кинжал

ты твердила мне: милосердны боги, они примут каждого в час нужды. я сидела сломленно на пороге, и мои мечты превращались в дым.

ты взошла на трон — так благочестива, бесконечно праведна и чиста, бескорыстны были твои мотивы и нежны и бледны твои уста; я тебе бы верила, только как мне? ты прошла, как тень, за моей спиной, чтобы в одночасье мне стать не равной и стоять столь царственно надо мной;

ты таила горечь, укор, обиды, презирая каждый мой новый шаг, исходила ядом, пленяла видом, выбирала верить, что я твой враг.

я тебя любила когда-то буйно — так умеет сердце в пятнадцать лет — ведь из нас двоих ты была разумней, ты читала книги, любила свет, ты всегда держалась настолько взросло и в себе хранила свою печаль.
всё твоё добро куда ныне послано, и когда в глазах притаилась сталь?

и во что мы годы с тобой взрослели?..
они все вели нас в сей чертов зал.
мы стоим: отчаяннее и злее.
мы стоим здесь. ярость, огни, кинжал.
от любви осталась лишь жажда крови, словно кровь моя может боль зачесть.
ты была столь праведна в каждом слове,

но теперь все видят тебя, как есть.

***

это клетки на черно-белом поле, всё вокруг рябит. я в руках отца лишь одна из пешек до смены роли, пока мной не сделан последний шаг. пешка враз становится королевой, и ходов возможных теперь не счесть – только чтоб держаться за троном слева отдала я слёзы, и кровь, и честь, отдала я силы, и пот, и муки, моё детство, счастье моих детей, у меня дрожат всё сильнее руки и враги мерещатся в темноте;
мой отец, мой муж и мой сын – для власти было столько совершено бесчинств, и я лишь могу в клятый трон вцепляться.
этот трон – уродливый сплав убийств.

мои дети все рождены из боли, и я даже дочь не могу спасти.

по одной лишь вашей, принцесса, воле
враз любого вставшего на пути
вашем неминуемо ждёт расплата —
мои дети же на твоём пути! ты сидишь в драконьих златых палатах и по нам готова по всем пройти. разве долг и жертвы тебе знакомы? ты творишь, что хочешь, смеешься всласть.

я стою у трона, слежу за троном, но моим рукам не даётся власть.

мои дети вырастут много злее в этой боли, чем я могу простить – я любить старалась их, как умела, только разве может меня хватить?

я молюсь всё реже, в душе всё горше,
я кричу в ладони — не слышат Семь;

и сейчас в глаза ты в упор мне смотришь, только ты не видишь меня совсем.