Одиннадцатый Степан

ОДИННАДЦАТЫЙ СТЕПАН
Дорога петляла по лесу, огибая буреломы, овраги, ямы. Доктор вёл автомобиль уверенно, не в первый раз приходилось спешить в посёлок. В каждый приезд он ругал на чем свет стоит всех, кто не хотел покидать нажитое место.

 Вступая в перепалку с людьми, приводил правильные, как ему казалось, доводы. Но в ответ слышал обычное спокойное:
— Как можно дом бросить, дохтур?
Потом следующее:
— Доспех сымайте, к столу извольте, Степан Семёныч. Чайку вот, перекусите с дороги, чем Бог послал.

Доспехом называли его полушубок из овчины. Он надевал его в любой сезон по просьбе тех же жителей этого забытого Богом поселения, и ни разу об этом не пожалел. Странно, но полушубок пригодился (и не раз!) даже летом. Ночи в лесу и на дороге оказались невероятно холодными. А машина иногда подводила, ломалась вдруг.

 Однако всегда приходили на помощь из посёлка, хотя объяснить, как догадались, что нужна помощь никогда не могли.
— Почуяли беду, Семёныч, — бормотал Митрич, мастер на все руки.
Каждый раз Степан удивлялся, смотрел, как мужик некоторое время возился внутри открытого капота, что-то бормотал, потом удовлетворено крякал и кивал:
— Готово!
И автомобиль заводился.

В этот мартовский день врач особенно молился, чтобы никаких поломок не произошло. Из посёлка позвонили под утро, Катерина, жена того самого мастеровитого мужика, рожала пятого дитя. Долг подхлестывал Семёныча, заставляя торопиться.

Долина, где расположились два десятка крепко срубленных изб, открылась, как всегда, внезапно. Старенькая "Нива" подкатила к резному крыльцу крайней избы, Степан хлопнул дверцей, резво двинулся к двери. Его встречали. Старшая дочка Катерины, пятнадцатилетняя  Меланья, приняла саквояж, Митрич подхватил полушубок. В горнице две женщины суетились возле роженицы. Семёныч глянул, убедился, что приехал вовремя, поспешил к умывальнику.
 
— Ну, Катерина, чего это ты надумала раньше времени? У тебя срок в начале апреля.
Уютный бас доктора сразу снял напряжение в комнате. Он достал халат, надел перчатки, подошёл к рожавшей. Привычно ощупал живот, послушал биение сердца плода, улыбнулся.
— Богатырь решил пораньше на свет появиться?
— Думаю, да. — Катерина несмело растянула губы в улыбке. — Парнишку ждём.
— Посля четырёх невест пора бы и парня соорудить, — подала голос одна из женщин.
— Так. — Степан деловито склонился над инструментами. — Сейчас укольчик сделаем и примем парня.
— А можа без уколов, дохтур, — испуганно выдохнула роженица, кусая губы.
— Никак нельзя, Катерина Михайловна, никак.

Он набрал лекарство, быстро ввёл в ягодицу, погладил женщину по руке, успокаиваяя.
— Подождём малость, а вскоре познакомимся с вашим сыном.
Через полчаса Семёныч положил крепкого малыша на грудь Екатерине.
Женщину переодели, кровать перестелили, мать и малыш задремали.

Сняв перчатки и халат, Степан вышел на улицу. Митрич жмурился счастливыми глазами.
— Всё ли хорошо с женой да сыночком?
— Нормально, — выдохнул врач. — Но рожать твоей жене более не надо. Опасно для здоровья.
Митрич кивал, судорожно вздыхал, подергивал плечами и ходил туда-сюда по двору.
— Добро, — бормотал он, — добро. Мальчонка у нас наконец.
— Как назовёте? — доктор присел на скамейку, закурил с наслаждением.
— Дык Степаном, как иначе? — Митрич глядел с досадой. — Иначе никак!
Семёныч вздохнул.
— У вас тут все мальцы Степаны... Неужто не надоело?
— Не все, — вскинулся новоявленный отец. — Только десять парнишек, тех, что ты принимал. Мой одиннадцатый.

Митрич снова заулыбался в бороду.
Семёныч крякнул, махнул рукой.
— Весной пахнет вовсю. Снега тают, капель поёт, грачи прилетели. Иди на сына полюбуйся.
— А можно?
— Конечно.
Митрич протиснулся в избу, а Степан Семёнович широко развёл руки, сделал глубокий вдох и запрокинул голову к небу, закрыв глаза. Чуть погодя лицо покрылись влагой. Набежавшая тучка пролилась дождиком. Доктор распахнул глаза, облизнул губы и засмеялся.
— Вкусно! Какой вкусный дождик. Сладкий, будто счастье.

Дорожка в саду размокла, дождь смыл остатки снега, в доме заплакал ненадолго младенец. На крыльцо вышел Митрич,  стукнул радостно по перилам крепким кулаком, доски отозвались скрипом. А мужик вдруг пропел негромко:
— Эх, доля наша доля: красота да воля! Лучше этой жизни нету ничего!

Доктор смеялся, дождь поливал село, и так вкусно, так здорово было жить, что хотелось поделиться со всеми людьми на Земле этой огромной дозой радости. А чего? На всех сегодня хватит!


*
Дополнительные условия:

;В тексте, помимо слова "дождь", должно быть как минимум десять слов-существительных, начинающихся на "ДО".
(У меня вот такие: Дорога, доктор, доводы, дом, доспех, долг, долина, дочка, добро, досада, дорожка, доски, доля, доза. )
; И ни одно из предложений не должно заканчиваться словами, где на конце стоят буквы "А" или "Ь".


Рецензии