Расписались - рассказ А. И. Завалишина

Жаркий полдень. Упревшие волисполкомщики высунули в окна головы для прохлаждения, как черепахи из воды. Обалдевшие от зноя воробьи висели на березе в палисаднике, - кистями. И ни-ни: молчали Площадь накалилась так, что брызни дождик - зашипела бы земля, как сковородка...
- Ну , и жарит, мать честная!- выдохнул предвол, почесывая крепкую, как деревянная лопата, спину.
- Да, палит сезонно,- согласился тощий секретарь, поглядывая на церковные кресты,- теперь по-настоящему не здесь потеть и нервы портить в эдаку жару с народом, а спокойненько бы полоскаться в речке.
- Вроде в отпуску?
- Да... И кваску холодненького...
- Али-ба трехгорного заводского ... Секретарь откинулся на спинку стула, засмеялся:
- О-о! Тут получилась бы такая маланхолия...
А я давно уж не пивал по совести... Бюджет, брат, не хватает... Так иной раз здесь заноет, так заноет, а подумаешь, как не на что, и скажешь:
"Суета сует и всяческая суета". Я теперь не стал ходить возле кооперации... Шестьдесят целковых должен, а как взглянешь на бутылочки в окне - исподымя всего забьет, как при крапивной лихорадке... Другой улицей теперь хожу... Ну, ее к чертям и с кооперацией. ..
Из этих мирных рассуждений- власти можно было заключить, что в волости дела идут весьма исправно, все декреты председателю с секретарем известны на-зубок и удивить их чем-нибудь - решительно нельзя...
А почему вот я, Геннадь Иваныч, пиво не особо обожаю,- потянулся сладко председатель,- водку все-таки могу употреблять, а пиво льется через меня насквозь, текет без сожаленья, собственно говоря, а в удар вогнать, никак не может... Вот история?!
- Тут натура роль имеет параллельно,- жмурится, в истоме секретарь .
- Бак натура?
- Ну, ты организм, например млекопитающим, а саранча к тому же насекомое...
- Ну?
- Ну и ну! Всякому свое... Много дадено тебе и много спросится.. Председатель вытаращил желтые кошачьи глаза, силился понять
и морщился:
- А саранча к чему?
- А саранча к тому - она слабее, например, и существует больше в низком уровне культуры жизни... Ты вот царь природы, а она твоя раба...
Секретарь из бывших псалмодеров. Вместо прежних слов церковных возымел пристрастие к словечкам иностранным. Относился к ним с любовью, как заядлый горький пьяница в момент буйного похмелья к мерзавчику. Как прочтет в газете - иностранное словечко тут же запишет в памятную книжку, а потом пускает исподволь, при случае, в оборот, не понимая смысла.
С улицы на площадь вылезла, как огромная блоха, пузатая гнедая лошаденка, запряженная в широкую скрипучую телегу, смахивавшую на старый пароход. Сидели двое на телеге:
первый расположился к задочку лежа, а второй сидевший в передке, старик размахивал руками, бился вроде бесноватого, орал и колотил лошадку всеми средствами вплоть до того, что кнутовищем тыкал в хвост...
- Экстренность какая-то ползет... - сказал сердито секретарь, когда лощадка прямиком взяла курс на волисполком,- опять, должно быть, результаты от моего циркуляра.
- А может жалоба насчет лесов,- ответил председатель и хо-зяйственно сморкнулся, - чёрт их задери - жара не действует на них... Холеры...
Секретарь прищурился:
- Да это, вить смотри Артемов Митрофан, из Кашеваровки, со старухой...
- Што его приспичило в такую жарь?
- Во внутреннее положение, должно быть, невтерпеж ... Уже этот Чемберлен не кинется за десять верст за пустяком...
Огромная телега осторожненько причалила к крыльцу. Лошадка с обезумевшими круглыми глазами выставила розовые ноздри и вздыхала часто, будто бы ее душил хомут...
- Ну, што такое у тебя стряслось?- спросил предвол начальническим голосом.
- Сичас все обскажу, Василь Игнатьич!  - звонко произнес старик и, соскочив с телеги, стал привязывать вожжу к оглобле, а потом нагнулся над старухой, ласково спросил?
- Арина, слезешь али подождешь, покеда, заявлю? В ответ послышался тягучий слабый стон.
Старик снял фуражонку, вытер пот со лба и, перекрестившись втихомолку, поднялся   на крыльцо.
- Еще раз здравствуйте,- сказал он на пороге, подавая руку председателю, затем секретарю.
- В чем дело?
- Дело нетерпимое, Василь Игнатьич...
Он одернул пыльную рубаху, кашлянул в кулак, пригладил маленькую лысенькую голову и звонко начал говорить:
- До вашей милости, Василь Игнатьич... Сделай ты такую милость, не оставь уж нашей просьбы безо всякого внимания...
- Насчет чего? - нахмурился предвол.
- Да вот желаем расписаться, как законно по советской власти требовается..,
С кем?
- Да со старухой...
- В чем?- В законном браке...

Секретарь, взметнув бровями, врезался глазами в старика:
- Вот этто, брыт, манифестация!- проговорил он боязливо.
- Ты женат, кажись, лет сорок? - удивился председатель.
- Верно, тридцать восемь лет прожили вместе, а теперича желаем расписаться, значит, разойтись... Покорнише прошу - уж распиши¬те как-нибудь, обое просим со старухой... Убедительно...   Мы безо взякого скандалу...
- Вы разводитесь? икнул предвол и, вытаращив узкие глаза, присел на стул...
- Да, явственно...
- Причины в чем?
- Карахтером не сходимся...
Волисполкомщики взглянули друг на друга и не знали: хохотать им или сделать зверские физиономии, чтоб насмерть напугать "просителя". Но секретарь вдруг встал и подошел вплотную к старику:
- А ты, в случай чево, не выпимши?
- Никак нет, не до этого теперича,- попятился старик,
- А котелок, тово... не треснувши?
- Насчет какого котелка?
- Насчет твоего аппаратишки: кой грех, не треснул от жары...
- Который? - дивился старичок и неуклюже растопырил пальцы.
Секретарь ударил кулаком себя по голове:
- Да вот про голову твою галюцинация я делаю: в здоровом ду¬хе али как она?
Старик растерянно молчал.
- А как старуха-то, согласна?- перебил предвол.
- Старуха может подтвердить единолично! - ожил старикашка снова.
- В полной салидарности находится?- попятился к своему месту секретарь.
- Да, да, да... И просит умолительно ублаготворить нас сообща...
- Зови ее сюда,- сказал предвол могильным голосом, как перед казнью.
- Сей минут,- повеселел старик и вышел за дверь.
Секретарь потер лоб и, согнувшись, подошел вплотную к председателю .
- Я все декреты знаю наизусть,- сказал он исподлобья,-пусть придет целый совнарком ревизию проделать, но вот такого вавилонско¬го столпотворенья не могу понять... Да ежели игнорировать в газе¬ту этот факт, в почетные селькоры возведут и золотым оружием осыпят. Истинный господь!
Секретарь, как видно, сильно нервничал. Он заходил по комнате тревожно птичьими шагами и ерешил волосы:
- Это я понимаю так!- воскликнул он, расхаживаясь - Октябрьская революция теперь взошла под самую подушку к мужику... и углубляет... Новый быт сосет его как селитер... Спокою не дает... Вот это истинно завоевание.
Секретарь остановился вдруг и прохрипел в упор предволу: Василь Игнатьич, этот факт, имей в виду, с последствием все¬союзного масштаба... Ты запомни, а мы порешим...
Он хотел еще сказать но дверь открылась и, осторожно ступая через порог, старик внес в охапке, как ребенка, благоверную свою.. С сопеньем, кряхтом положил ее на табуретку и, вздохнув, стал открывать лицо, закутанное в шаль... Старуха устремила мутные глаза на председателя, а тот спросил:
- Больная, што ли, старушенция-то у тебя?
- Не действует, товарищи,- ответил озабоченно старик...
- Нутро болит... Разламывает грудь... - сумела простонать старуха.
- Да,- вздохнул и секретарь.- Под кодекс о труде такая не пойдет...
- Я думал - вот пройдет, вот полушает (получшает): звонко начал старичок, - ан ждать – подождать - не действует и баста... Расклеилась вся!
- А почему в больницу не повез?
- Куда, Василь Игнатьич, нам с больницами возиться? Некогда! Сам видишь - время страдное, а положи ее туда, опять же через неделю скажут:
 Срок прошел, бери"... С больницей проволочка только, боли ничево...
Старуха кашлянула гулким кашлем, будто внутренностей не было у ней совсем, и простонала:
- Разведите нас... товарищи... уж к одному чтоб...
- Но кормиться как ты будешь в этой моготе? - сердито обратился к ней предвол.
Старик насторожился, вытер бороду, заговорил:
- Насчет кормления, товарищи, не сумлевайтесь... Буду я кор¬мить ее по гроб жизни... Чай, она мне не чужая, а своя... Но только вот женой чтобы не числилась по списку.
- Ты еще жениться будешь, Цицеронский Македон?- расхохотался
секретарь.
- А как же? - визгнул старичок, - вить по хозяйству баба, ежели  она здоровая, нужней, не знай чего!... А так мне бабу брать, не распишамшись с этой - тоже не резон... Не полагается держать двух жен зараз... Я говорю, ревем обое, а разводимся...
- Вот тебе "карахтером не сходимся"! - вздохнул предвол, поглядывая мрачно на старуху.
- Нонче так все говорят, когда расписываются, - оправдывался старичок,- Уж сделайте такую милость, не оставьте нашей просьбы безо всякого внимания....
Предвол чесался, думал и, нахмурившись, спросил секретаря:
- Ну, как ты думаешь?...
- Я думую, как ты ...
- А как я думаю?
- Вообще ...
- А не влетит?
- Декрета специально нет по этой фигурации, но принимая во внимание их крестьянское происхождение... Вить тут надо так смотреть, Василь Игнатьич,- разгорячился секретарь,- ты вот председатель, например, и должен наблюдать, чтоб новый быт давал ростки по всей во¬лости, как вследствие Октябрьской революции... Но у Артемова имеется уклон мелкобуржуазной собственности. Как он середняк, то, значит, для него нужна здоровая работница в хозяйстве и так далее... Он из¬бирает путь законной регистрации, и мы не можем отказать ему... А как ты есть здесь представитель власти на местах, то должен радовать ся, что тут и овцы целы и волки сыты. Донесем в уисполком об этом новом быте, и я сейчас в газету средактирую: наша волость будет приз на первом плане по всему Союзу ССР!. Я давеча тебе об этом информировал, поэтому я предлагаю подчиниться революции и развести их, как по добровольному и обоюдному желанию, а от себя послать бумагу
в уезд и подробнейшее описание в газету с приложением твоей фотографической карточки для увековечения. Чтоб все потомки дивовались:
- вот, мол был наш вождь - Василь Игнатьич!
Председатель хорошо знал, чем тут дело пахнет: если его карточка появится в газете,- можно смело даже.,, умереть: почетный караул и музыка при похоронах обеспечены.
- Да, это верно!- проговорил он смущенно,- Но насчет карточки - я снимался давно, в солдатах, с гармошкой вот...
- Ниччево! - воскликнул секретарь,- Ведь лик-то твой остался?!
Пока волисполкомщики переговаривались, старики спокойно ожидали своей участи. На лицах их не видно было " грусти раставанья" после долгой трудовой совместной жизни, а наоборот, когда предвол сказал секретарю: "Давай - пиши!"- они вздохнули враз и поглядели друг на друга ласковым прощальным взглядом. Старушонка осенила крестным знамением иссохшее лицо с большими мутными глазами.
- Но только из-за нового быта! - строго обернулся к старикам предвол, - потому как не было еще у нас такого никогда. А при царской власти старшина тебя прогнал бы и в кутузке насиделся-бы за эти штуки. . .
- Благодарим покорно,- кланялся старик,- оченно сочувствую, как власть трудящихся развязывает руки... Расписался и готово... Безо всяких обдирательств от попа ...
- Рубль на гербовую марку!- пробурчал сердито секретарь.
- Ру-упь?!- вздрогнул старик. Но, как-будто спохватившись,покорно вынул из кармана грязненький платочек с узелком и стал развязывать его зубами:
- И жалко отдавать! - мурлыкал он, - да опять же деться некуда.. Последний рубь!
И, отдавая деньги, выдохнул:
- Раз уж затеяно дело - надо доканать...
Старуха застонала:
- Развяжи вот тут... чевой-то душит...
И глазами показали на грудь. Старик кинулся к ней:
- Сичас, мать, тронемся.., Устала?
Секретарь закончил все формальности, приложил печать на гербовую марку и дал на подпись председателю.
- Ну, все: теперьча можете итти! - сказал тот старикам, - да не подеритесь по дороге, хе-хе-хе!
- Очень вам благодарны, Василь Игнатьич, и Вас Геннадь Иваныч.. Теперь я, можно сказать, слободный настоящий гражданин...
- И хозяйственное строительство пойдет вперед, - добавил секретарь .
Старик опять обнял старуху, начал подымать на руки:
- Ну, сердешная, давай, берись за шею... Та-ак! Не больно?.. Ну, пойдем... Прощевайте ... И вышел.
- Вот эт-то новый быт!- воскликнул секретарь, сплывшись.
- И не где-нибудь, а в нашей волости! - шлепнул ладонью по столу предвол, - давай, пиши скорей, куда ты там хотел...
В уисполком напишем донесение, как о происшествии, а в газету озаглавлю так: " Лаврентьевский волисполком уничтожает старый быт на сто процентов. Кто следующий?!
- А я за фотографией махну,- сказал Василь Игнатьич, надевая фуражку.
Но в это время на дворе раздался крик. Волисполкомщики кинулись к открытым окнам и увидели, как старичок возле телеги судорожно тормошил старуху, охал, спрашивал: "Арина! Мать! Глядикось, что с тобой?! "Потом опять визжал, взявшись за голову.
- В чем там дело? Че загомозился?- крикнул предвол.
- Не дышит, братцы!- обернулся старичок- сею минутой положил-ды шала, а потом враз...
Что такое, господи! Арина, мать! Чевой-то ты надумала, родимая моя - завыл старик, припав в телеге.
Волисполкомщики метнулись к выходу и, подбежав к телеге, убедились, что старуха в самом деле, умерла...
- Вот это канитель... - шепнул в волнении предвол, смотря на мертвую старуху искоса, а секретарь вздохнул спокойно и положив руку на голову плачущего старика:
- Не плачь, отец! Все брыт " суета сует и всяческая суета" сказал эпклезиаст.
Тот поднял красное и мокрое от слез лицо и перекошенным ртом проговорил, готовый снова выть:
- А марку ербовую - руль-то можно выручить, товарищ, аль как?
- Теперь уж поздно - с ласковой торжественностью отчеканил секретарь, - Вы расписались по закону, и гербовая марка уж погашена по конституции.
По-прежнему жара калила воздух и нахохлившиеся на ветках воробьи сидели смирно...