Столичное

Ковыляю любимой столицею,
где родился, крестился, садился,
и тревожно кошусь на полицию:
как бы я ей зачем не сгодился!
С заострённой дубиной осиновой –
всё брожу вдоль бульваров и клёнов…
Сроду кличут Москву не резиновой,
так откуда ж в ней столько «гондонов»?!

Видно, черти нездешние сглазили,
раз такие окрест горожане:
всюду «фрукты» из солнечной Азии,
словно дома – гарцуют южане.
Сторонясь побудительных триггеров
к мордобою и прочим эксцессам,
обхожу за версту кодлу ниггеров,
вкруг камлающих над «Мерседесом»…

Уж какой ты, родная, ни значилась:
царской, красной, товарной, кабацкой,
перестроилась, переиначилась,
чтобы, что?, стать наглядно мудацкой??
Не приемлема мной ксенофобия,
а к заезжим – всегда с пиететом,
но, ловлю, будто блох на микробе, я
взгляды, с чуждым, блин, менталитетом.

Забреду ли случайно на «Патрики»,
окажусь средь фабричных окраин,
глядь, повсюду залётные гаврики:
всякий встречный – то босс, то хозяин,
член диаспоры, лидер сообщества,
сам себе, главный душеприказчик!
только я тут – субъект одиночества
и никчёмности местный образчик.

Ранит уши мне пришлая музыка,
слух коробит ненашенский говор.
Ни кента не сыскать, ни союзника,
вместо них – лишь понты, чей-то гонор.
Знай, витает недоброе в воздухе,
нехорошее явственно чуется
в переулке любом, в каждом шорохе…
И мурлычу я, силясь не щуриться,
ретро-песенку: «Улица, улица!»,
грея кости на солнечном порохе...