Эсхатологический казус

10 июля 2014, 11:28

Алексей Муравьев

Эсхатологический казус или почему у нас все никак не получается
 
«Скоморохи»

В прошлом рассуждении мы пришли к выводу, что наше общество не осознает себя и своего пути, и это происходит отчасти из-за отсутствия соотнесения себя с пределом, с эсхатологией. Это заявление можно считать программным, хотя и лемматическим в том смысле, что практически никому непонятно, что такое эта эсхатология, почему и зачем нужна.

Как мы выяснили в прошлый раз, эсхатология - это такой особый способ представления национального или мирового образа себя в истории или слепок самосознания, взятый в крайних предельных точках жизни (рождении, смерти, повороте судьбы, изломе).

Это практически значит что, вот, русский народ себя кем-то представляет перед лицом конца, по последнему счету. Также, как и народ английский, французский или американский. Например, американцы представляют себя «градом на горе» (city on the hill), британцы – кораблем, французы  – ветреной красавицей la belle France из Де-ля-Круа. Кем представляет себя русский народ – поговорим отдельно. За каждым таким образом находится представление о предельных точках. На корабле главное – четкость, дисциплина и сохранение спокойствия, в граде на горе главное – солидарность и великая миссия, а чем живет красавица – оставляем судить другим. Главное – какой предел определяет эсхатологию.

Для того, чтобы задать вектор относительно предельных точек, нужны абсолютные координаты. Они существуют либо в рамках сложно устроенной философии, либо религии. Но верно и обратное: без понимания предельной точки нет настоящей религии. Религия за вычетом проблемы смерти и предела мира превращается в рамку для разных, не связанных практик, которые приходится искусственно увязывать между собою. Поэтому все мировые религии так или иначе выражаются в эсхатологическом. Как же оно работает?

Конец мира как предел

Вот, скажем, я – православный христианин. Православное христианство определяет установку на предельную точку, эсхатон, в виде т. н. «суда» (арамейское d;n;, греч.). Этот образ содержится в Библии, и он рисует предел в виде ответственности личности перед создателем и автором мира. Он лишь отдаленно напоминает суд, который мы знаем из нашей жизни. Но в целом, христианское понимание конца совсем не печально, а даже оптимистично – это встреча с Творцом, прояснение всех недоразумений и искажений. Реализация предельного чувства должна быть по-своему даже страшной.

В христианской традиции термином «суд» определяют такое завершение истории мира, в котором все творение, весь мир, отдает творцу в преддверии нового творения отчет в прошедшей истории.

Осознание мира как ограниченного пределом, положенным изначально, предполагает неверие в «бесконечность» в принципе. Для христианина вещественная «бесконечность» есть математическая условность. И правда, какая может быть «бесконечность» у того, что создано бесконечным и неизмеримым творцом? Разумеется, никакой – в христианском понимании, естественно.

Здесь возникает вопрос: существует ли догматическая предзаданность христианской эсхатологии, в частности, ее православной формы? На самом деле, нет. Есть библейская книга «Апокалипсис», в которой сменяются несколько таинственных образов конца мира, как-то связанных с царствами «Книги Даниила», пришествием Зверя-Антихриста и судьбой малого числа праведников, которые останутся верными Богу. У этой книги и этой мифологической рамки много истолкований, самое известное – Андрея Кесарийского, но нет одного общеобязательного и четкого.

Что такое «конец мира», христиане толком не знают. На уровне пониже, уровне национальной эсхатологии –также нет заданности. В эсхатологии народ – это такое внутреннее единство, которое делает его субъектом истории. А имперская эсхатология в смысле П. Александера или Г. Подскальски есть именно история народов. Она отражена в ряде византийских текстов, так или иначе связанных с библейской Книгой пророка Даниила, самый известный из которых – «Откровение Псевдо-Мефодия Патарского». В них говорится о библейских народах Гоге и Магоге (под которыми обычно подразумевают исламские народы), «запертой двери» на Востоке, через которую придет Антихрист, но и там нет жесткого догматического утверждения.

Наконец, на уровне личной эсхатологии, т.е. личной посмертной судьбы каждого человека, то тут такая же история. Не существует обязывающего к вере текста, в котором бы говорилось о ясной посмертной судьбе в духе сказок про «чертей со сковородками», Аде и Рае и подобных вещах. Отцы православной церкви всегда очень осторожно предостерегали от всей этой народно-православной «лесной» эсхатологии в духе пресловутого «видения Феодоры» с загробными мытарствами души. Этот текст считается главным рассказом восточного христианства о том, что ждет человека после смерти. Предел личной жизни – это тайна, такая же, как и смерть народа и смерть мира. Сирийский христианский поэт Ефрем Сирин написал как-то, что человек идет двумя путями: от рождения до смерти и от смерти до всеобщего воскресения. Это примерно соответствует «правильной» формулировке на современном языке: эсхатология – это движение относительно предельных точек.

Эсхатология в узком смысле предполагает, что «суду» предшествует «воскресение». Это общее восстановление всего человечества выражается в светлых тонах. Конечно, средневековое православие дисциплинировало верующих историями про вечные муки и суд, на котором "овнов" будут отделять от "козлищ". Житель средневековья плохо понимал смысл милости и не осознавал толком возвышенной идеи всеобщего воскресения: для этого надо было прожить еще полтысячи лет и дожить до трансцендентализма и аналитической философии. Третий элемент христианской эсхатологии – вечное «царство» (или «царствие небесное») – конечная станция эсхатологического ожидания, которую еще называют Единством.

Одним словом, православная эсхатология на деле – довольно радостная по своему исходному настрою. При этом христианское осознание эсхатологичности бытия, его конечности и преходящести, работает в тесной связке с вышеупомянутым национальным образом.

Конечно, у нас существуют разные версии национальной эсхатологии и вне православия, например, технологическая, но и они суть модели, созданные путем рекомбинации из тех же элементов, из которых созданы эсхатологии других христианских народов. Повторим, что эсхатология реализуется на трех уровнях: как индивидуальный предел, как национальный и как мировой.

Охотники и хозяева

Сама логика осознания предела как конца мира, за которым начинается новое творение, новый мир и новая жизнь, определяет поведение человека в принципе, но поведение групп связано с национальным образом. Эсхатология должна быть опосредована им, чтобы стать ценностным набором, который для русских, как мне кажется, есть образ деревни на краю леса. Предельными точками у такой деревни надо считать выживание в борьбе с природой и христианский эсхатон – конечность творения перед вечностью и его ответственность перед Творцом. В такой деревне мы выделяем два основных типа – модернизированный (крестьянин) и немодернизированный (бортник, охотник-собиратель). Про бортников мы уже рассуждали, это довольно архаический и малоответственный потребитель даров природы, у которого есть социальность в виде артели, но слишком слабая, чтобы развиваться. А крестьянин (это слово значит, собственно, христианин) - это хозяин земли, рачительный и изобретательный. На самом деле большинство людей распределено между этими типами посредине. Оба типа сообразны христианской эсхатологии, в рамках которой сформировалась наша культура и история. Только в одном случае она привела к эскапизму, бегству в лес архаики, а в другом – к выходу на поле, в пространство земледелия:

Белых Житниц отделенья

Поднимались в отдаленье,

Сквозь окошко хлеб глядел,

В загородке конь сидел.

Тут природа вся валялась

В страшном диком беспорядке:

Кой-где дерево шаталось

Там реки струилась прядка.

Тут стояли две-три хаты

Над безумным ручейком…

Ночь на воздух вылетает,

В школе спят ученики.

Вдоль по хижинам сверкают

Маленькие ночники.

Крестьяне, храбростью дыша,

Собираются в кружок,

Обсуждают, где душа?

В этом стихотворении вятича Н. Заболоцкого противопоставлены «дикий беспорядок» природы и круг мужиков, обсуждающих главный эсхатологический вопрос – о душе и смерти. Земледелец к этому вопросу в силу своей структурности стремится, а бортник от него бежит, как от требующего изменения жизни. Можно осторожно предположить, что новые горожане – это особый тип бортника, бродящего в каменных джунглях и ищущего, где бы чего урвать и схватить. Кто первый схватит – того и достояние. Крестьянин же – созидатель и хозяин.

В городской среде оказалось, что для каждой области можно применять разные практики, как бы выводя их из эсхатологического смыслового круга. Поэтому городская культура у нас такая неравномерно выстроенная: город как бы стал новым «лесом», куда бегут от ответственности перед эсхатологическим пределом. Возникает ли при этом новая эсхатология? Едва ли. Эта потерянность не уникальна и присутствует всегда при больших сдвигах и переходах. Город - это как бы «новая пустыня», а эсхатологический ориентир и помогает вырулить в пустыне. И уже «новые хозяева» пытаются структурировать и окультурить городское пространство, опираясь (осознанно или неосознанно) на традиционную эсхатологию из нашего христианского прошлого.

Эсхатологический субъект

Подведем предварительный итог. Народ как субъект живет в эсхатологических условиях. Субъектом нашей эсхатологии выступает как отдельная личность, так и два более крупных субъекта: весь народ и весь мир. Эсхатология - это включение ответственности. Народ отвечает в рамках Большой Задачи, предназначения, а мир отвечает как макрокосм. Это значит – весь мир есть как бы единый субъект, но такой обобщенный, что включает каждого и всех одновременно. Такой субъект тройственен: личность-народ-макрокосм. По одиночке это не работает, да и едва ли возможно вообще: где это видано, чтобы был человек вне народа или народ вне мирового пространства?

Как эсхатологический субъект личность выделяема и видима, но субъектность сама будет внеличностной, что ближе в понятию трансцедентального субъекта в после-гегелевском понимании, как «некоего духа, определяющего общую направленность своих синтетических умозаключений». Такой субъект историчен, но одновременно он – вечен, внеличен и закономерен.

Это философское обобщение нужно тут единственно для того, чтобы увидеть в нашей эсхатологии не одно лишь религиозное, но общечеловеческое и общенародное самосознание. Только в единстве с народом и с миром можно обрести эсхатологический смысл личного пути – и в этом разгадка незавершенности русского характера. Два типа нашего национального образа представляют собой два вектора, два набора ценностей, выбор между которыми неизбежно приведет к смене судьбы всего народа и даже всего мира.


***

Эсхатология
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Картина конца света из Старой пинакотеки, ранее приписывавшаяся Босху
Эсхатология
Христианство
Иудаизм
Ислам
Индуизм
Зороастризм
Дицабануцюн
Апокалипсизм

Эсхатоло;гия (греч. ; др.-греч. «конечный, последний» +  «слово; знание») — раздел богословия, религиозное учение о конечной судьбе человека и всего сущего за пределами истории и нынешнего мира — в «вечности». Различаются индивидуальная эсхатология, представляющая собой учение о посмертной судьбе одной человеческой души, и универсальная эсхатология, составляющая учение о целях и назначении мира и человеческой истории, исчерпании ими смысла, их конце и повествующая о том, что будет следовать за этим концом.

Религиозное учение эсхатологии восходит к эсхатологическим мифам.



Происхождение
Основная статья: Эсхатологические мифы

Мифы о предстоящем в будущем, согласно мифологической традиции, конце мира, конце света[2], о «последних» вещах возникают относительно поздно и опираются на модели календарных мифов, мифов о смене эпох, космогонических мифов[3].

Ранние представления о силах хаоса, злых духах и чудовищах, которые угрожают существованию космоса, и т. п. стали одним из факторов формирования этического религиозного учения о борьбе добра и зла[2]. Эсхатологические мифы противоположны космогоническим мифам (мифам творения) и повествует об уничтожении мира — гибели суши во всемирном потопе, разрушении, хаотизации космоса и др. Мифы о катастрофах, которые будут сопровождать смену эпох, рассказывают о таких событиях, как гибель великанов или богов старшего поколения, существовавших до появления человека, периодические катастрофы и обновления мира. Повествования об этих событиях составляют единое целое с мифами, в которых описана конечная гибель мира. Нередко, согласно эсхатологическим мифам, катастрофа следует за нарушением права и морали, распрями, преступлениями людей, которые требуют возмездия богов. В разных мифах гибель мира может вызывать огонь, потоп, космические сражения с демоническими силами, голод, жара, холод и др.[3]

Относительно развитые эсхатологические мифы присутствуют в традициях коренных американцев Америки, в таких мифологиях, как скандинавская, индуистская, иранская, христианская («Апокалипсис»)[3].

Архаические модели, в которых человек подчинён безличным вселенским циклам, а род и индивид включены в мировой процесс обновления посредством смерти, оказались нарушенными социальными трансформациями, кризисом архаичной культуры, когда происходил процесс формирования масштабных государств, община и индивид были подчинены деспотической власти и возникло чувство социальной нестабильности, согласно эсхатологическим представлениям, угрожавшей также стабильности космоса. Для того чтобы выйти из безразличного к судьбам людей космического цикла, массовое сознание обратилось к идеям внеприродного мира и стремилось обрести сверхчувственное состояние, такое как буддийская нирвана, вечное блаженство в загробном мире, согласно египетской мифологии. Эсхатологические мифы стали более актуальными в связи с развитием представлений, что бытие является преходящим, а мир историчен. Архаичному стремлению к укреплению стабильного состояния космоса посредством ритуальных действий приходит на смену напряжённое ожидание финальной мировой катастрофы, которая должна избавить человека от бед и страданий. Особую завершённость этого процесса демонстрирует иранская мифология. Эсхатологические мифы иранской традиции оказали влияние на аналогичные представления в еврейской мифологии, через неё на христианскую мифологию[2].

В авраамических религиях
Основные статьи: Иудейская эсхатология, Христианская эсхатология, Исламская эсхатология и Эсхатология свидетелей Иеговы

Воскресение мёртвых, фреска из синагоги Дура-Европос
Развёрнутые эсхатологические представления присутствуют в авраамических религиях. О событиях «последних дней» и Страшном суде повествует последняя библейская книга Откровение Иоанна Богослова, а также Книга пророка Даниила и некоторые апокрифы (например, «Откровение Петра»).

В ветхозаветный период еврейская мифология почти не проявляла интереса к индивидуальной эсхатологии. Загробная участь представлялась как полунебытие в шеоле, без радостей и острых мучений (ср. Аид у Гомера), в окончательной отлучённости от Бога (Пс. 6, 6; 87/88, 11 и др.). В эллинистическую эпоху возникает представление, ещё долго вызывавшее споры иудейских теологов, о воскрешении мёртвых и суде над ними, в результате которого праведные будут приняты в царство Мессии, а грешные отвергнуты. Здесь, однако, речь шла не о рае или аде для отрешённой от тела души, а о преображении всего мира, блаженстве или погибели для души, воссоединившейся с телом. Впоследствии под влиянием христианства и ислама внимание переносится на немедленную посмертную участь души, отходящей или к престолу Бога, или в ад, хотя представление о страшном суде в конце времён остаётся. Детализация системы наказаний в аду, совершенно чуждая Библии и слабо разработанная в талмудическо-мидрашистской литературе, была в полной мере развёрнута только в конце Средневековья («Розга наставления»)[4].

Р. Зейнер, исследователь восточных религий, писал о прямом влиянии зороастризма на еврейские эсхатологические мифы, особенно на концепцию воскрешения мёртвых с наградой для праведников и наказанием для грешников. По мнению Джозефа Кэмпбелла, из зороастризма заимствована еврейская идея линейной истории. Согласно зороастризму, нынешний мир испорчен и должен быть улучшен действиями человека[5]. Мирча Элиаде отмечал, что еврейская мифология рассматривает исторические события как эпизоды непрерывного Божественного откровения[6]. Причём эти события не являются повторением друг друга. Каждое из них представляет собой новое деяние Бога[7]. Элиаде считал, что евреи имели концепцию линейного времени ещё до их контакта с зороастризмом, но соглашался с Зейнером, что зороастризм повлиял на еврейскую эсхатологию. Согласно Элиаде, заимствованные элементы включают этический дуализм, миф о Мессии и «оптимистическую эсхатологию, провозглашающую конечный триумф добра»[6].

В христианской апокалиптике отражены иудейские мессианские представления, но распространённые за пределы еврейского народа, что связано с эпохой формирования христианского учения, когда в среде многонациональных низов Римской империи было сильно ожидание грядущего спасения[2]. Христианство возникло и развивалось на первых порах как эсхатологическая религия[8]. Все послания апостолов и особенно Откровение Иоанна Богослова пронизаны мыслью, что скоро грядёт конец света и христиане должны ожидать возвращения Иисуса Христа на землю. Кроме Откровения в Церкви существует множество других сочинений о конце света: «Пастырь Ерма», «Откровение Мефодия Патарского» и др.

Христианское эсхатологическое учение отражает воззрения христиан на вопрос о конце света, Втором Пришествии Христа и антихристе. Христианская эсхатология, подобно иудейской эсхатологии, отвергает цикличность времени и провозглашает конец этого мира[9].

В последующие века идея близкого пришествия Христа пронизывала многие книги Отцов Церкви. Так, епископ иерапольский Папий, по свидетельству Иринея Лионского, страстно ожидал наступления тысячелетнего царства[10].

В буддизме
Основная статья: Буддийская космология
В буддизме тхеравады утверждается, что в конце данного периода времени (кальпы), «в последние дни её» (Махапаринирвана Сутра, гл. 5 и др. сутры палийского канона) победоносно явится Будда Майтрейя (имя его происходит от санскр. слова майтри «дружественность» ; митра «друг»).

В буддизме махаяны эта идея получила дальнейшее развитие.

Социальная роль

Армагеддон, Николай Рерих
Эсхатологические представления актуализировались и получали развитие особенно в периоды социальных кризисов. Их отражают пророчества Мани; комментарии Талмуда; учения эпохи Реформации и русского раскола XVII—XVIII веков, в рамках которого считалось, что последние времена и антихрист (Пётр I в представлениях ряда старообрядцев) уже пришли; ряд современных христианских движений, таких как адвентисты и Свидетели Иеговы; философские и культурологические концепции Николая Бердяева и Освальда Шпенглера. В эпоху колониализма в среде колонизированных народов получили распространение принесённые завоевателями мировые религии. Содержащиеся в этих религиях концепции спасения и избавления породили идеи освобождения от колониального гнёта и новый всплеск эсхатологического мифотворчества. Мессианские идеи могли адаптироваться к местным верованиям, оказывая лишь незначительное влияние на местные мифологические представления. С середины XIX века эсхатологические идеи активно развивались ввиду роста антиколониальных движений, которые первоначально в большинстве стран, где они присутствовали, имели религиозную форму с местными «пророками» во главе движения[2].

См. также

Медиафайлы на Викискладе
Апокалиптическая литература
Буддийская космология
Гмар тиккун — эсхатологическое событие в каббале
День Господен
Фрашо-керети — эсхатологическое событие в зороастризме
Исламская эсхатология
Конец времён
Креационизм
Милленаризм
Мифическое время
Рагнарёк
Список дат конца света
Христианская эсхатология
Эсхатология свидетелей Иеговы
Примечания
 Аверинцев, 2017, с. 481—483.
 Эсхатологические мифы — Мифы народов мира, 1988.
 Категории мифов, 1992.
 Аверинцев С. С. Иудаистическая мифология Архивная копия от 3 сентября 2019 на Wayback Machine // Мифы народов мира : Энциклопедия. Электронное издание / Гл. ред. С. А. Токарев. М., 2008 (Советская Энциклопедия, 1980). С. 477—485.
 Campbell, Joseph. The Masks of God: Occidental Mythology. NY: Penguin Compass, 1991, p. 190—192.
 Eliade, Mircea. History of Religious Ideas. Vol. 1. Trans. Willard R. Trask. Chicago: University of Chicago Press, 1978, p. 302, 356.
 Eliade, Mircea. Myths, Dreams and Mysteries. New York: Harper & Row, 1967, p. 152.
 Григоренко, 2004, с. 61.
 Григоренко, 2004, с. 45—47.
 Григоренко, 2004, с. 67.
Литература
Трубецкой С. Н.,. Эсхатология // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Аверинцев С. С. Эсхатология // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
Эсхатология / Аверинцев С. С. // Шервуд — Яя [Электронный ресурс]. — 2017. — С. 481—483. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 35). — ISBN 978-5-85270-373-6.
Эсхатологические мифы // Шервуд — Яя [Электронный ресурс]. — 2017. — С. 481. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 35). — ISBN 978-5-85270-373-6.
Эсхатологические мифы // Мифы народов мира : Энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. — 2-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1988. — Т. 2 : К—Я. — 719 с.
Категории мифов // Мифологический словарь / Под ред. Е. М. Мелетинского. — М.: Большая российская энциклопедия, Лада-Маком, 1992.
Гранин Р. С. К вопросу о происхождении термина «эсхатология» и его интерпретации в концепциях библейской герменевтики XX столетия // Вестник Московского университета. — Серия 7. Философия. — № 2. — 2013. — C. 83—91.
Григоренко А. Ю. Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность. Философско-религиоведческие очерки. — СПб.: Европейский Дом, 2004. — 392 с. — 3000 экз. — ISBN 5-8015-0174-6.
Лобье, П. де. Эсхатология = L' eschatologie / Пер. с фр. Н. Зубкова. — М.: ООО «Издательство Астрель» : ООО «Издательство АСТ», 2004. — 160 с. — (Cogito, ergo sum : «Университетская библиотека»). — 5000 экз. — ISBN 5-17-026785-1.
Сахаров В. А. Эсхатологические сочинения и сказания в древне-русской письменности и влияние их на народные духовные стихи : Исслед. В. Сахарова. — Тула : тип. Н. И. Соколова, 1879. — 249 с.
Элиаде, Мирча. Аспекты мифа. — М.: «Инвест-ППП», 1995. — С. 62-81. ISBN 5-87538-006-3.
Эсхатологическое учение Церкви: Материалы конференции. М., 2005.
Bultmann R. History and eschatology. Edinburgh, 1957.
Gassmann L. Was kommen wird: Eschatologie im 3. Jahrtausend. Wuppertal, 2002.
Marquardt F.-W. Was d;rfen wir hoffen, wenn wir hoffen d;rften?: Eine Eschatologie. G;tersloh, 1993—1996. Bd 1—3.
Moltmann J. Das Kommen Gottes: Christliche Eschatologie. G;tersloh, 2016.
Ratzinger J. Eschatologie: Tod und ewiges Leben. Regensburg, 2007.
Taubes J. Abendl;ndische Eschatologie. B., 2007.
Zeit denken: Eschatologie im interdisziplin;ren Diskurs / Hrsg. E. Arens. Freiburg u. a., 2010.
Ссылки
Эсхатология — статья из Электронной еврейской энциклопедии