Когда у совести бессонница

               

                Посвящается Татьяне Возиян


                (Из записей Марка Неснова)


                И покуда на свете, на белом,
                Где никто не безгрешен, никто,
                В ком-то слышится: «Что я наделал?»,
                Можно сделать с Землёй кое-что.
                Е. Евтушенко

 Человеку, просидевшему на строгом режиме 12 лет, наверное, не стоит убеждать читателей в том, что свою жизнь он прожил, не так праведно и безгрешно, как прожили её мать Тереза или Святой Франциск.

Было немало такого, о чём не хотелось бы вспоминать и что хотелось бы вычеркнуть из памяти.

Но странное дело, мучают совесть и угнетают душу вещи совершенно незначительные и, казалось бы, не очень важные.

О них и не помнит уже никто, а может быть и вовсе никто не знает.
Да и у самого они где-то в самых дальних, потаённых закоулках души.

Однако именно такие вещи и события не дают спокойно жить и заставляют считать себя, если и не последним гадом, то уж точно  не первым праведником.

Для более важных и  значимых проступков, находятся веские и обоснованные оправдания и аргументы.
Они успокаивают и дают возможность нормально и без комплексов продолжать жить дальше.

…Конечно, я и думать не думал об этом так глубоко и складно в тот момент, когда летом 1990 года на моём рабочем столе вдруг зазвонил телефон и незнакомый женский голос произнёс:
-Марк, это ты? Ты живой! И я тебя всё-таки нашла!
           Здравствуй, это Надя Орлова!
-Да у меня вроде нет таких знакомых.
-Ой! Моя девичья фамилия Малинина.
-Господи! Надя! Да я же был влюблён в тебя в седьмом классе. Ты где?
-Я в Николаеве. Мы тут с девчонками собираемся встретиться.
Может быть и ты приедешь? Девчонки упадут в обморок!
-Обязательно буду, утром выезжаю на машине.
Мы обменялись телефонами.

Мой водитель Юра обещал, что утром мы будем на месте, и я дремал на заднем сидении, перебирая в памяти те годы, что прошли со времени наших с Надей последних встреч.

Мы не виделись больше четверти века.
Но странное дело, разговаривали мы так, как будто этих лет совсем и не было.
Очень дружным и родным был наш 8-а, где мне довелось быть старостой класса.

…Мы сидели в гостиничном ресторане,вспоминали своё детство и, перебивая друг друга, рассказывали о жизненных радостях и неудачах.
Всё было просто и душевно.

Мы тепло распрощались, и  Юра развёз по домам всех, кто в этом нуждался.
За Надей он обещал вернуться.

Мы сидели в холле гостиницы «Николаев» и, вдруг, я произнёс фразу, которую никакая сила на Земле не могла заставить меня сказать её прежде:
-Надя! Это я тогда поставил чернильницу.

Надя молча смотрела на меня.
Она смотрела как-то по- особенному.
Одновременно и осуждающе, и по-родственному.
-Марк, я всегда знала, что это ты.

У меня засосало под ложечкой.
Мы оба молчали.

…Это случилось в четвёртом классе.

Меня вызвали к доске, и, когда я шёл по проходу, то, из привычного озорства, взял пластмассовую чернильницу с парты моих друзей Ваньки Жаркова и Витьки Молодцова, которые что-то показывали друг другу под партой, и поставил её на сиденье Надиной парты, сидевшей впереди них.

Учительница, обратив внимание на то, что двое в классе не записывают задачу, сделала им замечание.

-А у нас чернильница пропала.
Учительница направилась к ним и увидела чернильницу на сидении Надиной парты.

Предположив, что это Надя взяла чернильницу, учительница поставила её на место, а Наде дала увесистый подзатыльник.

Дело в том, что девочки пришли в нашу школу пару лет назад, а до этого школа была только для мальчиков, и подзатыльники были обычным делом для послевоенных переростков и их младших братьев.

Лидия Александровна Мартынова была одной из самых суровых учительниц, и бралась за классы, где отказывались работать даже мужчины-фронтовики.

Она сама прошла войну, была ранена и контужена, но считалась одной из лучших учительниц, поэтому после старшего брата к ней попал и я по настоянию мамы.

Девочки не давали поводов для затрещин, поэтому для Нади это было и неожиданно и больно, и обидно.
Она молча плакала.

На следующий день она не пришла в школу, и девчонки сказали, что она начала заикаться.

Лидия Александровна ходила много раз к ней домой, но Надя до конца четверти так в школу и не пришла.

А Лидию Александровну как - будто подменили.
Ни война, ни ранения не могли ничего с ней сделать.
А этот её поступок и его такой печальный результат буквально сломили её.
Она перестала за собой следить, старела на глазах, и стала беспрерывно болеть.

Надя вернулась в школу, а с нового учебного года уже совсем перестала заикаться.

А Лидия Александровна ушла из школы и года через три умерла от очередного сердечного приступа.

Никто не понимал, как чернильница оказалась на Надиной парте.
Она твёрдо стояла на своём.
Упирались и ребята.

Обо мне же вообще речи не было.

И вот теперь, через четверть века, в холле гостиницы «Николаев», я рассказал Наде, кто был виновником всех её бед и преждевременной смерти заслуженной и любимой нами учительницы.

Я смотрел на Надю, но она ничего не говорила.

-Надя! Ну, скажи что-нибудь.
Надя посмотрела на меня внимательно:
-Я всегда знала, что это был ты.
-И всё эти годы молчала?
-Ты был влюблён в меня в седьмом классе, а я тебя любила с самого  прихода в вашу школу.
-Ну, ты мать, и даёшь!

Но на мой шутливый тон Надя никак не отреагировала.

Приехал Юра и отвёз Надю домой.
Мы оба испытывали неловкость и распрощались дежурными фразами.

Наутро, Юра, получив от меня задание, уехал, а я пошёл к родителям, которые жили недалеко.

Наконец, появился мой водитель:
-Северная сторона, четвёртый ряд, тридцатое место.

Надя, после моего звонка, ждала нас у подъезда, и, не спрашивая, куда мы едем, села в машину.
Увидев на заднем сидении большой букет, она тоже ни о чём не спросила.

Я не предупредил её, что мы едем на кладбище.

Юра быстро нашёл могилу Лидии Александровны Мартыновой.
Видно было, что за ней ухаживают.

Мы стояли молча и смотрели на потускневшую фотографию немолодой усталой женщины с несколькими медалями на груди.

Надя плакала, а я едва сдерживался.

До Надиного дома мы почти не разговаривали.


…Сейчас Надя живёт в Швеции.

Мы часто и подолгу болтаем по телефону на самые разные темы, и это нам никогда не надоедает.

Но мы никогда не вспоминаем нашу первую учительницу Мартынову Лидию Александровну, знакомство с которой так повлияло на наши жизни