Имя на поэтической поверке. Нина Новосельнова

  У замечательной поэтессы-фронтовика, Нины Ивановны Новосельновой (1917-1999), есть много великолепных стихотворений, вот одно из них, звучащее и в наши дни, актуально и злободневно, хотя написано в ХХ веке:

                ***
У русских людей сохранился обычай,
От самой глубокой седой старины –
Не быть для врагов иноземных добычей,
Все силы отдать для любимой страны.

В суровую пору Пожарский и Минин
Собрали с народа великую дань,
И против поляков руками своими
Народ создавал неприступную грань.

Немало в истории мудрых примеров,
Как любит Отчизну наш русский народ.
В свою правоту с неподкупною верой
Он все свои силы стране отдаёт.
Отрывок из поэмы Нины Новосельновой: «СЭГ №2902», за 1943 год.

  Талантливая поэтесса, Нина Ивановна Новосельнова, в девичестве Сиротина, родилась под Москвой, в селе Тарасовка, 2-го декабря 1917 года.

 Закончила, школу и ФЗУ, поступила в топографическое училище. Война застала её в летней, учебной, экспедиции, в западной Белоруссии.

  Вернувшись в Москву, Нина Ивановна окончила курсы санинструкторов, Российского Общества Красного Креста и стала работать в сортировочном эвакуационном госпитале  - СЭГ-290, Западного, а позже 3-го Белорусского фронтов. На курсах, при госпитале, Нина Ивановна прошла обучение, ещё и на медсестру, и работала медицинской сестрой, в 5-ом хирургическом отделении, в звании старшего сержанта медицинской службы.

 Располагался госпиталь в Пыжовском лесу, близ города Вязьма, Смоленская область. В марте-апреле 1943 года, в основном силами персонала, был построен подземный госпиталь, который принимал и был рассчитан, на 5-ть тысяч раненных, с Западного фронта.

 Подземный госпиталь состоял из многих сотен, вырытых в глинистой почве, вместительных землянок.

Строили быстро, ходили в мокрых сапогах, работа начиналась с зарёй и заканчивалась лишь тогда, когда уже в глухом лесу невозможно было что-то рассмотреть, а огни не зажигали, чтобы врагу не выдать расположение госпиталя.

  А в мае 1943 года СЭГ №290 уже принимал раненных бойцов.

 Работал здесь госпиталь больше года.

  Работала Нина Ивановна в хирургическом отделении, начальником которого был хирург Николай Иванович Минин – из первых отрядов московского ополчения.
Именно в этом отделении. Нина Сиротина организовала коллектив художественной самодеятельности.

  В армии невозможно скрыть свои таланты - армия братство людей. Нина Ивановна сама танцевала и плясала, и получалось это у неё искусно. Но это ей показалось мало.
Нина Ивановна учила и других девушек плясать, и показала себя хорошим педагогом в этом деле. В репертуаре самодеятельного коллектива были такие танцы: «русская», «гопак», «крыжачек», «казачок», «цыганочка», «яблочко» и другие.

  Но однажды всех, в полевом госпитале, взбудоражила написанная Ниной Сиротиной поэма: «СЭГ №290» («Пыжовский лес»).

  Поэма Нины Ивановны звучала свежо, были узнаваемы персонажи этого стихотворного, большого произведения. В подземном госпитале полюбили молодую поэтессу.

 Медицинские сёстры вспоминали, как Нина Сиротина внезапно отходила от перевязочного стола и что-то торопливо записывала на клочке бумаги.

 Удивлялись: «Такая запарка: много раненных, а она что-то пишет!» Но не осуждали её. И стихи во время войны имели право на жизнь!

 Однополчанам нравились стихи Нины Ивановны, потому что в них были события, пережитые вместе в годы войны.

  В поэме упоминалась «сожжёная Пыжовка», эта деревня, уничтоженная фашистами, а рядом был Пыжовский «дремучий» лес, где построили подземный: сортировочный эвакуационный госпиталь – СЭГ №290.

 Работа в госпитале, несмотря на бессонные ночи, утомительные дежурства, казалась Нине Ивановне слишком спокойной.

 Она всё время рвалась на фронт, и, в конце концов, убежала из госпиталя на передовую, в 173 -Краснознамённую Оршанскую пехотную дивизию.

  В составе 173 дивизии, сержант Нина Новосельнова, на должности санитарного инструктора дивизии, дошла до Чехословакии, попала под бомбёжку, получила тяжёлую контузию, вследствие чего,  полностью потеряла слух.

  За самоотверженный, ратный труд, по защите Родины, сержант Нина Новосельнова была отмечена наградами:

 - медалью «За отвагу»
 - медалью «Двадцать лет победы над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.»

  Вернувшись в Москву, Нина Ивановна, инвалид по слуху, в послевоенные годы не осталась в стороне от жизни.

  Училась в Литературном институте имени А. М. Горького, окончила его в 1957 году. Вышла замуж за Новосельнова Сергея Ивановича, инженера-строителя. В браке родилась дочь – Галина.

  Всё это время, Нина Ивановна,  будучи глухой, испытывая сильные головные боли много и упорно работала над стихами. Писала стихи, вызванные памятью о войне, стихи о радости жизни, о материнстве и любви, стихи о детях.

  Нина Новосельнова член Союза писателей СССР, с 1965 года, много лет была консультантом журнала «Жизнь глухих».

  За публикацию талантливых стихотворений, на страницах журнала «Огонёк», Нина Ивановна Новосельнова, получила звание Лауреата премии журнала «Огонёк», в 1974 году.

 Нина Ивановна Новосельнова автор нескольких поэтических книг: «Первая тропка»-1961, «На правом фланге – память»1964, «Нет тишине»-1968, «Сердце всё слышит»-1972, «Это было так близко»-1977, «Чёрная волна»-1980.

Многие эпизоды её фронтового и жизненного пути отражены в её стихах:

         «Звуки»

В пыльной шинели пришла я домой,
Только и дома не так, как было:
Ива под окнами стала немой,
А ведь когда-то она говорила.

Помню, слыхала я даже во сне,
Как моя ива трепещет и дышит…
Ива шумит, как тогда, по весне,
Только хозяйка… совсем не слышит.

Мне бы прислушаться к звукам земли,
Чтобы запомнить на годы, навеки
Всё – как гудят пароходы вдали
И как вскрываются с грохотом реки.

Как перед бурей замшелая ель
Стонет в лесу, одичало и гулко,
Как синеглазый улыбчивый Лель
Учит любви голубую Снегурку.

Мне бы запомнить все звуки в лесу.
Дождик, клюющий железную крышу.
Сердце моё, я тебе принесу
Всё, что не слышу, совсем не слышу!

В ночи бессонные, в сонные дни,
В дни, когда нету тебе покоя,
Ты эти звуки в себе сохрани,
Мудрое, сильное сердце людское.

Звуки, в которых сама весна
Бьётся за окнами полой водою,
Чтобы шумела, как раньше, она
Старая ива с листвой молодою…

  Коллеги по поэтическому цеху, с большим уважением относились к бойцовским качествам и поэтическому стихотворчеству Нины Ивановны Новосельновой.

  Поэтесса-фронтовик Юлия Владимировна Друнина, своё стихотворение: «Сверстницы»-1962 года, посвятила «Нине Новосельновой – солдату и поэту».

          «Сверстницы»

Где ж вы, одноклассницы-девчонки?
Через годы всё гляжу вам вслед –
Стиранные старые юбчонки
Треплет ветер предвоенных лет.
Кофточки, блестящие от глажки,
Тапочки, чинённые сто раз…
С полным основанием стиляжки
Посчитали б чучелами нас!

Было трудно. Всякое бывало.
Но остались мы освещены
Заревом отцовских идеалов,
Духу Революции верны.
Потому, когда, гремя в набаты,
Вдруг война к нам в детство ворвалась,
Так летели вы в военкоматы,
Тапочки, чинённые сто раз!

  Конечно, надо признать, фамилия Нина Новосельнова, многим нашим людям, к сожалению, ничего не говорит…

  Но, пересматривая, в домашней библиотеке, имеющиеся номера альманахов «День поэзии» за 1970,1973, 1974, 1976, 1979,1982, 1984 год, к радости, видишь в каждом из них, добротную подборку стихотворений Нины Ивановны Новосельновой. К примеру, в «Дне поэзии»-1984, видишь отменное стихотворение:

          «Морзянка»

Ну, что вы размигались, фонари?
Что вам за дело до июньской бури?
Стой на часах, вокруг себя смотри
Да не чади в потайном карауле.

А люди спят, у них тепло, уют,
Не глядя на фонарную «морзянку».
Ведь их с утра дела все те же ждут,
Ведь их работа будит спозаранку.

Но мне не спится. Не идёт покой.
Меня к тем годам навек припаяло,
Когда за белорусскою рекой
Вот так же, нервно, лампочка мигала.

Кто там сигналит: свой или чужой?
Зовёт на помощь? Хитро зазывает?
Пополз разведчик. А потом – другой.
И не вернулись…  На войне бывает.

Да что я всё: война, войны, войне?
Другое время, и дела другие.
И кто-нибудь с укором скажет мне:
 - Ну, хватит, хватит! Это ж ностальгия.

Смолчу, кивну. Но долгие года
Лишь  подтверждают верность старой были:
Опасен нож разбойничий тогда,
Когда о нём и думать позабыли.
Альманах «День поэзии»-1984 год.

  Ветераны госпиталя, после войны встречаясь в Москве, в День Победы 9 мая, вспоминали военное время, сослуживцев, нередко кто-то читал стихи Нины Ивановны Новосельновой.

  После контузии лишившись слуха, Нина Ивановна, созваниваться с однополчанами не могла, только писать письма.

 А однажды Совет ветеранов госпиталя организовал, без преувеличения, грандиозный творческий вечер Нины Ивановны Новосельновой.

 Были коллеги по перу, много молодёжи. И звучали там стихи не только о войне. Но о войне больше. Нина Ивановна была на встречах ветеранов СЭГ №290.

 Ей трудно было говорить и читать стихи – из-за того, что она не слышала.

 Но она, не производила впечатление, человека беспомощного, погружённого в печаль. Нина Ивановна Новосельнова была счастлива в семейной жизни и в творчестве.

  Скончалась замечательная поэтесса-фронтовик, старший сержант медицинской службы, Нина Ивановна Новосельнова, в 1999 году, прожив 82 года, в Москве.

  Старший сержант медицинской службы Нина Ивановна Новосельнова – на поле боя, не щадя себя, спасала жизни многим воинам, смотрела смерти в глаза.

 Себя не уберегла – тяжёлая контузия в голову и полная потеря слуха, вывела её из строя. Но, не смотря ни на что, училась, после войны в Литературном институте, создала семью, родила дочь.

О своей позиции в жизни и поэзии, талантливая поэтесса  в стихотворении: «Вечный огонь» заявила:

«Суметь бы мне теплом своих стихов
Для чистых душ, доверчиво открытых,
Хранить погибших славу – для живых,
Хранить живых – от имени убитых»

Любители русской поэзии, которые впервые познакомятся с поэтическим творчеством, Нины Ивановны Новосельновой, надеюсь, полюбят и запомнят её стихотворения, которые чудесным образом, западают в душу.

Из поэтического наследия Нины Новосельновой.

Одно из самых известных и любимых читателями, стихотворений Нины Новосельновой:  - это её «Королевна».

         «Королевна»

Он стоял вечерами у наших ворот,
И когда я из школы домой проходила,
Он сквозь зубы цедил: «Королевна идёт…»
Тот мальчишка, которого я не любила.
Я боялась блестящих, прищуренных глаз,
Он – «о камень коса» - и с характером споря,
Я и впрямь королевой вплывала, подчас,
Под тяжёлые своды подворья.
Дни летели за книгой и быстрым мячом,
И однажды я с тайным злорадством открыла,
Что уже без насмешек встаёт за плечом
Тот мальчишка,  которого я не любила.
Помню первый войною завихренный год,
Кто не рвался на фронт?
Кто был сердцем спокоен?
По-походному собран, стоял у ворот,
Не мальчишка – ещё не обстрелянный воин.
На меня он глаза не решался поднять,
Всё хотел закурить, но обламывал спички,
Только я ничего не сумела понять,
И опять королевой прошла по привычке…
А потом я стояла одна у ворот.
И впервые по-взрослому грустно мне было,
Потому, что уже никогда не придёт,
Тот мальчишка, которого я не любила.

          ***

В блиндаже под снегом в три наката,
В стороне от всей Большой земли
Руки обожжённые солдата
С нежностью на плечи мне легли.

Я жила как все: на перегоне
Бурями исхлестанных ночей,
Но промчались взмыленные кони
По судьбе, по юности моей…

И винить кого-то – бесполезно,
Потому что кто же виноват,
Что всего лишь каскою железной
От осколков защищён солдат?

Но – клянусь» - ничто не позабыто,
Понято с начала до конца,
Что не каска воину защита,
А людские сильные сердца.

Оттого прошу тебя: воскресни,
Молодость в шинели фронтовой,
Не во имя грусти – ради песни,
Той, что войнам объявляет бой!

       «Белая птица»

Как мы вырвались из-под Лепеля –
Знает бог да шофёр-лихач:
Там на улицах – серый пепел,
Серый пепел да женский плач.

В Витебск! В Витебске – всё спасенье:
Ведь не вечно ж вот так кружить!
Может, двинемся в наступленье,
Может нам ещё жить да жить…

Все молчат: наглотались дыма,
Балагурит один шофёр:
 -Видно, крепко вы все любимы,
Коль не умерли до сих пор!

Кто вздыхает, а кто смеётся,
Только мы, тишиной полны,
Смотрим: кружатся над болотцем
Стражи радости – бацяны*.

Стражи счастья – над этим адом,
Над воронками у дорог, -
Но стоим мы так близко рядом,
Счастья крохотный островок.

Ни обняться нам, ни проститься,
Только думать, потупив взгляд,
Что они не случайно, птицы,
Вслед за нами летят, летят.

Все любимые – бережёны?
Но ведь скоро – конец пути,
А оттуда к невестам, жёнам
Ой не всем-то судьба дойти.

Ты молчишь. Тяжелы ресницы,
А под ними – светлым-светло:
Над тобою Белая Птица
Распростёрла своё крыло.

*бацяны – аисты (белорусское)
Альманах «День поэзии»-1966 год.

      «Госпиталь под Вязьмой»

Только-только бой над нивами
Откатился и затих –
Мы руками хлопотливыми
Лечим воинов своих.
Вот они: с глазами впавшими,
С гневным блеском в глубине,
Жжёным порохом пропахшие,
Всё отдавшие войне.
Это их Москва приветствует,
Этих стриженных ребят,
Что сейчас с надеждой детскою
На пинцет сестры глядят.
Их, с промокшими повязками,
Их, прошедших славный путь,
Обращением неласковым
Разве можно обмануть!

         ***

Третью ночь над койкой крайнею
Слышен странный разговор:
Третьи сутки бредит раненый
Молодой боец-сапёр.
Как попался в окружение
Их сапёрный батальон,
Как доставить донесение
Капитану должен он.
И когда на миг сознанием
Прояснится смутный взгляд
Полон он одним желанием:
Поскорей туда, назад.
«Пить, сестра», - без слова лишнего
Я дала ему воды.
«Не слыхать, сестра, не вышли ли
Наши хлопцы из беды?»
Мне и знать не полагается
Про сапёрный батальон,
Где сейчас он, как сражается,
Где и как он окружён.
Но в глазах его горячечных
Замер трепетный вопрос,
Взгляд такой, что и незрячего
Мог бы тронуть он до слёз.
Я сказала: «Слушай, милый мой, -
Не взглянув ему в лицо, -
Батальон собрался с силами
И прорвал врагов кольцо»
Несмотря на боль жестокую
Он привстал, держась за стул:
«Ай да хлопцы, ай да соколы» … -
Засмеялся и – уснул.

       Баллада о неизвестной сестре»

Это было под Минском,
Это было в Орле, -
Далеко или близко, -
На родимой земле.

Где бои отшумели,
Там нашли под кустом,
Под истлевшей шинелью
Сумку с красным крестом.

Кто ты, юный ефрейтор,
Как прервался твой путь?
След затерянный чей-то
Память хочет вернуть.

Собрались ветераны
У куста, у костра.
Говорят ветераны:
 - Это наша сестра.

Здесь, на поле, на бренном
В сорок первом году,
Если звал её раненый,
Отвечала: «Иду».

А потом с перевала,
На обрыве крутом,
Не она ль отправляла
Санитарный паром?

…Вот бои отшумели,
И нашли под кустом,
Под истлевшей шинелью
Сумку с красным крестом.
Альманах «День поэзии»-1973 год.

      «Ты меня заслонил собою…»

Он писал мне такие слова, -
Вспомнишь – сердце опять томится:
«Лишь бы ты оставалась жива,
А со мной ничего не случится».

А у нас не часто бомбят,
И к тому же не очень метко,
И летает три дня подряд
Только вражеская разведка.

А у нас по-военному – тишь:
Всё же зона прифронтовая.
Почему ты, Серёжа, грустишь:
«Лишь бы ты оставалась живая»?

Были встречи у нас коротки.
И к тому же всегда на людях.
На прощанье лишь взмах руки:
«Будем живы?» - «Конечно, будем».

А глаза говорят: «В мой дом
Ты придёшь отмечать Победу?»
Я киваю, - народ кругом:
«Обещаю. Приду. Приеду».

Вот я здесь, в твоей стороне,
Ничего от неё не скрою.
Как я выжила на войне?
Ты меня заслонил собою.

Но припомнились эти слова,
И отчаянье в сердце стучится:
«Лишь бы ты оставалась жива,
А со мной ничего не случится!»
Альманах «День поэзии»-1976 год.

         «Цветы»

Над лесною рекою, похожей на прочие реки,
Было много цветов, как июньских рассвет, голубых.
Я не помню названий, но только на вечные веки
Я запомнила влажные запахи их.

Оставляла я их на рассвете на росной полянке,
Но когда мы под Минском походной колонною шли,
Мне кивали они из окошка осевшей землянки,
Расцветали они в придорожной горячей пыли.

Помню страшную ночь: хлороформом пропахшие руки.
И в провал обступившей меня темноты
Уплывали куда-то и люди, и вещи, и звуки, -
Но цвели на полу, под ногами хирурга, цветы.

Мне сказали потом, что в бреду рассмеялась я слабо,
И врачи подивились счастливой улыбке моей…
Знать, недаром цветы шли со мною по пыльным ухабам
И несли сквозь войну предрассветную свежесть полей.

Может быть, потому закрывала спокойно я веки
И, смертям не поддавшись, осталась в то время жива,
Что над речкой, похожей на прочие реки,
Было много цветов, а над ними плыла синева.

             ***

Когда воскреснут в горькой памяти,
Те дни, что омутно глухи,
Вы на мою защиту встанете ль,
Мои тревожные стихи?
Любила я и ненавидела,
Рубила яростно, сплеча,
Но ни травинки не обидела
Я фальшью. Даже сгоряча.
Поэзия – подруга строгая,
Запрет на лживость положив,
Меня вела такой дорогою,
Где голос сердца вечно жив.
И как бы страстно я не грезила,
То, проклиная, то любя. –
Не обмани меня, Поэзия,
Я слишком верую в тебя!