Морозный вечер вскрытой веной чах

Морозный  вечер  вскрытой  веной  чах.

На  блюдечке  окна  в  кристаллах соли

Висела  просогрудая  луна.

И  яблоко  в  железной  кожуре - 

Приобретеньи  раннего  мороза - 

Ей  повторялось  в  глубине  ветвей.


Все -  заполночь...

Часы  жевали  жвачку

Соломенных,  обугленных  минут,

А  в  комнате  царило  серебро

На  всех  предметах.

Словно мох  на  камне

Стеклянный.  Лунный  свет произростал, 

тянулись  целофанновые нити

вдоль...  поперек...

И  не  было  мне  сна.

Казалось  мне  как будто  я - рука,

единственно  понятная,  живая,

что  тычется  слепым  еще  щенком

в  поверхности.

И  памяти  не  внемля,

пытается  понять -  к чему  нога

и  грудь  к  чему,  и  тусклое  мерцанье

бессонных  глаз.  В  картонной  голове

зачем  всё  это  не  соеденимо?

Как  будто  бы  упал  со  стрехи  лед

и  на  куски  сухие  расколся,

и  в  гранях - изможденных  зеркалах 

видна  разлома  грань  -  везде  одно  и  то же...


...Был  остров  пуст,

а  море  утекло

и  обнажило  шаткие  провалы.

И  страшно  было  вдронут  чтобы  вдруг

своим  же  эхом  не  рухунуть  эту  бездну...


Ударил  колокол...

Ни  в  этих  временах.

Он  то  ли  умер,  то  ли не  родился,

но  был  так  слышен выплеснутый  звон

и  запах  меди, черной  и  холодной

был  осязаем.


А  собачий  вой

был  не  недоступен,  но  не  обратим.

Он  для  вселенной  не  существовал...

И  был  он  -  вой  глухонемой  собаки.


Хотел  ли  я  чего?

Да! Я хотел!

Хотел  душистой  зелени  вина,

мечтал  любимую,  ушедшую  в  апреле,

искал  в  самом  себе  осенний  лес

и  тосковал  за  плодною  землёю,

за  радостными  смехами  людей,

за  их  детьми,  воспитанными счастьем.

Казались  мне  дела  их,  как дубы,

готовы  были  праздовать  столетья

своей  мозолистой  корой.

Я  жаждал  исцелящего  зренья,

пришествия  томатовых  времен,

времен, текущих  в  сотах  раскаленных,

времен,  как  солнцев  в  макововом  поле.

Времён  как  полнолуния  дельфинов

Что  нитью  облика  несут  снопами  волн...


Но  не  было  дано.. 

И  я  лежал

чудной,  клубнично-гипсовой  рукою

между  самим,  укачанным  собой,

боясь,  что  стрелка  чаш  не  пошевельнулась,

чтоб  равенства  навек  не  потерять.

Дымился где-то  ниже  вой  собак.

Вверху  луна  с  железной, плоской  грудью

напевом  электрическим  плыла.

Гармонией  земле-непостижимой

был  колокол  во  мне...


16


Нагое  слово...

Что  это  за  слово?

Это  город,  в  котором  не  осталось  ни  одного  человека.

Это  город,  в  котором  не  сохранилось 

ни  одного  здания.

Это  города,  по  которому  ветер  прошелся  так  же  свободно,

как  по  оболочке  глаза,

растаяв  непроизвольной  слезой...


Я  говорю  -  город!