Люська

   Я познакомился с ней летом 1977-го, в последнем своем строй-отряде. Мы работали тогда в Усть-Куте. Причём мне так повезло, что пол срока я оттрубил в местном порту, Осетрово кажется называется. Гиблое место, но совсем близко, особенно по сибирским масштабам, от места моего первого строй-отряда в Сибири, недалеко от Звёздного, а это уже по другую сторону Лены, там как раз в 1974 году БАМ начинали строить, ну и как же без нас-то?!). В Усть-Куте мы строили примерно такой же двухэтажный дом, как и в Братске, на какой-то окраине. В так называемый центр, или то, что считалось центром, мы не ездили, я был пару раз. Там были трехэтажки, что-то типа бульвара с саженцами, вся эта красота упиралась в кинотеатр и дом быта с магазином и рестораном. Было много пьяных, и я в первый раз увидел, как дерутся каблуками подвыпившие женщины на почве ревности, омерзительное, но захватывающее зрелище. Ну так вот, строили мы двухэтажный кирпичный дом, а помогала нам местная ПМК, с которой у нас и был договор. Они привозили нам кирпич, песок, бетон, перекрытия, перчатки, лопаты и всякую хрень, без которой дом не построишь. Вот Люська и привозила, смотрела, чтобы всё сгрузили и подписывала бумажки. Она многое умела, и тут же помогала, могла, например, кирпичный угол заложить, кто понимает, чего наши мастера и вовсе не умели, а могла девчонкам  объяснить, для чего расшивка и как ею пользоваться. Внешне, красавицей её назвать было нельзя, лицо слишком круглое, блондинка с длинными волосами, глаза голубые, и в каждом чёрт, даже видно его было. Очень она веселая была, на танцы к нам в лагерь приходила по воскресеньям. Я тогда был с Полтавским, а он не университетский, точно могу сказать, что он ей понравился, только у Полтавского тогда голова другим была забита: у него жена вот-вот должна была родить, он переживал, и ему срочно нужны были деньги, поэтому и поехал.  (О Володе Полтавском, светлая память! я писал, см.  (http://stihi.ru/2021/02/09/5196).
    Ещё у нас был на стройке кран и, соответственно, крановщик. Кран пригнали, когда мы уже заканчивали первый этаж, ну а как ещё устанавливать потолочные плиты? Кран был допотопный, на железнодорожном ходу, так что мы вдоль дома проложили рельсы. Крановщик был прикольный, толстоватый немолодой уже мужик, страшный матерщинник и пустозвон. Фамилия его была Макаров или Макеев, точно не припомню, а звали Анатолием. Он ничего не делал, лежал в тенёчке или у себя в кабинке, за день мог одну-две плиты положить. Всегда подходил к нам, когда у нас были перекуры, и обычно рассказывал анекдоты или случаи из жизни. Наши барышни, а на объекте было 4-5 человек, сразу же разбегались, уж больно он матерился. Анекдоты у него были не смешные, типа, «Собрались как-то русский, немец и англичанин…» и т.д.  Он до обеда не пил, а потом выпивал чекушку у себя в кабинке, долго и нудно рассказывал про свои отношения с женой, дело в том, что у него был толстый живот, и вот у него были способы как-то бороться с этим недостатком, он его приподнимал и т.д. При этом сам и ржал как конь, было правда несмешно, но от его работы многое зависело, вот и приходилось слушать эту хрень. Когда приезжала Люська, обязательно подходила, говорила, «Ну что, дядя Толик, опять загибаешь». Я думаю, это «дядя» от того, что она его знала уже давно, когда сама еще ребёнком была, так бывает. Однажды этот Толик особенно разговорился, и рассказал нам, что он был власовцем, но ничего сделать не успел, его осудили, сидел, а потом долго был на поселениях, а теперь вот здесь работает крановщиком. Но, по его мнению, прикол был в другом, он получал пенсию от государства, и от какой-то общественной зарубежной организации, которая радела за бывших власовцев. За правду я не отвечаю, может и врал толстяк, да и Люська относилась к нему крайне пренебрежительно. Однажды кран упал прямо на стройку, поперёк дома, ветром видно качнуло, никого не ранило, был обед, и почти все были в лагере, но кое-кто был и испугался всерьёз, когда эта халабуда ломанулась. По правилам тб, кран должен был стоять на углу, если не работал, так что Толика вполне могли привлечь, но командир решил бучу не поднимать, так что крановщик до конца проработал с нами, но вроде бы стал малость молчаливей. Всякие люди работали на стройках социализма.
    Однажды командир нашёл отряду шабашку, в порту нужно было бетоном заливать площади, надо думать для складов и этих пресловутых Гансов. Порт был крупным, но видимо надо было расширять. Меня с Полтавским как раз засунули в эту команду. Мы работали на растворном узле, ну как растворный узел? Просто бетономешалка и избушка на курьих ножках рядом. Мы в основном мешали бетон, и в принципе, это дело не хитрое: загрузил щебень в ковш, насыпал цемент, а дальше лебёдка его поднимает и опрокидывает в бетономешалку, это дело размешивается и высыпается в подъезжающий самосвал. Вся песня. А попробуйте так на жаре с летящим в лицо цементом, грохотом и проклятыми носилками. В общем, к вечеру мы были никакие. Да ещё с обедом – привозить из лагеря было невозможно, местная столовая – это был не вариант, даже местные рабочие в неё не ходили, было там царство водки, поэтому видно мы и потребовались: ни одного трезвого рабочего после 10 утра я не видел. Так что мы брали сухим пайком из лагеря и варили чай на костре.
    А по воскресеньям – выходной, мы валялись в палатках, подшучивали друг над дружкой, вечером были обязательные танцы, приходили местные, в основном – девушки, но не только. Люська обязательно приходила, и всегда на белый танец приглашала Полтавского, а у него, как и у меня, руки от носилок не разгибались и дрожали. В общем, таким Макаром всё и проходило до конца августа. Дальше всё свернулось, дом приняли, и мы уехали.
    И вот, зимой 77-года, мы переехали в Ясенево, на улицу Паустовского, тогда это были выселки, метро не было, ближайшее – Беляево, транспорт ходил по кругу в одном направлении, короче добраться было проблемно. Я поступил в аспирантуру, у меня родилась дочка и мне стали приходить повестки, короче, всё в одном флаконе. И тут, месяц не помню, может уже и после Нового года, звонят, я открываю – Люська с подругой. Здрасьте вам! Понимаете, адрес я ей дать не мог, телефона у меня не было. Но жизнь была другая: никаких там железных дверей и созвонов! Всё это тогда было немыслимо, и адрес, если бы он у меня был, я ей вполне мог бы дать. Так что Люська мой адрес узнала в справочном бюро. Но что сейчас-то вот делать? На Люське была шапка с длинными ушами, синяя такая из непонятно чего, сверху был снег. Нужно было их пригласить и предложить чай. Да и что было в дверях топтаться? Я и пригласил, но вдруг подруга заартачилась, что ей там в голову пришло? Правда я был в халате, тогда и мужчины сплошь дома носила халаты, но точно не знаю причины, говорит, ты хотела – мы приехали, вот и всё. Она стала про Полтавского спрашивать, я и не сомневался, для чего она ко мне приехала, а вот тут была проблема: у него родился сын, а жена запила, да не просто, до больницы дошло, как там у него – я не знал, общались мы редко. В общем, я решил, что телефон я дам, но предупредил Люську, что да как. На нее жалко было смотреть, в общем, от чая они отказались наотрез. В двух словах, Люська бросила свой Усть-Кут и подалась в столицу строить олимпийские объекты, это были «лимитчики», которых по лимиту брали в Москву на работу и обещали жилплощадь и прописку. Тогда не так просто было в Москве, ни жить без прописки, ни работать, так что это была видимо первая ласточка надвигающихся перемен. Люська внешне не изменилась, только коротко постриглась и покрасилась перекисью, всегда меня интересовало, зачем такие самодельные блондинки. Но это не суть, не сидится русскому человеку, он и на восток может рвануть, может и на запад. Не знаю, что с Люськой сейчас, получила ли она квартиру в Москве тогда, или вернулась в Усть-Кут, вышла ли замуж и нарожала кучу детей, ничего не знаю, но видимо я о ней вспомнил неспроста. Не так просто будет Западу с русским человеком. С Днем России, дорогие!
Фото: Усть-Кут, я на рабочем месте.

12.6.2024