдать прекратила. Задумала с получки забыть про вора и охальника, новую жизнь начать. Наняла какого-то узбека Улумбека. Обещала ему прописку сделать и позволила жить в квартире бесплатно. В честь будущего ремонта. Материалы его, работа его, а комната и харч – Верин.

Улумбек повелся — он считать умел, и вышло, что экономно получается. Вскоре в Веркиной халупе засияли новые окна в пластиковых рамах. Обои новые. Запахло свежей краской. Мужик появился! Прибыток! Мясом жареным запахло! Верка харч для своего узбека готовит!

Вот так жил он себе, поживал, ни о чем таком не думал. Пару раз в год уезжал на Родину, к папе, маме и своей узбекской жене, повидать родителей, приласкать супругу и настрогать с ней еще одного отпрыска. Для мусульман дети – это сила и будущее. Вот и старался Улумбек на благо отчизны, добросовестно зарабатывая денежки для семьи в холодных российских землях.

Конечно же, с нашей роковухой он «спелся» еще на стадии ремонта. Против танка не попрешь – Веру не подвинешь. Это дураком надо быть, чтобы Веру двигать! Конечно же, Вера жутко ревновала Улумбека и обижалась, что заработанные деньги он «своей швабре» увозит. И конечно, скандалила, требовала деньги за хлеб, соль, тепло и ласку, а также за комнату! Про ремонт она начисто забыла. Не помещалось в ее узком лобике это воспоминание!

От обиды такой Вера завела себе Сергея. А что? Она женщина свободная и независимая! Улумбек в солнечном Самарканде вокруг «швабры» крутится, а ей что, паранджу надеть прикажете? Сережа оказался тихим и вежливым. Брючки выглажены, рубашечка чистенькая. Сразу и не скажешь, что бездельник редкостный.

Ну, отвела душеньку баба! Она выпить любила. А с Улумбеком шибко не погуляешь. Не нравилось ему это дело. А Серёне – нравилось! И так весело загудели Вера и Сережа, в таком алкоголическом экстазе слились, что чертям тошно. Но когда деньги у Веры закончились, ее новый друг добавить в общую копилку взнос на опохмелку не пожелал. Убежал к себе. Или к друзьям, что побогаче.

Хорошо, что огурцы не прихватил! Вера поплакала. Не везет ей в любви. Ну никак! А тут, батюшки мои, Улумбек вернулся. С гостинцами: дыни, лепешки самаркандские, персики! Вера очень обрадовалась и ни слова про измену не сказала. А была измена-то? Сам поди где таскался, а ей что, дома ждать гуляку узбекского? Да сейчас!

В общем, помирились.

Они-то помирились, да Серега не простил. Пришел в очередной раз к своей зазнобе, а там – Улумбек. Дыни разрезает. Сердце у Сергея раскололось напополам! Проследив, как утром узбек убежал на свою стройку, обманутый кавалер встал под Вериными окнами и орал весь день:

— Сво*очь! Гадина! Позоришь русских баб!

Верка для него тапка не пожалела: открыла окно и запульнула по Серегиной башке обувкой.

— Как ты могла, Вера! Как же ты могла? – трагически причитал отверженный, — дай хоть сто рублей на бутылку!

Теперь у нее так и повелось: любовь крутит два месяца через три. Пока узбек у нее столуется, Сергей под окнами бродит. Страдает. А потом, когда Улумбек на побывку к родным уезжает, Верка своего бездельника впускает. Кормит его, поит за свой счет. Ругает всячески. Даже плачет, что никакого от него толку, убытки одни. Вот, мол, мужчины заграничные – трудятся, семью содержат, любовнице ремонты делают.

— А от вас какой толк? Нервы одни!

Сергей спорит, Верке претензии предъявляет, обещает Улумбека уделать. Правда, ничего до сих пор с Улумбеком не делается. Сереженька трусоват, однако. Верке из-за этого стыдно – побить соперника не может, сопля! И почему она такую рохлю терпит, до сих пор непонятно. Загадочна женская душа. Загадочна и глубоко несчастна.

Иногда зависть берет.

— Я Верки на пятнадцать лет младше. А у нас с тобой скука дома, никаких «брызг шампанского» и фейерверков! Живем, как старики! Вон у Веры – жизнь ключом бьет! – недовольно выговариваю своему мужу, бывшему «ходоку».

За стеной раздался стук. Сергей упал с дивана.

— А этот, Улумбек, давно укатил? – спрашиваю.

— Недели три назад, — отвечает мой супруг.

— А… Значит, через неделю Верка скандалить начнет. Деньги-то кончаются… Может, на дачу поедем? Не полицию вызывать же? Выспимся, на пикник сгоняем?

— А может, в Питер к сыну в гости съездим? – предлагает супруг.

Я кривлюсь. Мне тяжко в большом, шумном мегаполисе, я от него устаю.

— Не, пусть лучше он к нам…

***

— Нет, не получится из тебя роковухи, — говорит мне муж, — ленивая ты.

Я с ним соглашаюсь. Не бывать мне роковой женщиной. Никогда.

И слава богу, честно говоря!

—

Автор: Анна Лебедева