Мизантроп

Я ладони согрею в карманах,
если станет холодной душа —
если вечером в серых туманах
мне придётся идти не спеша

за строптивым молчанием Бога,
уносящего шелест листвы,
в грозовую на небе дорогу,
где надменно темнеют столбы

с проводами сверкающей стали,
с потемневшими точками птиц,
что привычно уснули над нами
пунктуацией книжных страниц.

Я признаю любовь без остатка,
словно выпив штрафную взахлёб,
и на жёлтую в небе облатку
крикну радостно: "Я — мизантроп!"

И пусть падают, рушатся звёзды —
пусть сверкает ночная гроза.
Я увидел кукушкины гнёзда,
полюбив свою тень за глаза.

И когда мне задумчивый ангел
вдруг явился, как врач-психиатр
с незажжённою старою лампой
и с колодою свёрнутых карт.

Я тогда осознал, что весь кафель,
так туманно зовущий в себя, —
лишь стена возле белого шкафа,
где моя холодеет душа,

и теплеют ладони в карманах,
и опять соблюдают режим
сумасшедшие люди в обманах
подсознаний — где нужно босым,

оголённым, умытым и бледным
пропадать в закоулках беды.
И просить обвести ночью мелом
отпечаток взошедшей Луны.

Христианские бантики счастья,
побелевшие тени крестов —
я плутаю. И может быть власти —
деревянные власти жильцов

на площадках с песочком и горкой
всё обсудят, решат и поймут.
И засыпав безумие хлоркой,
вместе весело бодро уйдут

по следам государственной бури,
по извилинам горьких сердец,
опасаясь придурошной пули
и финала с названьем КОНЕЦ.

Ты прости меня, ангел — и срочно,
весь потёртый словесный укор,
позабудь. И прощаясь досрочно,
ты поставь мне волшебный укол.