Dzintara krasti

                Вей, ветерок, гони челнок,
                Уноси нас в Курземе...
                Я. Райнис

Потянул ветерочек остзейский,
и барашки по небу скользят;
парусина легонько трепещет,
корабельные мачты скрипят.

Потянуло прохладой с Остзеи,
и балтийскую свежесть хлебать
по причуде несусь сокровенной
на верховья зелёных дубрав.

Перешейков извилистых шлёндра,
неуёмный немецкий ландграф,
всё ему по тропинкам бы шлёндрать,
по варяжским, ища переправ

к первозданному прусскому форту, -
«Королевской, -  позднее, - горы» ;
к возведённому пруссами Твангсте, -
Королевцу тевтонской поры.

На Поповую гору взбираясь,
и с вершины у пензенских пят
вдруг причудится, в бликах качаясь,
на причале ганзейский фрегат.

На Поповой горе моя младость -
неразрушенный мой Кёнигсберг,
у горы институтская радость -
задушевный Ластади фахверк.

Ах, испить ледяной бы рябины,
искупаться в смарагде листвы!
И преданий цветастых корзины,
понабрав, уплетать как блины!

Видишь ли, я парнишка балтийский
и любимы мной Гофман и Кант;
как и Райниса привкус латвийский:
я - про штольни, про сосны, янтарь!

Про белёсый прибрежный песочек
и реликтовый Ужавы бор;
про дощатый настил к бережочку
и капризной волны разговор.

Мне Янтарное грезится море
и русалочий мельничный край,
домовые в заброшенной рольне,
подзасохший ржаной каравай.

Через Курземе ниточкой Вента
мимо Кулдиги к устью бежит.
Онемеченный орденский Вентспилс,
словно Бенбоу верфный трактир.

О, курляндский мой «Остров Сокровищ» ,               
незабвенный морской адмирал.
Как латышская речь с пароходов
из варяг доносилась в Брабант..

Курземчанка моя - Лиепая,
поморяночка в ливском порту;
бережку на твоём расцветаю
и невестой тебя нареку.

С головы по рукам аж мурахи,
закрома отворяй-ка душа,
и по крохам арконских мозаик
архаичных меня собирай.

Тихий прялочки треск ручеёчком,
изнутри - нарастающий гвалт.
Приоткрывшийся ларь золочёный:
я из сембов, из куршей, я - балт!