Орудие преступления

Вера Константиновна сама понимала, что сына Даню воспитала как-то неправильно, неудачно. И теперь должна искупать его грехи.

Родила она без мужа и даже без перспективы его обретения – это называют «для себя». Была уже не юна, за тридцать, и личная жизнь не клеилась. Вот не умела она мужчин очаровывать, хоть далеко и не крокодил была в молодости! Это семейное какое-то было у них – мать с отцом хоть и поженились, и жили душа в душу, да случилось и у них это хорошо на четвертом десятке. Потому-то и братьев-сестер у Веры не было – не успели.
Хоть родителей и смутил путь появления у них единственного внука, Дане старики все равно обрадовались. Но радовались недолго: возраст – сперва отец ушел, а через год и мать.

Вере очень хотелось хоть как-то компенсировать Данечке его безотцовщину. Вкладывалась она в мальчика по полной – школа престижная, репетиторы, одежда недешевая, гаджеты всякие (едва успели они в моду войти), потом образование платное в серьезном вузе. Зарабатывала она не то чтобы очень много, но, если на себе сэкономить немного, хватало.

Нет, Даня не был трудным ребенком, учился не отлично, но прилично, с плохими компаниями не связывался, матери не хамил. Но, похоже, крепко усвоил, что он пуп земли и ему все должны. Особенно после того, как повзрослел и осознал, что из девушек веревки вить может – красавец удался хоть куда!

Тем не менее, работу нашел нормальную, а потом и женился. Ира, невестка, Вере Константиновне сперва показалась «не дотягивающей» – и не так чтобы красива, и работает всего-то в диспетчерской вокзала. Но когда Ира дочку Лизаньку родила – Вера переменилась к ней. Теперь, кроме сына, у нее было еще одно по-настоящему родное существо на свете!

***

И вот тут-то Даня и отколол номер. Лизаньке не исполнилось еще и полугода, как Ира, что называется, спалила мужа на горячем – Данила завел шашни на стороне. Он не сильно и смутился, когда был разоблачен. Ира не простила – последовал развод.

Вере Константиновне на ее претензии к его поведению Даня лениво заявил:

– Мать, не разводи трагедию! Я уходить от Ирины не собирался, а что она дело из мелкой интрижки раздула – я не виноват. Алименты я платить буду, хотя и не хотел покамест ребенка. Мне тридцать лет всего, стоило бы для себя пожить. Все!

Вера Константиновна была в ужасе – а вдруг Ирина, озлившись на неверного мужа, ее от внучки отлучит? Кинулась сама упрашивать, и не могла не признать, что невестка ведет себя с нею достойнее сына.

– У меня, Вера Константиновна, есть и к вам претензии за воспитание Данилы. Но все же я вижу, что Лизу вы любите. Поэтому заходите к нам, я не против. Лиза вам родная, да и ей бабушка не помешает. Моим-то некогда – нас в семье пятеро детей, так что внуков у них уже семь, и это далеко не предел!

И действительно – все нормально в этом плане устроилось. Вера Константиновна дисциплинированно звонила невестке, спрашивала разрешения, приезжала в гости. Деньги у нее брать Ирина категорически отказывалась, только подарки Лизаньке делать разрешала, но не очень часто и недорогие. Некоторые свекрови с действующими-то невестками уживаются хуже, чем Вера Константиновна с бывшей!

Даня тем временем заявил, что ему предложили работу в другом городе, и съехал. Дочери алименты какие-то платил, но и только. На новом месте почти сразу снова женился, но очень скоро развелся – по той же причине. Детей, правда, в этот раз не нажил.

***

Годы шли. Сын звонил иногда, невестка разрешила подросшей Лизаньке иногда ночевать у бабушки, и в гостях Веру Константиновну принимала по-прежнему время от времени. Этому не помешал даже тот факт, что сама Ирина, после нескольких лет одиночества, наконец устроила и собственную личную жизнь. Ее новым мужем стал офицер полиции – из тех, кто на вокзале правопорядок обеспечивают.

Вера Константиновна боялась сильно – вдруг отчим Лизаньку обижать будет? Но девятилетняя девочка восприняла его хорошо, по-дружески звала дядей Сережей, слушалась и уважала. И он к ней хорошо отнесся, был хоть и строг, но без всякого самодурства. И визиты Веры Константиновны его не смущали.

Данила же тем временем женился в третий раз, очень скоро у него с женой снова проблемы какие-то начались. Но до развода дело не дошло, а дошло до похорон – в состоянии средней тяжести подпития угодил Даня под автомобиль.

Вера Константиновна от потрясения в больницу попала – что вы хотите, за семьдесят уже, и тут ужас такой! Ирине спасибо, не бросила, за квартирой присмотрела, в больнице навещала, хотя у них с Сергеем как раз общий сын Петя родился. Помогли врачи, да Лизанька была рядом – за полгода кое-как опомнилась бабушка Вера.

И вот тут оно и случилось. Позвонила ей женщина, назвалась неожиданным в наших палестинах именем Ванда и сообщила новость так новость: хоть и не жена она Даниле, а сын у нее его, признанный, растет. И остался он теперь сиротой-безотцовщиной, и им двоим и жить негде и не на что. Наследства от Дани никакого, Вера Константиновна сама знает (она знала – Даня предпочитал жить здесь и сейчас), жилья своего у нее, Ванды, нет, а съемное без помощи Дани она оплачивать не в состоянии.

Вера Константиновна сперва пригласила их, и только потом себе сказала, что тут мошенничеством попахивает. Но решила, что на месте проверит – какое там признание да какие доказательства.

И как мальчика четырехлетнего увидела – никакие доказательства не нужны стали. Это был Даня – однозначно. «Ксерокс», как сейчас иногда говорят. Впрочем, у Ванды действительно и документы были – тест на отцовство, например, записочки от Дани, квитанции на денежные переводы от него.

В общем, оказалось, что с третьей женой у Дани развод назревал потому, что она о Ванде узнала. Как бы на две семьи Даня жил. Официальная жена у него для дела была – она женщина небедная. А Ванда – для тела. Вот так получилось. А теперь Ванде жить и негде, и не на что. Димочка болеет часто.

Ирина, узнав, что бывшая свекровь в своей двухкомнатной квартире поселила пассию сына с ребенком, недоверчиво скривилась. Но Вера Константиновна была тверда:

– Димочка – мой внук, я в этом уверена! Мы устроимся. Я на пенсии, за ребенком могу присмотреть, а Ванда работу найдет. Я не могу бросить сына Данечки, пусть он и как бы незаконный.

Ирина не спорила – ваше дело, дескать. Собственно, у нее своих дел по горло было, с маленьким Петей и с болеющим отцом Сергея.

Вскоре Лиза, которой уже двенадцать лет к тому времени исполнилось, отказалась ездить к бабушке в гости. Вера Константиновна поинтересовалась, в чем дело.

– Бабушка, тебя я люблю. Но дома у тебя сейчас эта… Она противная, она мне не нравится. И мальчишка орет все время – он что, иначе играть не умеет? В сумку ко мне полез без спросу, вещи разбросал, а эта Ванда ему даже замечания не сделала. Приходи лучше ты к нам – я рада буду, – Лиза в маму пошла, рассудительная, не нервная.

– Димочка братик твой! У вас папа один! – пыталась настаивать Вера Константиновна. Но Лиза не вняла:

– Вот мой братик! – показала она на манежик, в котором маленький Петя деловито бегал по кругу, держась за бортик.

– У меня с ним мама одна, а папа его – дядя Сережа, который мне ролики купил, и куртку красивую, и защитил меня, когда у меня хулиганки Дашка и Валька телефон отобрать попытались. А того, кто мой папа по бумаге, я ведь и не помню совсем. Ты уж извини, бабушка. Какой же его сын от какой-то противной тетки мне братик?

И Ирина дочь поддержала. А когда Вера Константиновна как-то попробовала попросить Лизу помочь ей за Димочкой присмотреть, погулять с ним – решительно отказала и заявила, что не допустит этого ни в коем случае. В конце концов, ей-де и самой Лизина помощь с Петей не помешает, а у посторонних детей своя мама есть.

***

Пришлось Вере Константиновне справляться одной, хотя это было нелегко. Ванда все никак не могла найти работу – то условия не те, то зарплата, то далеко… Походит несколько дней, и снова дома. Денег не хватает. Димочка в сад когда идет, а когда и нет, действительно простужается часто. И, строго говоря, не так и неправа Лиза – мальчик не очень воспитанный, кричит все время, нормально говорит не очень, зато «дай!» и «хочу!» освоил блестяще. Топает, по дивану прыгает, диван проломил, соседи снизу жалуются.

Тем не менее, мысли о том, чтобы выставить Ванду с сыном, у Веры Константиновны не возникало. Ибо а что тогда? Что будет с Димочкой – при такой, не слишком путной, матери, и без отца? Она, Вера, действительно виновата в том, что неправильно воспитала Даню – придется теперь расплачиваться за это, поднимать как-то его ребенка.

Ванда ей не грубила, не пила, мужчин в квартиру не тащила. Просто продолжала жить, работая от случая к случаю и по дому мало что делая. Если же Вера Константиновна делала ей замечания – сразу прижимала к себе Димочку и делала жалостливое лицо:

– Ох, извините, Вера Константиновна, действительно, напрягаем мы вас! Надо нам с Димочкой собираться да хоть какое пристанище искать! Вероятно, в детдом придется его временно отдать, пока я не устроюсь…

Понятно, что тут все воспитание и заканчивалось. Не могла же действительно Вера Константиновна рисковать тем, что ее внук в детдоме окажется!

Потом случилось так, что Димочка заболел действительно серьезно. Надо было непременно миндалины удалять. Конечно, в платную клинику обратились, в бесплатной же больнице живодеры, по живому режут! Вот только где бы денег купить?

Вера Константиновна решилась, попросила в долг у Ирины. Немного в общем-то – 50 тысяч. Но Ирина не дала ничего:

– Извините, Вера Константиновна, но нам немного не до того. У свекра инфаркт, я еще на работу не вышла. У нас самих средств впритык.

Вера Константиновна заикнулась о деньгах за сдачу Сергеевой квартиры. У него была своя, но он, как поженились, к Ольге переехал, свою сдал, а деньги они на счет откладывали. Но и тут не прошло.

– Рисковать этими деньгами мы не будем! Откладываем их больше для Лизы на учебу и будущее, да на черный день. Вдруг Сергееву отцу сиделка понадобится? Извините, но сами. Пусть Ванда эта наконец работать идет!

Ванда услышала – испереживалась:

– Да, вот как оно бывает! Как у вас и у нас сложности – им самим деньги нужны. А случись чего, умрете вы, Вера Константиновна – тут и прибегут, наследство для Лизки своей отбивать. И отбить могут, ведь я-то Дане женой законной не была, а у той муж в органах! Опять бедному Димочке крайним быть!

***

Вот тут Вера задумалась. А и правда! У Ирины квартира большая своя – еще девушкой престарелую родственницу дальнюю досмотрела, та ей отписала. У Сергея тоже жилье есть, он его сдает. И у нее, Веры, квартира родительская, на нее в свое время переписанная. Старая, да неплохая еще. И она, Вера, старенькая. А кто у нее наследники? Внуки!

Кто их, законы эти, поймет! Наверное, действительно у детей, что в браке рождены, прав больше. Но Лиза и так кое-что имеет, а у Димочки ничего нет!

Решила Вера завещание на младшего внука написать – на него одного. Тогда Димочка точно на улице или в детдоме не окажется, если с нею, Верой, что случится. Но Ванда отсоветовала:

– Завещание оспорить недолго. Зная ходы-выходы (а полиция должна что-то такое знать) это очень даже можно устроить. Вы, Вера Константиновна, лучше вот что: подарите Димочке квартиру! Он маленький пока, будете вы распоряжаться по факту. Но зато ничего оспорить уже не получится!

И Вера так и сделала. Действительно, надежнее ведь! Все оформили у нотариуса, чин по чину.

***

Дальше все очень быстро произошло. В квартире появился некто Славик, бритоголовый, здоровенный, весь в наколках. И заявил, что является женихом Ванды, и посторонние бабки в квартире, всецело принадлежащей его будущему пасынку, ему не нужны. И Ванда, сладостно улыбаясь, посмеивалась. А Димочка орал «хочу!», как всегда.

Вера Константиновна и опомниться не успела, как оказалась на улице. Вернее, не на улице, а в больнице. Инфаркт. Там ее Ирина с Сергеем и нашли.

– Немедленно пишите заявление – мошенничество, оказание давления, угрозы… Все расписывайте! Надо как можно скорее заводить уголовное дело и начинать двигать процесс отмены дарения, – сказал очень недовольный Сергей.

Вера Константиновна только плакала:

– Какой же процесс! Речь ведь о Димочке! Что с ним при таком процессе будет? Это же кровь родная моя…

Но Сергей буквально взорвался от возмущения:

– Какая там кровь – не очень я этому верю! Вам так хотелось что-то на память о сыне непутевом получить, что вам любую, самую глупую, сказку скормить было раз плюнуть! Типа трудно бумажки эти об отцовстве сварганить! Хотя, конечно, может так быть, что он и впрямь ваш внук. Но вы что, полагаете, что в его интересах и далее с такой мамашкой жить? И дальше быть, простите великодушно, орудием преступления? Не ребенок, а отмычка какая-то! Так вы себе благо внука представляете – в краденой квартире да под присмотром мошенников?

Вера Константиновна затрясла головой.

– А раз так – надо маманю эту трясти, как грушу, да сажать, да прав лишать! В детдоме мальчику куда лучше будет, чем с нею – там его хоть мошенничать учить не будут! А там, может, и родня какая попристойней найдется. Хватит, донежничались!

– Если бы ты мне раньше объяснил… – простонала Вера Константиновна.

– С какого перепугу я бы стал это делать? – рассердился Сергей. – Мне заняться больше нечем, кроме как предупреждать проблемы бывшей свекрови моей жены? Вы что, малолетняя, недееспособная? Ирина вам говорила, что дело сомнительное – мало? А у меня своих проблем по горло, у меня семья, ребенок маленький, отец болеет. Только вас с Димочкой не хватало! А теперь ведь и с уголовщиной этой придется возиться, ибо не могу же я позволить бабушке Лизы на улице жить! Удружили!

***

Ох, быстро квартиру внуку подарить, а вот отдарить обратно – вовсе не быстро! Вера Константиновна, существующая тише воды, ниже травы на диванчике в квартире Ирины и Сергея, не уверена, что доживет до завершения процедуры.

Димочка, оказывается, мамаше своей орудием преступления впервые послужил. Ранее он был, наоборот, средством избавления от наказания – две судимости за мошенничества на Ванде числилось, да приговоры были символические. Мать-одиночка, ребенок маленький, то-се…

А по результатам дополнительных проверок оказался-таки Димочка сыном Дани. Только что теперь с этим делать – Вера Константиновна не знает. Ее собственное здоровье серьезно подорвано, лет ей много, а Сергей четко заявил: в свою семью он Димочку взять не позволит. И Ирина с ним согласилась. И Лиза тоже.

—

Мария Гончарова