Стояла ночь Июнь Двадцать второе...

Стояла ночь
Июнь Двадцать второе
Курили. Сигарет сломав напополам
Дежурил политрук  - их было двое
А остальные в Минске - танцы там
На горизонте туча самолетов
с крестами на бортах
идут на город все
Забыты правила - они теперь пилоты
Он самовольно в истребитель сел...
Бой был коротким. Завалил двоих он
Два юнкерса, но ястребок подбит...
Он возвращается. Дотягивает лихо
Он ранен, жив, пока что не убит
А значит может драться
Есть машина.
Взлетает
Под огнем по полосе
Он юнкерс сбил. В крови уже мужчина
Он снова ранен и подбит.
Не все!
Он в третий раз
идет на взлет
Дерется
Их много. Нет патронов
Вот судьбы каприз...
И он таранит их
Он не сдается
Он снова юнкерс сбил
Горит. Он прыгнул вниз
И немец спрыгнул
прям на батарею
Доставлен на КП. Не убежал
Гражданское под формой
Смел. Наглеет
Что скоро Минск возьмут
Небрежно так сказал
Что делать с ним?
В расход его, и вся недолга
Бондовский в госпитале
к летчику пришел
Десять ранений
Еле жив но только
в улыбке тот расцвел
-Товарищ генерал, воюем!
Сказал,
вот только имя не сказал он мне
Все закрутилось
потерялся в струях
Под ревом бомб
в плену, смертях
в огне...
Котел был Белостокский
плен, побеги
шесть месяцев он выходил к своим
потом был фронт
форсировали реки
Бондовский ранен, списан был
И после уж, году в шестидесятом
о летчике он вспомнил, написал
Забыл фамилию -
себя он виноватым
за это вот забвение считал
***