Коньячная магия

***
Не надо водку с Портвейном мешать – Мэри и так течет по венам!

Русская водка

Трапезная гудела, звякала посудою и причмокивала. Ковши плыли по рукам, мед и вина – по устам. Заливные поросята в ананасах и говяжьи языки приправленные чесноком и морковью, трещали под двузубыми вилками, ныряя в густой студень. Твердые соленые огурцы, завернутые в ветчинные рулетики с хреном с хрустом лопались под зубами, брызгая сладко-соленым маринадом. Печеночный паштет пряно таял во рту вместе с намазанной на хлебец грибной икоркой.
- Глянь-ко, друг-сосед, како я тому павлинку вилкою во бок попал! – вытащил из блюда с квашенной капустой рукав и отряхнул его боярин Сомов.
- Эээ… Да что во бок! Я вот сейчас энтому павлину ножичком во глаз намеееечу! – прицелился в разгуливавшего меж ножек стола павлина седобородый боярин Метов. Нож пролетел в полувершке от крыла птицы. Та с надрывным криком кинулась к подоконнику.
- Эээй-эй… ну… ну! – прищурясь следил за полетом ножа Сомов. – Ай, промахнул! – не то с радостью, не то с досадою хлопнул он себя по боку. – Чем теперь резать трапезь будешь?.. – кивнул он на золотистокожеко поросенка.
- А руки мне на что?! – растопырил зажиренные пальцы Метов. – Так отломлю! В тот миг прожаренный окорочок с треском оторвался от задней части тушки.
- А вот я не промахнусь! – царица привстала с трона, подбросила нож в руке с косым резцом на конце... «Мяу! Яу!» - вскричал павлин и захлебнулся – медное лезвие ножа вонзилось ему прямо в горло. Птица расплющив сине-зеленый хвост в огромных голубых глазах, повалилась с подоконника на пол.
- Ай-да матушка! Ай-да меткость!
- Меткость заправского охотника! – принялись нахваливать царицу бояре.
- Эх, водочки за попадание!.. – приподняла царица чару в изумрудных пальмах с надписью по краю: «Царице Прасковьи на крепкое здоровье». Долговязый стряпчий с приплюснутым гусиным носом поспешил наполнить ее холодной погребною водкой.
- Во здравие царицы!
- Младости на долгия лета! – поднялись со своих мест гости.
- Ах, хороша, крепка пшеничная! – утерла губы платочком царица. – У вас, в Дании, наверняка, такой не готовят, - обратилась она к послу. – Все глинтвейн, да ликеры…
(Из моего романа Анна Иоанновна)

Коньячная магия

В объекте доминантный недостаток субъективного восприятия...
-------
Мы пили «Чивас» охлаждённый,
И баловалися вином...
Бурлил наш разум опьянённый
Вакхом вскуренным огнем...
И пенились в бокалах души
С шипеньем терпкого вина.
И не было в бытье всем суши,
И во вселенских глубях дна.
И ты вливал живую влагу,
Дурманом хмеля наполнял:
Свою целебную бадягу
В бездонность жаркую пиал
Моих… И не было в них края,
И лился без конца нектар…
И поворотная прямая
Несла с собою лед и жар
В каждой вновь возникшей точке –
В каждом свежем пузырьке…
Гроной, в паре, в одиночке
Текли мгновенья по руке…
Сплетались в фокусах все грани
Ограничений окаянных…
И неизвестность жгла гортани
В нас – Переменных Постоянных…

***
Женщин пил он, как водку,
Водку, как женщин любил.
Искал он молодку
В мерцании светил.
Искал он молодку
С зеницей во лбу.
И горькую водку
Пил в пылком бреду.
Бутыль, словно дева,
Манила с витрин,
И скрипом напева
Звучал мезонин.
Рыба в консервах
Плескалась бычком,
И бритвой по нервам –
По скрипке смычком,
Бродил хмель по думам,
Сбивая канву,
И очередь шумно
Плела кутерьму…
А он уж в пироге
Напару с бычком
Взлетал на пороге
Реки в свой Садом,
Где ратью колонны,
Стремясь в небеса,
Вздымают крыш тонны,
Как кроны леса,
Эдема алкают
Достигнуть скорей,
Где боги витают
Средь сойма теней…
Где чудная дева
Живёт у реки,
Где гимнов напевы
Скрипят чердаки.
Где плещется водка
В хрустальных чанах,
Где грезит красотка
О нём в сладких снах…

Виденья пьяного кота

Сидел на кресле рыжий кот
И размышлял о жизни бренной:
О том, что было и пройдёт,
И далеко ль конец вселенной?
Он думал обо всём, мудрец,
Бумаги важно разбирая:
Кто сущего всего отец,
И в чём загадка вековая?
Лёд закипающий в огне,
Во льду танцующее пламя…
И что там тени на стене
Рисуют, с вечностью играя?..
Смотрел на стену рыжий кот,
Как скачут тени огневые;
О том, что было и пройдёт –
Он размышлял, в подлунном мире?
А тени скопом на стене
Устроив бесовские пляски,
Кружились в сумрачном огне,
Примерев призрачные маски…
Но вот они, преобразясь,
Вдруг стали на людей похожи…
И даже тьмы великий князь
Воскликнул бы: «Всевышний Боже!»
Слепой узрел вблизи немого.
Глухой сказал, что слышит песнь.
Немой, подпевши слово в слово,
Пустился в пляс с безногим днесь.
И всё шальное «трю-ля-ля»
В вертепе радужном кружилось…
И мышь кота дразнила зря –
Ему давно уж крыса снилась…
Пустые яблоки глазниц,
Зияющие сырью жабы…
И падали все мошки ниц
Перед зелёной мордой бабы…
И явь цеплялась за ухабы,
Бредя за истиной вослед…
И в норы пятились все крабы,
Таща креветок на обед…
И ночь спускалась пеленою
В палисады и дома;
И то, что раньше было тьмою,
Серебрилось, как луна.
И кисть в горячей киновари
Купала девственную бель;
И каждый волосок на твари
Сиял, как аметист теперь,
Колко кожу обжигая
Каплей утренней росы…
В пене нег своих купая
В предрассветные часы,
Дурман любви листом кружился
Пред носом пьяного кота,
И покровом снов ложился
На живот иль возле рта…
Отринув важные бумаги,
Засыпал в блаженстве кот…
И мыслителю-бродяге
Мурлыкал голос в плеске вод:
«Не уходи, разбойник милый,
Останься до утра, мой зверь!
Из груди моей ты силы,
Как из матери испей
Молоко в далёком детстве…
Ну же, милый, верь в явь снов!
Есть одно на свете средство
Барсом стать в миру котов:
Надо просто прыгать, милый,
С горы высокой в бель снегов!
Вот тогда ты до могилы
Барсом будешь средь котов!»

поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия