Сказка об устойчивости

Шалтай-Болтай –  проныра и пижон,
стеной кирпичной кладки обладая, сидел на гребне.
Конный эскадрон на север мчал. Ночь кончилась.
Светает.
Сминает конница лиловый клевер,
Все ждут пророчества, когда он упадёт (и рать туда же топает – на север),
и разлетятся у стены осколки, и рухнет Humpty-Dumpty на трелистый, что Кэрролл написал, не разобравшись толком.
Накрыт дубовый стол, рассвет нежней батиста – а он сидит себе уже который год и на манёвры с высоты взирает.
Надежда теплится, любовь не умирает, а простота, как водится, святая,  всем верит и всегда  чего-то  ждёт.
Проходят мимо и уходят люди,
Пасётся на лугу единорог,
Лев  ест опять йоркширский пудинг,
яичницы опять проходит срок.
В умах брожение. Не умолкает говор:
Шалтай незыблем! Он – игрок в ударе!
Его паденья ждёт дворцовый повар и серый человечек в форменном футляре,
и шахматный король, и ферзь в изгнаньи, не прекращая со слонами спора, и пешка юная, и местный старожил, что жил на баррикадах термидора.
Мотив избит, хотя не заслужил.
Его играют барды, лютни вторят, баюкают.
В усталых буднях сидИт Шалтай,
но бдит и не зевает,
На горизонте ночь покорно тает;
Болтай не спит - качается, болтает
о том - о сём, о шахматной стране.
Он спать боится, потому что знает:
написано, что он упал во сне.
Пророчество он учит как экзамен с распухшими и красными глазами.
Он приготовился не рухнуть со стены.
Пусть высохнет до полости скорлупки! –
напоминают горько о себе падением с трубы с фортуной хрупкой
его знакомые две буквы «А» и «Б».
И только «И» осталась в визави и сочинила сказки и остроты
про меч, испачканный в густой крови, и про летящего фанерой Бармаглота.
И если бы не «И», достигнут был финал,
и Humpty-Dumpty замечтался б и упал.

*humpty dumpty(Шалтай-Болтай) – то, что неизбежно разрушится;
не имеющий шансов на избрание кандидат.