Чужая красота

С баулом заявился в Казахстан.
Соседки помогали с обустройством —
занятные казашки: обе стро;йны,
смешливы, голосисты, работящи.   
Заметил, что чужая красота
не радовала больше. Райских ляжек
навиделся, считаясь наглым чёртом.
"Уехал участковый. Как застать?"
"Нагрянет утром, ставить на учёт всех".

В обед, сказав, что с кашами — беда! —
но с дынями — порядок, усвистали.
У дома разрывались: ушлый Сталин
вот-вот переиграет "пейзажиста".
Рубец, что протянулся вдоль бедра,
к дождю разнылся, он-то прежней жизни,
в отличие от чресл, совсем не помнил.
(Схватил на малой родине, где драк
случалось до хрена ночами в поле).

Застал озорноватых пацанов
за мазаньем исподних дынной коркой:
веснушчатый, нескладный, длинноногий
щепою растревожил муравейник.
"Таким не адресуешь палец в рот,
откусят тут же! Вспомнил мудрость века:
к большому пи***цу мы слишком близко,
а предкам несказанно повезло
родиться на заре милитаризма".

Рассыпал порошок от муравьёв,
но толку, как догадывался, мало.
Всё чаще снилась брошенная мама,
всё реже снился папа с нагоняем.
Казашка — у бедра: "Откуда йод? —
сказал, подумав горько, — На х*р я ей —
типичный неудачник с перегаром?
Растить в степной деревне кур вдвоём?
Я не семейный. Стыдно перед мамой".

Ты продал щегольские сапоги
задёшево, но в целом был доволен.
Сначала тяготило бытовое,
потом — интимно-личностные связи.
Казашка отдавалась: "Сам погиб,
её сгублю, и вряд ли буду счастлив".
Пристроился в аптеку при больнице:
"Забрали всех, остались слабаки.
Война утихнет, всякий пригодится".

Ухлопав брагу, пьяный агроном
при свечке развлекался с негашённой:
"Санёк, примерно так у негра в ж*пе,
как в этой обветшалой коммуналке!"
"Не знаю, не был!" "Пьёт, но в остальном
хороший малый. Много, кто утратил
невозмутимость: дуры и провидцы. 
Война от всех в итоге отстаёт,
и эта, знаю, долго не продлиться!"