Игра в Жмурки. У Бружмель

Але ж – павяду па-расейску.
Не таму, што так мне занадта лацьвей... Проста пашкадую лЮбую Мову ад майго залішняга вЫпендрыжу. Бо, Вялікі і Магутны (таксама паважаны) ад гэткіх колікаў не пацерпіць.
Бружмель… Насколько он (муж. рода!) тождественен Жимолости?!
Где-то как-то. С учётом того, что под ту же «жимолость» (расхожую) чего только не натаскано. Как «вечнозелёного», так и не токмо.
Бружмель – как-то больше к бересклету (к бересклетовым). А там, при всех подобиях, есть и свои (не совсем «жимолостные») завивки-закрутки-закладки.
Что в сам «бружмель» (в слово) я раньше не игрался, готов побожиться. А уже с «бересклетом» должно, пусть и немногое (а мабыть, и вовсе – единичное-штучное) отыскаться.
Приоткроем свой Свиток.
С бружмелем – понятно, разве, что-то в шутку притяну.
Но и с бересклетом всё оказывается не так однозначно. По Первому (большому) Свитку отозвался он лишь в двух местах. В стихах. Однако – не в моих, а в примечаниях.
Даже чуть озадачило. Я – о своём равнодушии к столь яркому (романтичному) имени.
Откуда-то (из памяти) доносится шелест вереска, под гудение пчёлок, да вызванивает бескольчужная отвага берсерка. Однако (пусть «вереск» и совсем рядом с почти обойденным мною)...

Кинжал Ёрои доси –
Роскошное перо.
Мессир! I'm sorry, прозит!
В прореху, под ребро.
И Вам – уже не больно.
И мне – спокойней спать.
Ведь жизнь, она, прикольна.
И к ней не нужен спайс.
Сама летит к шайтану.
Мессир!
Готовь эскорт.
За поясом – катана.
В руке – мизерикорд.
(«Наше – Вам...», 15-16.06.2017)

Своё. Где – «самурайское», где – к берсерку. Бересклетом не пахнет.
Но слагалось оно под верши Толи Маянского (Кузнецова) и отклик (аверс-реверс) на них Лены Лог.

Чуб в ельник уткнувши и бересклет,
остяцкой ломаясь бровью,
Шайтан,
        натянув маскировочный плед,
прикинулся
        мирной горою.
А Пруд у плотинки
                расплёскивал лесть,
хотя – опостылели вербы.
На вышку попробовать если залезть –
вполне успокоишь нервы.
Ещё бы – да Время
                подвинулось вспять.
Не заново даже, –
                снова.
В индейцев
                хотя бы часок
                поиграть.
Да дал бы, Господь, –
                Второго.
Сплошной невезухи
                слизнёт полосу
Погода. –
                На редкость отменна.
Отсюда –
                заплаты Предместья
                внизу
красивы,
                как Гобелены.
Там – лавка по прозвищу «Курико»,
а рядом – Почтамт
                и пристав.
И – Дом,
                что от Храма недалеко...
Там –
              тоже
                до Неба
                близко.
(А. К-М. На Шайтане)

«Мизерикорд» А. К-М. опущу, а Алёнино (с мечом) приведу. Пусть и без «бересклета», зато – с разрыв-травой.

В пруд с ледяной водой
   Ели с высот глядят
Тропы идут горой
   Носится галок гвалт
Густо, как соль, хлеб
   Дождь посыпает лес
Щерится скальный зев
   В серую стынь небес
Лето не задалось
   Все ожиданья – зря
Криво пошло да вкось
   Жижей ползёт земля
В сердце разрыв-трава
   Лет отгоревших – Дар
В бороду – седина
   Гасит кудрей пожар
Где тот былой пострел?
   Меч из былин в руках
Памяти горький плен;
   Маки цветут в степях
Ныне в друзьях Шайтан
   И Качканар в дали
Блеск чужеродных стран –
   Всполох во тьме зари
Мох облепил валун
   Льнёт словно пёс к ногам
Гаснет в душе Бунт
   Вера зовёт в Храм
(Е. Лог)

Второй раз «бересклет» прилетел уже от самого И. А. Бунина. Под мои (с Серёгой) тяжбы-вязи о «варежках».

«Я варежки меняю на перчатки… Или: Прошла любовь, завяли помидоры»

Волхование. Волшба.
Ворох рэштак от раздора.
Стал врагом кунак-дружбан.
Выставляет с брагой жбан
В мировую смертный ворог.

Перец – главный супермен.
По герою сохнет Дора.
А Хосе сгубил Кармен.
Сердце жаждет перемен.
Вянут губы-помидоры.
(11.08.2021)

Да уж. Загнул...
В примечаниях, оно-таки – доходчивее. Довожу, считай, целиком. Бунинское (с бересклетом) – также. Несмотря на его длинь (из особенной уважухи к Ивану Алексеевичу, как пииту)

[Вчера, в узком семейном кругу, после изрядного возлияния, побуравили с братаном одну филологическую тему. Ну, не тему, а так… Темку. Безделушку.
С какого боку (через какое словцо) на неё вынесло, не упомню. Однако:
Вот с рукавицами (откуда-через что слово) – всё понятно. А о варежках и перчатках – не скажи!
Серёга завёлся с полоборота: Перчатки – от перста. Вон, и беларускае – пальчатки. От пальчиков (кожный – врозь).
Ага! Чуть шлифанули – срастается.
Про перцы (которые мне в «перчатки-пальчатки» мильганули) я, для приличия, умолчал. А можно было и приперчить.
Варежки…
Ну, варяжским здесь слишком в наглую колет (Я).  Тут, скорее, что-то с вязанием. Из шерсти. Вязать, крутить, ворошить (поворачивать-вертеть). Овечье… Важенка мелькает Правда, важенка – стельная олениха, а никак не овца. Зато – фино-угорское (ну, саамское). К нашему перемолу руси-ордынской (в отличие от литвы балтов-мазуров).
У «овцов» помню – ярочка. Но то, напротив, ишчо неягнившаяся самочка.
Серёге варяжское тоже не показалось, и он притянул какие-то вареги (?). Потом перескочил на вериги. Спрашивая у меня о них (шо це таке?!). Ну – говорю – не одёжа, а железо какое-то. Цепи, которыми себя (свою плоть) аскеты смиряют-умерщвляют. Зараз уточним – пытаю «железного друга».
Всё так. Где-то (помимо цепей упоминается) власяница.
Власяница – длинная херь из грубой шерсти (козьей). Аскеты её на голое тело напяливают.
Вязать… В слове-то самом (варежки) это не больно и слышится. В нём, скорее, варить. Варить, валить… Валять?! Шерсть, конечно, валяют. В войлок. Но то – не для варежек… – Валенки, валенки, ой да не подшиты, стареньки!
Ай! Снова заходим к «другу». Уже по сами «варежки».

Варежка. Раньше это слово имело вид варега, было связано со словом варяг и первоначально означало «варяжская рукавица». Согласно другому объяснению, слово «варежка» образовано от существительного вар («защита»).
Происхождение слова варежка в этимологическом онлайн-словаре Крылова Г. А.
Варежка. Искон. Уменьшит.-ласкат. форма от варега, в диалектах еще встречающегося. Варега, очевидно, является суф. производным от вар «преграда», известного в диалектах (от глагола варити «защищать, охранять; беречь, предупреждать», см. предварить). Ср. щитки (у вратаря).
Происхождение слова варежка в этимологическом онлайн-словаре Шанского Н. М.

Ага! Без «варягов» не обошлось. На них и Фасмер клюнул. Но интуитивно чую, что они здесь не причём.
С «варом» – не дурно. Про этот вар(ъ) (защиту) я хорошо помню. То-варищи – стоящие одним лагерем, заединщики. Вар – лагерь, крепость. Варта – стража. Врата… И варок помню. Хотя бы через Бунина. Забор-ограда. К загону для скота.

Среди двора, в батистовой рубашке,
Стоял барчук и, щурясь, звал: «Корней!»
Но двор был пуст. Две пегие дворняжки,
Щенки, катались в сене. Всё синей
Над крышами и садом небо млело,
Как сказочная сонная река,
Всё горячей палило зноем тело,
Всё радостней белели облака,
И всё душней благоухало сено...
«Корней, седлай!» Но нет, Корней в лесу,
Осталась только скотница Елена
Да пчельник Дрон... Щенок замял осу
И сено взрыл... Молочный голубь комом
Упал ни крышу скотного варка...
Везде открыты окна... А над домом
Так серебрится тополь, так ярка
Листва вверху – как будто из металла,
И воробьи шныряют то из зала,
В тенистый палисадник, в бересклет,
То снова в зал... Покой, лазурь и свет...
В конюшне полусумрак и прохладно,
Навозом пихнет, сбруей, лошадьми,
Касаточки щебечут... И Ами,
Соскучившись, тихонько ржёт и жадно
Косит свой глаз лилово-золотой
В решетчатую дверку... Стременами
Звенит барчук, подняв седло с уздой,
Кладёт, подпруги ловит – и ушами
Прядёт Ами, вдруг сделавшись стройней
И выходя на солнце. Там к кадушке
Склоняется, – блеск, небо видит в ней
И долго пьёт… И солнце жжёт подушки,
Луку, потник, играя в серебре...
А через час заходят побирушки:
Слепой и мальчик. Оба на дворе
Сидят как дома. Мальчик босоногий
Стоит и медлит... Робко входит в зал,
С восторгом смотрит в светлый мир зеркал,
Касается до клавиш фортепьяно –
И, вздрогнув, замирает: знойно, странно
И весело в хоромах! – На балкон
Открыта дверь, а солнце жарким светом
Зажгло паркет, и глубоко паркетом
Зеркальный отблеск двери отражён,
И воробьи крикливою станицей
Проносятся у самого стекла
За золотой, сверкающею птицей,
За иволгой, скользящей, как стрела.
Сенокос, 8.VII.09

Люблю Бунина (поэта)! Хотя в этом и «Лукой» (будь он не ладен!) оттопырилось.
А с варком я у него больше из «Кануна» помню. Там Бунин (европеец) и Орду кольнул…]

Бунинский «Канун» – здесь опустим, а «примечания» те – довершим.

[Да. У И.А. варок – строение, а не забор.
А в «Кануне» и цепь мелькает, и вязание, и даже валить… Прямо к варежкам-веригам.
Кстати, те же вериги и сами связаны (в цепь) и плоть вяжут-связывают-обуздывают.

Варежка… Варега, варьга, вязенка. Рукавица с двумя отделениями: одно – для большого пальца, другое – для всех остальных. Вместе, «в связь».

Происходит от неустановленной формы. Возможно уменьшит.-ласкат. форма от сущ. др.-русск. варега «рукавица», очевидно, является суф. производным от др.-русск. вар «преграда» от гл. др.-русск. варити «защищать, оберегать» (см. предварить) или от прил. варяжская (см. варяг). Использованы материалы этимологического словаря Г. П. Цыганенко.

Ну, это мы уже видели.

Даль… – Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля: «Варега, варьга, варежка, везянка – однопалая, вязаная шерстяная руковица, которую обычно поддевают под кожаную».

Нужда рукавицу с варьгой сравнила…
Верёвка, вервь…
Варга ещё и рот, уста, зев (пошто варежку раззявил-пялишь!? – орёшь, значит…). Вологодское!
Отсюда и варган (музыкальный инструмент). Язычковый, простенький. Шаманам в помощь. К ворожбе!

Короче: Варега.
Опять Серёга попал. Именно «варегу» он потянул. А что там вязание, я и по «варежке» чую…
А Перец с иврита точно – мачо! Крутой мен.
С сефардами оно и к испанцам-латинянам затесалось. Уже в Пересах.
Да. На том же иврите Перес (именно он, а не Перец) означает уже хищную птицу. Бородач. Семейства ястребиных.
Бородача знаю. Я – про птицу, а не про беглого полковника. Бородач – прямо и ко мне вяжется
А «прошла любовь» – это не к жонкам. Это к Орде. Напрочь прошла! Да особо её и не было.
Литва возвращается!
Это – у меня (ко мне возвращается). Как при том Грюнвальде. Хоть по Сенкевичу, хоть по архивам. Когда литва Витовта, отступив, снова ударила по тевтонам-крестоносцам. В тот момент, когда ляхам Ягайлы стало уже совсем худо].

Не густо… С «бересклетом».
Так ещё и в «заимку» (в заём). Да и там он – не в главных.
Что до берсерка, я его слегка «подковал» в своём «Двойнике». К оборотничеству Коня и Волка. У меня он (б) ещё и с двуударным «прОсвЕрком» аукается. Так и тот (п) зашёл мне не без Толи (А. К-М.).
С вереском было обильное.
Часто – к Владу…

Мотылковое. Бестолковое.
Молоточками. Знiчкай по темечку.
Отдаётся в затылке.
Мелком
засекает в потёмках пометочку.
Колокольчики. Крылышки лепетом.
Мельтешащее. Сумасбродское.
Мёд из вереска. Чай эвкалиптовый.
Вся из крика душа сиротская.
Чернотравная. Да грачиная.
Пикты. Икты…
Шалит просодия.
Безначальная. Беспричинная…
– Север с Югом никак не сходятся.
(«Мотылковое», 17.06.2019)

PS:
Пикты – это типа кельты. Гаэльцы. К чему они здесь? [в отклике]. Ну, г(а)эльские волки у нас уже мелькали (в связке со скифскими Влада и моими литвинскими). Дальше… Пикты – всё-таки Север, Норд. К тажикскому «шимолу» (см. ниже).

«Вересковый мёд» – стихотворение С.Маршака. Собственно –  ВЕресковый мёд (англ. Heather Ale, дословно «Вересковый эль») – стихотворение (баллада) Роберта Льюиса Стивенсона (1880). В оригинале имеет также подзаголовок «Галлоуэйская легенда» (англ. A Galloway Legend), по названию местности Галлоуэй на юго-западе Шотландии. (Шотландская баллада из Р.Стивенсона). Баллада повествует об истреблении королём Шотландии «маленького народа» (англ. dwarfish folk), прежде населявшего эти земли, – Стивенсон называет их также «пиктами».

folk – волк. Моя любимая связка.
Параллельно «мелькало» Тани Важновой. С липами. Чёрными! Отчего-то потянуло чёрным мёдом. У Влада (там, в «Зимней ярмарке») – чёрная трава. Вересковый мёд (тягучий!), кстати, не чёрный. Хотя и тёмный. Тёмно-бурый (когда постоит).
Липы напрашивались… Вместо них выскочили эвкалипты. Зато – Юг! В «тему» Влада. Имел ли в виду сам Влад (ниже) в своём таджикском «встречу-разлуку» с Наташей (Север-Юг, Таллинн-Одесса) – не знаю. Наташа у Влада – навсегда!
Ну, а с «мотылками» – забавно!
А вообще – на два Влада...

Не густо... От слова «совсем».
И это – с бересклетом и тем, что хоть как-то около.
Понятно, что сюда (от себя) можно было бы и под ту «Калину-зиму» от Жени Янищиц наладить, но не раз уже оное поминал.
А с «бружмелем» – вовсе никак.
Слово-то (имечко) – заманчивое! Со шмелиным жужжанием (гудением!) да кружением. С бражкой-медовухой (а хоть назад – к вереску). В самую (ці самы) хмель. Наперекор всякой там латыни.
В сугубо герменевтскую «память-звучку» колыхает аж до парижского Буживаля. В кивок Тургеневу и импрессионистам, венчаемых Ренуаром.

Когда забытый классик русской прозы
Во Франции от сплина увядал,
Он памятью наведывал сюда –
В село,
под Мценск…
Крещенские морозы
К чему-то снились.
Дворни озорство.
Влюблённость первая, кой возраст и родство
Помехой были.
Маменька. Угрозы…
«Как хороши, как свежи были розы…» –
Сверлило мозг навязчивой строкой.
Он увядал. И старости покой
Противен был.
Противны были лужи.
Январский дождь. Давно остывший ужин,
Чай на столе…
Постылый Буживаль.
– И было то!: Полина. Дочка. Книги.
С Толстым размолвка. Мелкие интриги.
Смешная жизнь! А он
переживал…

Ужели – всё?!
Осталась боль души.
И дым отечества. Но только – глуше, глуше…
Ведь там – мороз, а здесь – тоска и лужи!
Но –
розы…
Розы были хороши!
(16.12.2012)

Красивей нет долины Кань!
Речушка. Старые оливы.
Одна беда: тончает ткань –
Ткань нашей жизни…
Друг Алина!
Ты помнишь праздники в Шату
И танцы с Полем в Буживале?
Скамейки, столики в саду…
Какие страсти бушевали!
Кругом соратники, друзья.
Субретки, юные подруги.
И всеми красками сиял
Воскресный день.
Лодчонки-струги
Кормой уткнулись в парапет.
О, сколько умыкнуло лет!
И скольких нет сегодня с нами.
И «Бал в Мулен де ла Галетт»
Всё чаще снится мне.
И снами
Ещё живу, ещё дышу.
Хотя… Красивей нет долины.
Олив благоговейный шум
И голос ласковый Алины.
Я снова счастлив. Речка Кань.
Сюр-Мер, сюр-Мер… Как на пленэре.
И гимн, воспетый на века
Всепобеждающей Венере.
(23.06.2016)

Притягивал, притягивал... К «жимолостному бружмелю». – А атрымалася – так сабе. Жменька-осьмушка.
Зато что-то в себе пробудил. Из Былого. В «жмурки-пятнашки».

19.06.2024
--------------------

«Чмелявіднае»

Грыбком заўжды забруджаны, напружаны Бружмель.
Над ім гудзе абуджаны сьпякотным ранкам чмель.
Шукае кветку вабную, дзе пеніцца нектар.
А бражніку нахабнаму дастанецца туфта. *

4.07.2024
PS:      
Усё адкладваў…
Дадаць нешта (на мове!) да бружмелю.
Чмель напрошваўся, але – не абавязкова.
Я нават кінуў нейкі радок (Запэцканы. Забруджаны. Напружаны бружмель…).
Проста – да мовы. Амаль – дзіцячае.
Ці магчыма такое?! –
Я – аб сустрэчы усіх тых, каго тут намацаў…
Грыбок – (да назвы расліны – асабліва кладзецца бурая плямістасьць) зараза, якая датычыцца бружмелю напрамую.
Сьпякотны ранак… – Чаму б не?! Хіба што бружмель квітнее ў нас яшчэ да сьпякоты.
Пеніцца нектар… – Дык у вершы не адно шампанскае можа пеніцца. Тым больш, што невялікай істоте (чмель) і малыя газікі за ўспеньванне сыйдуць.
Бражнік… – Матыль. Але ж… Хутчэй – начны ці да зьмяркання. А ў нас – ранак.
Дык, «хутчэй» – не абавязкова!
А сярод бражнікаў ёсьць і чмелявідныя! Чмелявідка бружмеле… Не ведаю, як будзе (по-русски: шмелевидка жимолостная).
А калі яму (матылю) туфта не да спадобы, можна адправіць яго на ліхтар. У зьмярканне.
* Цягнула падражніцца: у апошні радок засунуць нешта накшталт шугае (да шукае)
–  І бражніка нахабнага шугае…
Дык няма куды (чмялю гнаць матыля). Каб да рыфмы… Ці – за ліхтар!? Нііі…Як і Катар, алтар…
А калі не да чаго (куды) шугаць, а адкуль (ад куста). Або, як (кагосьці)?! – Мабыць, як ката?!
Кацяру часцяком шугаюць… Дык – не чмялі ж!