Анатомические страсти. Быль и чудеса
глазу тайны
Простые вещи
могут открывать;
Душа же
в впечатлениях
бескрайних
Должна в себе
эксперта создавать.
Андрей Ильич шестидесятилетье
Отметил поступленья в институт;
В текучке дел он даже не заметил,
Что не душе, а телу нужен кнут:
Подъем по лестнице давался тяжко;
Стреляла поясница и нога;
Все члены жаждали покой, поблажку;
В быту всё чаще нужен был слуга...
Попробовать бы в молодость вернуться,
Хотя бы на малюсенький шажок;
Поутру оздоровленным проснуться;
Испить целебных новых чувств глоток?
И вот старик приехал не на долго
В места студенческих побед, тревог,
Где получил диплом бардовый,
С вкрапленьем «с отличием» средь строк.
Какая-то неведомая сила
Влекла повторно пересечь порог
Дворца научной мудрой медицины,
Куда как первокурсник придти смог.
Солидный корпус в царство Николая
Для анатомии построен был,
Но ректорат, себя не забывая,
Часть здания по чину отхватил...
Визит седого старца, спустя годы,
В начальственной конторе не поймут...
На кафедре есть однокурсник бодрый;
Найдёт для встречи несколько минут.
И точно: тот товарищ ещё тянет
Научный и учительский канат....
Вахтёр заметила: «Сейчас-то занят...
Он семинар проводит аккурат...
Присядь, голубчик, в кресло поудобней.
Поди устал? Ногам покою нет.»
Андрей Ильич расслабился свободно,
Разглядывать стал хитрый кабинет...
Незваный гость, конечно, — нечто;
Но ветеран был вовсе не спесив;
Присел, вздохнул, погладил свою печень;
Взглянул на окруженье и затих.
Тот кабинет принадлежал музею
Строения, конструкции людей,
И муляжей, и артефактов с целью
Всё объяснить студентам до корней.
Предметы анатомии хранились
За стёклами на полках, стеллажах;
С учащимся почти роднились:
Непосвященных погружали в страх!
Меж тем Андрей Ильич вздремнул украдкой...
Ему приснился необычный сон,
Который позже записал в тетрадку,
И в назиданье внукам сохранён.
Сон посетителя музея анатомии человека.
Пополнился музей витриной новой;
Там Череп как Юпитер восседал;
Семь шейных позвонков, его знакомых,
Лопатки и ключицы в свиту взял.
На нижней челюсти блестели зубы;
Хвалились целостью и белизной;
На зло дантистам эти трудолюбы
Могли гордиться собственной судьбой.
Предметам свойственно преображаться,
Когда утрачен видеоконтроль;
Способны говорить, распоряжаться;
Войти в комедиантов резвых роль.
Под храп пришельца кости осмелели;
(им пить не дай — о прошлом рассуждать)
У Черепа выпытывать хотели
Рассказы, чтоб потом их обсуждать.
Владыка снизошёл; и начал повесть
Времён самодержавной старины...
Его хозяин, труженик на совесть,
Погиб от тифа в третий год войны...
Он одинокий был, как оказалось;
Его останки были не нужны;
В пользу науки жертвовать остались;
И по сей день, как видете, нужны.
«Я испытал»— признался Череп хмуро —
Очистки тканей варварский процесс;
Пропитку формалином процедуру;
Ещё другой непоправимый стресс:
Пила, вскрывая лоб мой непреклонный,
Нагрелась и сломалась в тот же миг;
И всё же лаборант, давно знакомый,
Чело мне вскрыл для взора остальных.
О, сколько рук касалось мне подобных,
Снимали и в рентгеновских лучах;
Художники, в числе весьма усердных,
Таким манером будут жить в веках.
В трудах и докторских и кандидатских,
На кинофотоплёнках выступал;
И на экране мог покрасоваться,
Встречая съезды, шоу, карнавал.
Латыни речь, студентки нежный пальчик
Оставили во мне приятный след;
И слёзы на экзаменах страдальцев,
Которые несли кошмарный бред.
Иные типы, дабы все запомнить,
Легко к экзамену за два, три дня,
Стишками заменяли текст огромный
Чем удивляли хмурого меня...
Пример стишочков.
Как на лямина криброза
Примостилась криста гали,
Впереди форамен цекум,
Сзади ос сфеноидале...
Как заклинанье это повторяли,
Качаясь перед книгой и костьми,
Зачёты и экзамены сдавали,
И становились зрелыми людьми.
Домой тащили кости, чтоб запомнить
Названия отверстий, бугорков...
Хранилище костей и явно, и укромно
Навстречу шли в беде учеников;
При этом назидали бедолагу,
Что этика — основа из основ,
Что медики гуманностью как флагом
Овеяны с заветами отцов.
Студенты в большинстве в тиши квартиры,
До петухов старались в память вбить;
Зубрили все структуры по латыни,
Брезгливость, гигиену позабыв.
Случалось: торопясь и в неком трансе,
Неслись с занятий в театры и кино;
А Череп в сумке марлей укрывался;
Невольно слышал сцену (так чудно).
От Гамлета в последнем акте
Стихи о бедном Йорике впитал:
«Всё верно сказано о нашем брате»—
Череп потом не редко вспоминал.
На кухне домочадец слабонервный,
Увидев голый Череп на столе,
Сознание терял почти мгновенно,
Иль обмирал бедняга не в себе...
Квартирная хозяйка заходила:
От ужаса могла лишиться чувств;
Бюро находок в «Органы...» звонило,
Когда в вещах скрывался костный груз.
И «Органы...» в движенье приходили:
Владельцем объявлялся институт!
Дирекция раззяву штрафом била;
Вердикт как правило был очень крут.
В Хэллоуин от дури и забавы
Могли фонарик запросто воткнуть:
Вот за такие глупые показы
Виновника имели шанс турнуть...
Музей от впечатлений оживился,
Достало любопытство до нутра;
Весь коллектив к Владыке обратился
Продолжить речь, хотя бы до утра.
«Магистр, пожалуйста, ещё поведай!»—
Просили артефакты тут и там —«Глубокомыслены твои беседы;
Ты манишь к просвещённым берегам!»
И Череп благосклонно согласился
Продолжить конференцию на час.
По Гоголю тот казус получился,
Довольно занимательный пассаж.
Известен Череп, как обитель Духа,
Как оберег, как плодородий знак:
И даже распоясавшийся ухарь
В сравнении с могуществом — слабак;
Чего уж говорить о благородном,
Воспитанном, неопытном юнце,
Встречавшем в одиночку мир загробный
В анатомическом большом дворце.
Свидетельство о публикации №124061803547