Дождь

Поливают заботливым небом,
согревают бесстыжим лучом —
кормят ночью простуженным ветром,
побренчав перед дверью ключом.

И уходят, тревожно нахмурясь,
до утра пропадать где-то там.
Ну, а я, как всегда, обязуюсь
заплатить и раздать по счетам —

все тревожные числа и цифры,
закорючки и сноски графы,
подобрав по наитию шифры
бессознательной стихострофы.

И опять в сновидениях вижу
очень длинный пустой коридор.
В нём шуршат потихонечку мыши —
и читает судья приговор

над измятым листом междометий,
над усопшим недавно сверчком —
и пускает ребро на монете
бесконечно вращаться волчком.

Мне бы выдавить чёрные стёкла
в сновидениях и наяву —
может там в темноте уж издохла
мировая печаль по добру.

И лежит, как прохладная туча
в лужах радостного сквозняка —
а несчастный трагический случай
разбивает бокал коньяка.

Кривоногая спешка за чем-то
поскользнуться боится всегда,
когда выпито небо — и кем-то
вся раздета на улице тьма.

И застенчиво в стопке веселье
декламирует всяческий бред,
позабыв про тоску и похмелье,
и неправильно спетый куплет.

Поцелуй меня яркое пламя,
погреми белой костью скелет.
Я надеюсь, что глупая память
не забудет от Бога привет.

Поливают заботливым небом,
согревают бесстыжим лучом.
Я был счастлив с простуженным ветром,
и бренчал перед дверью ключом.