Расстояия 1984 - Стихи разных лет - 126

___________________

"РАССТОЯНИЯ" (1984)
___________________

ЛЕВ ГУНИН


    СТИХИ
РАЗНЫХ ЛЕТ

   избранное


Стихотворения, сборники, циклы
Памяти моего дорогого брата Виталия


  ИЗДАНИЕ 2019

  © СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ.

______________
Возможны ошибки в передаче текста везде, где использована автоматизация. Тем, кого интересует творчество этого автора, можно порекомендовать альтернативную версию (с обложкой, иллюстрациями, авторской вёрсткой) -

В это собрание вошли избранные стихотворения разных лет. Если нет географической ссылки, то (это касается стихов 1970-1991), скорее всего, стихотворение было написано в Бобруйске (Беларусь). Разножанровость, характерная для автора, и очень разные (по тематике, по образности, по типу) стихи в одном цикле или сборнике: это - широкий охват явлений, "вариантность личности", артистическая "смена" персонажей "первого лица".
___________________________


© Лев Гунин: автор стихов; дизайн обложки; вёрстка; и др.
© Фотопортрет Виталия Гунина на первой заглавной странице.
© Михаил Гунин (отец Льва, фотограф): фото на первой заглавной странице.
© 2018 – Lev Gunin [Лев Гунин]
© РАССТОЯНИЯ (1984) – стихотворения: Лев Гунин
© L';diteur | Edutor : Lev Gunin | Издатель: Лев ГУНИН
© La couverture du livre et le design | cover and book design: Lev Gunin |
© Layout and Design: Lev Gunin
© Electronic (computer) versions and conversion: Lev Gunin
© Электронные (компьютерные) версии и конверсия: Лев Гунин
© Вёрстка и цифровой текст, вёрстка для печати и дизайн: Лев Гунин
ISBN:
____________________________

ИЗ НЕ ОПУБЛИКОВАННОГО: 1981-1989
циклы и сборники стихов - 5

РАССТОЯНИЯ (сборник стихов) (1984)


____________________________________
Из конфискованного томика номер 9 до-эмиграционной поэзии (сохранившиеся черновые версии, поначалу не вошедшие в собрание стихов разных лет).

(См. комментарий автора ниже)

____________________________________


ОТ АВТОРА

В 2007-м году случилось одно - трагическое для меня - событие, которое негативно сказалось на всём моём поэтическом творчестве последующих лет: пропал 9-й (в другой версии - 6-й) томик машинописного собрания, которое я подготовил ещё на Родине, в Беларуси, до фактической депортации из родной страны (которую покинул навсегда (и, вероятно, никогда больше не увижу (в Канаде я "невыездной"; не говоря уже о невесёлой социально-экономической ситуации). (Надо добавить, что некоторые мои друзья, упоминая эту пропажу, путают даты, ошибочно называя то 2006, то 2008 год).

Всего было 3 копии 9-томного собрания ("главная" и две отпечатанные под копирку). Томики были переплетены в виде книг с картонной обложкой. Одна копия хранилась у меня дома. Вторая - у моей мамы. Третья - у одного из приятелей.

Когда я спохватился, что 9-го тома (самого объёмного, охватывавшего наиболее широкий - хронологически - период) нет на месте, я сразу бросился к моей маме, у которой всё собрание (2-й экземпляр) хранилось на полке в тёмной комнате (кладовке). 8 томиков оказались на месте, но последнего недоставало ...

9-й том пропал СРАЗУ же после того, как я прочитал по телефону примерно 10 стихотворений (из 3-х последних томиков) своему близкому другу, культовому кинорежиссёру Юрию Белянскому. Не исключено, что все разговоры с Юрием (а то и все мои разговоры по телефону) "мониторятся", и пропажа 9-го тома каким-то образом связана с политической деятельностью Д. (сына Юрия).

Вот отрывок из моего письма моему близкому другу (и другу моего покойного брата Виталия) - поэту, фотографу, гениальному художнику, резчику по дереву и чеканщику, мастеру червления по металлу, автору получивших европейские призы работ, искусствоведу Евгению Алмаеву:

От кого: Лев Гунин <leon987654321@mail.ru>
Кому: Евгений Алмаев <aeg7@mail.ru>
Дата: 31 Дек 2007 20:25:56
Тема: Re[3]: -------- ctixi ==================

(отрывок)
========
еще одно несчастье
со мной приключилось:
пропал 9-й томик моих стихов.

еще в Беларуси я когда-то
отпечатал на машинке, на
добротной бумаге, свои
избранные стишки, переплел,
получилось в виде аккуратных
книжек - 9 пузатеньких
томиков.

(...)

примерно полгода восстанавливаю
"изначальные" версии ранних
стихов по черновикам,
постепенно выкладывая вот сюда:

www.gunin.artlaboratory.org

когда дошел до 9-го тома, оказалось,
что его нет! надо сказать, что
во всем, что касается книжек и тетрадок,
я человек предельно - педантично,
фанатично - аккуратный: у меня все
на своих местах, и, если что-то
не там, меня это бесит.

несколько дней назад томик был
на месте.

элементарно изъяли.... уроды...

звоню приятелю, которому
отдал на хранение 2-й, менее
притязательный, вариант тех же
9 томиков. звоню, спрашиваю,
не выбросил ли он
еще мои тетрадки в
мусорку.

нет, говорит, и смеется. все
на месте. на кухне, в шкафчике,
где им и положено быть.

идет, не отключаясь, с трубкой
на кухню, вот, говорит, все
в порядке. я прошу его вспомнить,
сколько было томиков. а у него
очень хорошая, математическая,
память. он отвечает: 9. я его
прошу пересчитать. и вот те на!
9-го томика нет!

уроды!.. другого слова нет!
_______________________
Трагична судьба Жени Алмаева (который был примерно на 12 лет младше меня). Именно в 2007-м году он повредил руку при несколько подозрительных обстоятельствах, и - вскоре - у него развилось урологическое онкологическое заболевание. Врачи запустили болезнь (судя по обстоятельствам - возможно, умышленно), и, когда, наконец, Жене объявили диагноз, опухоль была уже на неоперабельной стадии. (Кстати, мой раздел gunin.artlaboratory.org был уничтожен, и все выложенные туда стихи пропали).

В любом случае, исчезновение самого объёмного тома собрания моей до-эмиграционной поэзии именно в то время представляется неслучайным. Именно тогда (после периода "затишья") возобновилась компания шельмования, когда целая команда русскоязычных участников поэтической "тусовки" с израильскими паспортами вновь пошла в атаку, распространяя обо мне порочащие слухи, подвергая мои работы (в том числе и стихи) необоснованным ярым нападкам, изображая меня примитивным (на уровне дебилизма) "одноклеточным червём". Ставилось под сомнение моё высшее музыкальное образование (даже мои дипломы за музыкальную школу и музыкальное училище объявлялись "выдуманными"); утверждалось, что я "никогда и нигде не работал" (и т.п.). Понятно, что возможность появления в Сети моих стихов, которые "не соответствуют" такому "портрету", не устраивало тех персонажей, что стояли за компанией шельмования: их сильно раздражали мои исторические, философские, теологические работы.

Ряд стихотворений (которые входили в 9-й том) я восстановил по сохранившимся черновикам (примерно 40 процентов стихов из того же тома (в отличие от предыдущих томиков) "не имело" черновиков). Эту работу затрудняли следующие обстоятельства. 1) несколько рукописных тетрадей: у себя на родине я переписывал одни и те же стихи из одной тетради в другую - по мере накопления объёма; и, бывало, изменял одну-две строки. 2) в самых первых черновиках на клочках бумаги (или в блокнотах с отрывными листками) - иногда давалось до 5-ти версий какого-нибудь слова или строки. 3) после пропажи 9-го тома я стал хранить свои тетради у разных друзей, и это - опять-таки - затрудняло пересмотр.

Уже после того (примерно в 2012-м) как предпринятая работа была в основном завершена - я наткнулся (в 2014-м) на рукописную тетрадь, где обнаружил циклы и версии, которых раньше не заметил. Я отсканировал эту тетрадь, пропустил текст через специальную программу (которую - как программист-любитель - сам написал (точнее: модифицировал одну из "официальных" программ OCR-распознавания), переведя текст в цифровой формат, и записал на один из "бесчисленных" DVD.

Через какое-то время отыскать эти файлы среди океана других оказалось не так-то просто. Только теперь, когда уже составлено множество книжек собрания разных лет (121 сборник), я случайно наткнулся на "потерю". Пришлось нарушить хронологию - и "вставить" (после 121-го сборника) несколько циклов из уже далёких (сегодня) лет.

Часть стихотворений этого сборника посвящена А. И. Рабкину - очень известному в 1980-е годы петербургскому художнику. Рабкин был соучеником и близким приятелем моей мамы. Он высоко ценил творчество моего брата (художника), его талант и его потенциальные возможности. Он относился ко мне покровительственно и сочувственно до тех пор, пока мои взгляды не стали противоречить его убеждениям. Затем до меня стали доходить крайне негативные его высказывания обо мне. Чуть позже он написал (маслом) мой портрет, в котором выставил меня в негативном свете. В свою очередь, я никогда не нарушал принципа беспристрастности, когда речь идёт о творческих людях, и всегда говорил о его большом таланте (имея в виду его пейзажи; с его портретами я знаком плохо). Но Рабкин был ещё и талантливым прозаиком. Его книга мемуаров "Вниз по Шоссейной" - это литературное произведение высокого уровня, гораздо выше всего, что написали прославленные "бобруйские" авторы Леонид Коваль и Эфраим Севела.
___________________
СОДЕРЖАНИЕ:
1. стремнина выхватила пятна
2. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
3. ПРОБУЖДЕНИЕ
4. В ЗЕРКАЛЕ ЗРАЧКОВ
5. На герб наложенные копья
6. Один рывок - и даль исчезла.
7. ПЕНАТЫ
8. За облаками кажется темно.
9. Я, НЕСОМНЕННО, ДОЛЖЕН ЭТО ЗНАТЬ…
10. Там есть и дверь, где ромбик прикреплён.
11. Нигде меня так не давили
12. ХУДОЖНИКУ (А. И. Рабкину: Участь, Шаг, Крик, Зов)
13. ЗНАКИ
14. СНЕГ
15. Рассвет разбил пластинку тишины.
__________________
--------------------------------

ИЗ НЕ ОПУБЛИКОВАННОГО: 1981-1989
циклы и сборники стихов - 5



Лев Гунин

СБОРНИК СТИХОВ "РАССТОЯНЬЯ"

                1984



    *     *    *

стремнина выхватила пятна,
и разум твой учуял мёд;
ты не вернёшь меня обратно,
и ангел встречный не придёт...

ты будешь пальцами движений
ласкать задумчивую пядь;
и пятнами неповторений
на дробь расспросов отвечать...

и в бакене алеет зоркость,
и взгляд вонзится в кость плеча,
и на распутье встанет горкой
чужих небес - тебя ласкать.
    Ноябрь, 1984.



     ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
 
  - Мы ползли в бездонной темноте.
Слева глаз и справа глаз горел.
Распадались цепи в тесноте.
Духота вскрывала створки тел.

  - На коленях перед камнем стен
(влажных и шершавых) были мы
словно в лабиринте наших вен,
в тесноте тюрьмы второй стены.

  - Ухо рвало нити тишины.
Огонёк фиалковый блестел,
отражаясь без величины
в тайном гроте связи наших дел.

  - И теперь, смотри, в моих глазах,
сглаженных о выпуклость огней,
с тех-то пор остался липкий страх -
подтвержденьем правоты моей.

  - Дочь моя, ты согрешила с ним.
Исповедь твоя - от сатаны.
И пред взором предстаёт моим
Венчиком литым твоей вины.
    1982 (редакция 1984 г.)



     ПРОБУЖДЕНИЕ

я смотрю в простреленное утро
пуля пробуждения навылет
в узкое пространство переносит
горечи сгустившуюся кровь

в теневом реальности кармане
тусклый свет лишённый назначенья
сталкивает ноющие глыбы
всех последних горестей и бед

грёзы не заделают пробоин
душит безвоздушное пространство
вакуум усиливает бремя
словно хочет выдавить глаза

тупики где вовсе нет решенья
окружают словно исполины
и судьбы безжалостные стражи
пленника не выпустят из рук

где та брешь - закрытая холстиной -
чтоб - направив тонущий корабль -
в смежную вселенную пробиться:
участи печальной избежать?
   1984.



В ЗЕРКАЛЕ ЗРАЧКОВ

отражаясь в зеркале зрачков
облаками -
дрожь обиды
тяжесть долга
боль потерь

на губах застыла горечь
матка боска!
новый день
грозит стать старым
пепельно-знакомым
и в руках всё те же одеянья
вечности всегдашнего "вчера"
    1984.



        *      *      *

На герб наложенные копья
взошли зерном.
И солнце полыхало до заката.
И ты уходишь... Ты спешишь куда-то.
И снова копья
падают жнивьём...

Но и колосья - грозное оружье:
они прокормят и спасут народ
перед лицом налётов и невзгод -
ведь каждый чем-то и кому-то нужен.

И ты - как всё. Не колос, не копьё -
ты всё же как-то лечишь и спасаешь.
Ты - вертикаль,
но ты о том не знаешь,
ты лесенка в сознание моё,
которой я в тебя перелезаю.

Следов не обновить до повторенья,
без перекладин лесенка моя.
Прогнёшься и падёшь через мгновенье,
воскреснешь тут же - гнева не тая,
но помогаешь принимать решенья.

И жизнь сама рождает копья слов,
и, бремя невозможности ломая,
они, наверно, тоже нас спасают -
и нас освобождают от оков,
и, сами - вертикаль! - о том не зная,
дают в глухой ночи и хлеб, и кров.
    1984.



         *     *     *

Один рывок - и даль исчезла.
Щеколды и железная скоба;
задвижки и запоры; силу жезла
даёт защите ветер и судьба.

Сеней оконца обнажённо-светлы;
струится луч от двери до окна.
И сад рассвета - прояснённо-блеклый -
в реке сознанья отражён до дна.
        Май, 1984.



        ПЕНАТЫ

Под тяжестью лжи, клеветы и обид
          мне трудно.
Нападок и толков лавина летит
          подспудно.
Все злобные души слетелись на пир
          глумленья.
Послом на их шабаше злобный вампир
          презренья.
Обман ими правит. Весь город - обмана
          область.
Возводит неправду до Обманостана
          Подлость.
Иуда и Каин: тут каждый второй
          издревле.
Такой это город: он антигерой
          и сплетник.
Ни дня, ни минуты мне нет
          покоя.
Направило жало в меня - в ответ -
          всё злое.
Но не отступлюсь,
пусть ждёт меня рок
          Сократа.
Врагов и порочащих всюду найдёт
          расплата.
Расплавится ложь под времён беспристрастным
          солнцем.
И мысли мои разнесёт по планете
          стронций.
Хулителей тени тогда распадутся
          скопом.
И выйдут идеи мои на путь
          из окопов.
    Ноябрь, 1984. Бобруйск.



         *         *         *

За облаками кажется темно.
Но там светлей, наверное, с рассветом.
Глядит огромный кто-то сквозь окно,
и бледным светом улица одета.

Поблескивают в глубине двора 
окошки - жёлтым, синим, красноватым;
над кронами густой и вязкий вар,
и слепо они тянутся куда-то.

Как змеи - ветви. Новый пешеход
по тёмной улице, как в узком русле, мчится.
И сквозь вуаль луча-наоборот
на плоскости стекла синеют лица.

Жужжит мотор - как из небытия.
И звуки замерзают под наклоном.
Кто в этом сонном, вечном мире я?
И снег лежит, искусственный и чёрный.
    Декабрь, 1983.



Я, НЕСОМНЕННО, ДОЛЖЕН ЭТО ЗНАТЬ...

Я, несомненно, должен это знать.
Трава растёт неслышно, как живая.
Я, несомненно, должен это знать.
В лиловых сумерках кто там ещё вздыхает?
Я, несомненно, должен это знать.

Я, несомненно, должен это знать.
Лицо во тьме белеет, проступая.
Я, несомненно, должен это знать.
В моей груди часть ада и часть рая.
Я, несомненно, должен это знать.

Где тот порог, что жизнь не преступает?
Я, несомненно, должен это знать...
Я, несомненно, должен это знать...
    Июнь, 1984.



         *         *         *

Там есть и дверь, где ромбик прикреплён.
И цифры две на ромбике белеют.
За ним воспоминаний тихий звон,
и стёклышки - хранилища идеи.

Там мать моя была так молода,
и я тогда был там так юн, так молод;
обострена - объект - зрачка слюда,
прикосновений межпланетный холод.

Тогда в запасе - цельной жизнь моя.
И вот - я стар. Хоть мне всего за двадцать.
И сомневаюсь, что я то же "я";
оно взошло - и стало уменьшаться.

И вот уже весь мир - во мне, внутри.
Галактика. Но стало тяжелее.
Как будто ряской стёкла-фонари
Затянуты, и в омуте темнее.

Теперь вхожу туда я из "сейчас"
ровесником своей любимой мамы,
но старше я её во много раз,
сейчас древнее, чем вдвоём тогда мы.

Мы были живы и бодры тогда.
Теперь уже давно нас нет на свете.
Мы здесь - кусок  и х  жизней навсегда,
и солнце только прошлое нам светит.

Два кабинета, пол и зал с окном,
где я сижу у мамы на коленях,
остались навсегда в далёком "том",
что снов реальней и контрастней тени.

Оно - навек в себе заключено,
и где-то  т а м  реально существует,
не распадаясь на зигзаг-излом,
не разделяясь на ручьи иллюзий.

И молоды там руки и глаза,
и мамины виски, и лоб, и кудри,
и тюля за спиною бирюза,
и нос её насмешлив и напудрен.
    Июнь, 1984.



        *      *      *

нигде меня так не давили
нигде меня так не душили
как в городе славном Бобруйске

гиены бы так не скулили
собаки бы так не глумились
как эти площадные суки

за всё им в итоге воздастся
укрыться нигде не удастся
обидчикам тысячеруким

но мне не вернуть мира - царства -
не знать безмятежного счастья
уже никогда в жизни круге

потомки чудовищ сановных   
преемники змей уголовных
меня не оставят в покое

воздастся и им по заслугам
зачтётся всем гадам ползучим
проклятье на них вековое

их ложью пути мне закрыты
на их клевете мои путы
держались и держатся злобой

но правда проникнет из сита
их козням не вечно тянуться
и истина встанет из гроба

и разом попадают тени
обман упадёт на колени
узнает весь мир про их лица

придёт справедливость из плена
падёт клевета как полено
и вера в меня возвратится
   Май, 1984. Бобруйск.



XУДОЖНИКУ

                А. И. Рабкину

1. УЧАСТЬ
Нам в этом мире власти не дано
ни над собой, ни над своим началом.
Не спрошено желанье ни одно, -
и всё, что есть, вне нашей воли стало.

Весы - литой стальной обман зари
(что, словно бритва, разрезает веки) -
поднимут гири - два зрачка: "смотри!";
из глаз солёных брызг захлещут реки.

Обуза гирь, их тяжесть - тянут вниз,
в дремоту сладкую, в овраг тиши забвенья,
и, доминанта слов, мольбы карниз,
под крышей спит - как в высоту ступени.

Ступени - подиум и для твоих ступней.
Ступени, что мутируют в колонну.
Чем дальше в жизнь - тем прошлое сильней,
тем вероятней в камне сбыться стону.

Что есть вне нас? Что нам дано отдать?
Ту комнату, окно и занавеску?
И  в р е м я  невозможно бросить вспять.
Оно - не наше. Горло. Узел. Леска.

В загробном сне видение всего,
что не такое, как у нас, не наше.
И в белом солнце чёрное встаёт
Над комковатой и кровавой пашней.

Волшебных слов не зачерпнуть веслом.
Одно и то же сотни раз дробится.
И мраморный не будешь их "столпом",
толпа решит, когда тебе разбиться.

Без выбора мы все пришли на свет.
Без выбора его должны покинуть.
Нам власти ни над чем и права нет.
Дыханье смерти нас толкает в спину.

Мы родились безвольно - как меха,
как чурки под рукой фатальной пробы;
художник может вжиться в пастуха,
но вжиться в жизнь и эхо не смогло бы.

Всё смертно. В этой жизни всё мёртво.
Обведено во времяпребыванье.
И потому не страшно ничего -
и всё легко в итога страшной бане.

И потому нам и не жаль добра,
что с величавой царственностью щедрой
мы дарим кровью с кончика пера,
с вершины кисти и с верхушки кедра.


2. ШАГ
Я стал во тьму - она мой капитал.
Я опоясан ею и невидим.
Лиса и слон, гиена и шакал
во тьме игры как силуэтов нити.

А в круге том уже не я, а он.
Он однозначен с  т е м, с чем нет сравненья.
Грудная клетка - зебра или слон,
где спит неумолимый счёт старенья.

Да, это так: старенье - это слух.
Змея его вползает хищно в ухо.
И яд её твердеет, как испуг,
коснувшись жала веточкою слуха.

Как Зигфрид, сплю в огне. И каблуки
безвестной, оказавшейся в подъезде,
стучат в мой лоб, и звуков коробки,
раздавленные, плачут по надежде.

На перепонке звуков барабан
грохочет, словно на своей мембране;
в улитке, весь свернувшись, спит чулан,
а ухо умещается на длани.

И сердце помещается в гортань.
Шагала скрипка щурится из бездны
надежд и страхов, горестей и ран,
и светлой, серебристой ряби бледной.

Весь сад - мираж. Лишь шаг - и нет его.
Но лента в кудрях девочки мелькает.
И только это совершенней снов,
но боль идёт от хрупкости витальной.

Рука и ветка длятся из ствола,
и шаг, на грани куба ощутимый,
сквозит фигурой шахматной в провал,
обвитый лентой, тонкой и незримой.

И сквозь стекло - в садовое окно -
пристройки с углем - чуждое "а кто ты?"
ползёт вовнутрь щупальцами снов,
и времени за ним грохочут счёты.


3. КРИК
В чулане книг
раздался крик
из-под вериг
не напрямик.
Две лиги рук,
как акведук,
по нервам мчат
немой испуг.
Фанатик -
эхо среди стен -
кровавый кровный
мчит рефрен.
Решётки-лиги
завиток,
связуя стены,
бьёт в ВИСОК.
В пробирке ночи
фары глаз
сверкает тускло,
как алмаз.
И двери рот,
как кашалот,
прямо с балкона
небо пьёт.
В сосуде неба
спит луна,
как сердце
жёлтое она.
В сосуде тела
сердце
спит
и кровь
застывшую
хранит.
И лунный свет
из тысяч лет
плывёт
в окно,
как "да" и "нет".
Контейнер грузный
на боку
сквозь стены
продавил тоску.
И нож рассвета
бьёт в ребро,
сверкая белым,
как перо.


4. Е Щ Ё
И сад укрыт; и жёлтая листва
свернулась на земле между стволами.
По-рериховски неба синева
вверху недосягаемо над нами.

Скамейки мокры. ПУста улиц даль.
И первый снег лежит, грозя растаять.
Ещё пока что ничего не жаль,
и страха спит, блестя глазами, заяц.

Заводика картонная труба
на ветхом, тёмном переплёте тучки
дрожит от холода, а неба погреба
уже готовят новый снег колючий.

Но день ещё не сузился совсем,
и рамки суток в щелках глаз оставят
и света пыль, и сумерек тотем
в гранёной, чёрной вечера оправе.

И вновь пенсне блестит под колпаком,
стучит клаксон о борт кабриолета;
на Муравьёвской только мы вдвоём.
Терпи, мой друг, ещё не скоро лето.


5. ЗОВ
В бледно-серой наклонности,
в обнажённой бездонности
только взгляда колючий фонарь.

На столбе убеждённости,
на цепях протяжённости
колыхается куб или ларь.

В нём запретные колики,
в нём заветные столики,
красный вермут и порция сна,

в нём ходульные ролики,
в нём эстетов буколики;
только жизнь - что ни делай - одна.

В окнах бледности праздничной
и в коробочках пряничных
червь таится прозрачный - больной.

В кулуарах вокзалищных,
на седле для седалища
мы лишь два отраженья с тобой.

Отраженья бездонного,
к пустоте прикреплённого,
отраженья, что букой глядит

прямо в зеркало сонное,
в даль грядущего донную,
в уходящую даль Атлантид.

Не всесильные властвуют,
не державы препятствуют -
верховодит хозяйкою Смерть.

Но над ней есть указчица,
указаний раздатчица;
хаос - это судьбы круговерть.

Страх, что правит всесильными,
страх, что спорит с бессильными,
нам не может уже приказать;

за чертой как за линией
горы хаоса синие,
где не властна и высшая власть.

Пусть свирепствуют сильные,
пусть трепещут бессильные:
там, где мы, только неба хрусталь;

пусть глядится в нас синяя,
в глаз озёра вместимая,
по-гогеновски прошлая даль.
    Ноябрь, 1984. Бобруйск.
____________________________



                ЗНАКИ

в каждой судьбе повторяется знак предыдущей
вечная сага как нить сквозь явления душ
знаки небесные ткут поколения сущих
знаки подземные - вести событий грядущих
звёздные знаки - пророчества будущих стуж   

корпии всплесков сигналов стоят на сетчатке
створками век защищённой от внешних толчков
вплоть до митоза несущей сакральные знаки
ткущей без устали времени миропорядок
пряжу событий и бега всех прошлых веков

безостановочно сущее воссоздаётся
в каждом мгновении жизни бессмертной души
кажется лишь что природа над нами смеётся:
в яви невидимой всё мирозданье куётся -
в нашем сознании - если его не глушить

грозные силы стоят за любым побужденьем
только б очистить его от слепой разрушающей ржи
только бы зверя в себе задушить пробужденьем
и красотою всегда любоваться в тиши
чуда присутствия магии и со-творенья
    Декабрь, 1984. 



            СНЕГ
 
белый саван погребальный
на деревьях на траве
всё одной покрыто тайной
не похожей на ответ

отраженье наших мыслей
в потемневших небесах
наши думы туч слоистей
с якорями в прошлых снах

всё сбывается при жизни...
звякают колокола...
над двухцветною отчизной
полный штиль добра и зла

всё застыло в равновесье
нет движения ни в чём
это чудо в поднебесье
сотворил наш белый сон

и теперь: чтобы проснуться
надо город разбудить
но нельзя окна коснуться
не задев раздумий нить

и уже перетекает
ступор в истинный коллапс
и никто уже не знает
как вернуть тот прежний час
    Декабрь, 1984.
 


      *        *        *

Рассвет разбил пластинку тишины.
И словно крылья мощные забили
за кромкой дали, где, подведены,
глаза небес на землю обратились.

Колючий порох с высоты упал
на приземлённый уголок земного.
И мир забот, как реки, разом встал
под панцирем покрова ледяного.

Уже не вАжны дольние дела.
Судьба событий тянет вереницу.
И страшное, что первородней зла,
грозит и отражается на лицах.

И что-то мне пророчит перелом,
потерю, чьё значенье больше жизни.
И в горле не проглатываем ком
фатального, ниспосланного мыслью.
    Декабрь, 1984. 
__________________________
_____________________
+++++++++++++++++++++++
++++++++++++++++++++++++