Пред ней сам Шариков дурней

Дай суке маузер, кожанку –
пред ней сам Шариков дурней…
Зря не отправил цирк Каштанку
в турне.

Не ладишь, Золушка, с часами?
Ищи механиков-пажей,
чтобы искали туфли сами
мужей.

У лукоморья дуб котами
так облюбован был за цепь,
что кот учёный от мельканий
ослеп.

Принц озабочен был засовом:
в другой раз гостье не уйти!
Не лезет Золушка за словом
к груди.

Неунывающие рельсы
на Льва Толстого – без обид:
факт всех реанимаций в рейсе
забыт.

Высматривал Дубровский Машу
в цепи карет,
но погубил ей жизнь по Марксу
корнет.

Нашлась –  ведь Гоголь нас мудрее –
кровавой драмы высота:
Тарасом Бульбой жизнь Андрея
взята.

В церквушке панночка как мячик
скакала, выли упыри.
Ей вий сказал: «Хому схомячить –
бери»!

Ни днём не строил принц маршруты,
ни в полночь гад –
у золушек все судьбы круты –
начхать!

Илюша  Муромец про полдник
кричал, чтоб всех зазвать на чай,
и даже Соловей-разбойник
молчал.

Москву пытались жечь поляки
в шестьсот двенадцатом году –
с тех пор нетленные бараки
в ходу.

Сломать все рвутся жизнь Кощея
под скорлупой.
Враг вечной жизни неужели
любой?!

В «Трёх толстяках»,  в мужском подвале,
взяв на зубок,
муляж из латекса назвали
Суок.

Знал ли герой, лицо Циклопа
коля до дыр:
готовит мужу Пенелопа
вход в тир.

Сервантес кредо Донкихоту
взял у ветров,
чтоб заработал мельник льготу
с мешка ведро.

Семь гномов. Кастинг. Белоснежке
даст койка знать,
на ком из гномов дом без блеска,
на ком казна.