О Свободе

О СВОБОДЕ

***
Свободу надо выстрадать,
Свободу надо выплакать
Из крови и обид!
Свободу надо выковать,
Свободу надо вырубить
Из камня и цепей!
Свободу надо выискать,
Свободу надо вытащить
Из тьмы и тупизны!
Свободу надо вымолчать,
Свободу надо выкричать
Из праздности хоров!
Свободу надо выдумать,
Свободу надо вылепить,
Как Бога из песка!

***
Свобода взывала: «Пустите, пустите!»
Война умоляла: «Убейте меня!»
Отчаянье ныло: «Придите, придите!»
А жизнь подвыла, смерть плетью гоня…
Все пело, плясало в немом безрассудстве,
И серость кружилась в палитре огней,
И мудрость тонула в бездарном занудстве,
И время летело в бессменности дней…

УЧИТЕЛЬ

Яркие, желто-белые квадраты решетки отражались на стене. Солнечные лучи пробивались сквозь щели между потными парчовыми шторами и оконными проемами, отпечатывая прямоугольники света на бледной кремовой штукатурке.
Платала-класс был почти пуст. Полтора десятка девиц-студенток занимали меньше половины второго ряда.
- Хм… - дернула меня за рукав Дивачка. – Формашка у студиек, точняк, как в наших казёнках… Только у нас – коричневая с фартушнёй…
- Ага… - кивнула я, мало что поняв из этого замечания.
- И нам уже позволено выше чашечек… - продолжала повествовать Тася, указывая взглядом на свою юбку.
- Так, так… Добра… - поддакивала я, давая понять, что сейчас не время говорить о моде…
За небольшим зеркальным столиком сидел, покручивая в руках перо, человек. Полы темно-синего сукна его камзола не доставали до полу двух-трех вершков, скрывая под собою круглый, расшитый золотым узором, стульчик. Белоснежные, слегка примятые кружева рубашки обрамляли массивную шею. Звучал тихий, немного застенчивый, но уверенный голос.
- Согласно Платону, избыток чего-либо приводит к своей противоположности. Поэтому избыток свободы, считает Платон, приводит к рабству, тирания рождается из демократии как высочайшей свободы. Сначала, при установлении тирании, тиран улыбается и обнимает всех, с кем встречается, не называет себя тираном, обещает многое в частном и общем, освобождает от долгов, народу и близким к себе раздает земли и притворяется милостивым и кротким в отношении ко всем. Постепенно тиран уничтожает всех своих противников, пока не останется у него ни друзей, ни врагов, от которых можно было бы ожидать какой-либо пользы… Ааа… Полина Николавна, – мимолетная улыбка чуть тронула уголки губ профессора. – Рад, весьма рад снова видеть вас! Проходите в аудиторию… И вы, сударыни, прошу, занимайте свободные места…
Смущенные до покраснения щек босоногие сударыни торопливо уселись за парты. Я заняла свое место во втором ряду слева, поставив у скамьи ружье.
- С нами еще один, необычный слушатель, пан, профессор… - кивнула я на Ваську, стоявшего с Ирой у входа.
- А ему по силам будет спокойно посидеть хотя бы какое-то время?
- Думаю, да…
- Ён у меня тихий, деликатный… - продолжала заступаться за своего друга Ира.
- Ну, тогда – прошу… - указал взглядом на лавки профессор.
Циркачка села с краю первого ряда. Медведь привычно лег подле нее, возложив голову на колено хозяйки.
- Итак, будут ли вопросы ко мне? – профессор терпеливо выждал, когда затихнет топот и перестанут хлопать и скрежетать парты.
- Можно? – со скамьи поднялась бледнолицая худенькая в синей атласной кофте девушка.
- Да, конечно…
- Всегда ли нужно указывать критерии, говоря о свободе?
- Всегда! И прошу заметить, что в человеческой истории этих критерий не было и нет… - он прикрыл губы, подперев неширокой ладонью лицо.
- Это значит, что индивид никогда не был и не будет свободен? – за грудным, хриплым голом за моей спиной последовал скрип парты.
- Увы… - развел руками профессор. – Абсолютно – никогда.
- Дык навошта ж нам біць паноў, уздымаць паўстанні?! – девчонка, лет двенадцати, пополнившая пошлой ночью мою группу, ударила маленьким кулачком по парте. Стеклянный чернильный бочонок зазвенев, задрожал, но остался в железных завитках подставки.
- Не забывайте обозначать рамки, говоря о свободе, барышня, - снисходительно улыбнулся профессор. – Как бы парадоксально это не звучало…
- Гэта як? – редкие, длинные ресницы девушки часто заморгали, открывая и закрывая зеленые, прозрачные глаза.
- А так, - вмешалась в разговор Перепрыжка. – Ты б магла ўчора пайсці да дому, а пайшла з намі...
- Дык усе пайшлі...
- Да, верно, - кивнул Наде профессор. – Это – свобода выбора…
«Перепрыжка-недопрыжка…» - промелькнуло у меня в уме.
- Тады і ў паноў ёсць выбар: здзекавацца над намі, альбо араць зямлю...
- Будуць яны табе араць! Як жа... Чакай... Калі певень салоўкай заспявае...
- Навошта ім араць, калі ў іх ёсць мы?!..
- Высшие сословье, в большинстве своем – рабы собственной подлости… - задумчиво произнес профессор.
- Як гэта? Паны – ды рабы?!..
- Турецкий султан волен дать команду своим слугам стрелять по луне, и может приказать построить дворец…
- І вольны загадаць начапіць ошейник...- раздался вздох циркачки. – І трымаць на цепи...
- Это и есть – рабство собственной подлости. Свобода – большая ответственность и работа. А рабы не выносят, боятся ответственности. Рабы бегут от свободы. Всегда.
Два пальца мягко легли на потертый край парты. Стараясь выпрямиться резко и быстро, профессор поравнялся со мной.
- Уф… - вырвался у него глубокий, тяжелый вздох. Сложенная мной во время лекции бумажная птичка прижалась к его груди.
«Уф»?!.. Почему «Уф»?! Какое знакомое это «Уф»… Где-то я слышала это «Уф»?». Шелест пожелтевшего листа и охрипший, но по-прежнему спокойный и уверенный голос прервал мои мысли:
- Свобода взывала: «Пустите, пустите!»
Война умоляла: «Убейте меня!»
Отчаянье ныло: «Придите, придите!»
А жизнь подвыла, смерть плетью гоня…
Все пело, плясало в немом безрассудстве,
И серость кружилась в палитре огней,
И мудрость тонула в бездарном занудстве,
И время летело в бессменности дней…
Зачем же из таких философских стихов делать журавликов, Полина Николаевна? – он вернул мне исполосованный множеством перегибов пожелтевший лист бумаги.
- Пусть хоть бумажный журавлик будет свободен…
- Libertas res inaestimabilis . – уголки бледно-розовых губ чуть опустились, на припухлых щеках на миг показались ямочки.
- Да, Андрей Сергеевич, - улыбнусь в ответ я.
- Вижу, ваши сочинения становятся все более глубоки и философски…
- Стараюсь, учитель…
Улыбка вновь промелькнула на его лице.
- А что случилось с вашими пятками? – его взгляд скользнул вниз, серые глаза устало, но внимательно смотрели на меня.
- А это так… Заговор Ведьмарки смешанный с черничным соком… - смутилась я, пытаясь обтянуть сарафан пониже.
- Сок Вядзьмаркі, каб гайсала шпаркі... – ироничный голос Наташи заставил меня вздрогнуть.
- Як ты заўсёды неўзаметку падкрадаешся...
- Справа ў тым, што яе пяшчотныя пятачкі не выносяць мулкай лебяды і шурпатых карэньчыкаў, прафесар, - продолжала поддевать меня Хитрова.
- И агитационное дело у вас продвигается…
- Это все – мои подруги, без них, мне б не справится…
Прежние и освобожденные этой ночью из «зеленого плена подруги» торопливо вылезали из-за парт и окружали нас.
- Ну, не скромничайте… Не приуменьшайте свои способности…
- Не вгоняйте меня в краску, профессор…
- Иначе, что, ваши щеки покраснеют, как ваши пятки?..
- Счырванеюць, счырванеюць! І чарніцы не патрэбны...
- І ні сонейка, ні цяпельца...
- Ага... Падрумяняцца самі сабою! – защебетал усмешливо девичий рой.
- Вунь... Глядзіце, ўжо чырванеюць!..
- А что дальше думаете делать? – мягко и тактично сменил тему разговора Андрей Сергеевич.
- На фабрики, заводы нужно идти… Поднять как можно больше людей…
- Да, верно, - кивнул он. – А потом я бы вам совет…
За дверью раздался резкий грохот и звон падающего стекла.
- Зялёныя!.. Карнікі!..
- Напэўна шэры грыб ачуняў і паклікаў... – белобрысая девка из Викиной группы оглянулась, ища кого-то взглядом.
- Эх, слабавата лапатай па плешцы ўсмалілі!.. – коренастая блондинка стукнула железным копачом по мрамору.
Двери распахнулись. Глиняный горшок с фикусом, ударившись о пол, раскололся на четыре части. Острые, многоугольные черепки, дребезжа, закружись на зеркальной поверхности. Темно-коричневые, блестящие от влажного чернозема, корни, распластались на плите. Казалось, они вот-вот оторвутся от удерживающих их тонких стволов и расползутся по всей аудитории жирными земляными червями…
- Что у вас тут за собрание босо-сарафанное?!.. – Зеленый офицер стоящих вдоль первого и второго ряда девчонок.
- Тут у нас, собственно, лекции, - невозмутимым, хрипловатым голосом ответил Андрей Сергеевич.
- По какому же предмету, позвольте узнать, пан профессор? – офицер топнул, стряхивая со шнуровки комочки земли.
- По философии…
- По философии?!.. – усмехнулся Зеленый в рыжий, загнутый к низу ус. – Хотите сказать, что это… - он демонстративно прокашлялся. – Что эти барышни что-то понимают в философии?..
- Homo doctus in se semper divitias habet … - спокойно, с расстановкой отвечал Андрей Сергеевич. – Науки подвластны всякому уму, который алчет оные впитать…
- Ты меня латынькой-то не стращай, панове… Вот моя наука, - Зеленый поводил дулом кремневки у самого носа профессора. – Самая премудрая из всех…
- Не смей дотыкаться до пана! – запрыгнув на парту, Бойкова в несколько шагов подскочила к офицеру.
«Перепрыжка-недопрыжка…». – кулаки мои сжались, не заметно для меня самой.
- Подыми, подыми-ка мешочек повыше, козочка… - офицер, слащаво цокнув языком, медленно отвел ружье от лица профессора и провел мушкой по выбрызганному краю мешковины. – Какой подольчик-то… И подрезать не надо…
- Да что вы все к нашим подолам приклеились?! – Дивачка сплюнула на пол. – Мода такая – двадцать первого в восемнадцатый век переходняк.
- И вот этому… - Зеленый растягивал каждое слово. – Сарайному быдлу вы преподаете философию, профессор?..
- Гэта хто тут быдла, коннік клышаногі?! – щеки Зои покраснели пуще обычного.
- Вот до чего приводит ваше вольнодумство, профессор, – кончик рыжего уса дернулся у самого носа Андрея Сергеевича. – Оно еще и недовольство проявляет и служащим его императорскому величеству оскорбления наносят…
- Но вы же первыми изволите их оскорблять, - чуть отклонил голову профессор.
- Желаете преподавать философию острожным крысам? – Зеленый не отводил цепкого взгляда от усталых серых глаз.
- Гэта мы яшчэ паглядзім, хто будзе размаўляць з мышамі ды пацукамі...
- Альбо магільных чарвякоў накорміць.. – за его спиной раздались решительные женские голоса.
- Можа спадара афіцэра пачаставаць лапатай, як шэрага вартаўніка?..
- Ба! – Зеленый ударил свободной ладонью о кулак, сжимающий ствол ружья. – Да вы, я смотрю, бабью охрану завели себе, пан профессор.
- Приказ на мой арест имеется? – Андрей Сергеевич едва заметно прикусил нижнюю губу.
- Сейчас будет тебе приказ…
- О… Полька... – девка в кофейном, разодранном по бокам, сарафане, подмигнула мне. – Як ты, у рыфму загаварыў...
- Отойдите, дайте пройти… - стараясь сохранять спокойствие, подобно Андрею Сергеевичу, я взялась за ствол и отвела его от лица учителя.
Зеленый схватил кремневку другой рукой и оттолкнул меня на два шага.
- Стойте, Полина, стойте… - мягкая ладонь профессора легла мне на спину. В следующий миг веснушчатый нос офицер сморщился от мощного удара слева.
- Что стоите, раззявы?! – зашепелявил он солдатам. – Стреляй!
Короткие щелчки затворов эхом ударились о стены.
- Снооова в риифму… - профессор рванул кремневку к себе.
- Валі коннікаў! – крикнул кто-то из девчонок.
Дюжины три Зеленых, стоящих все это время в проходе у кирпичной перегородки с цветами, навели ружья в нашу сторону. Девчонки, перепрыгнув парты, метнулись к ним.
- Стреляй, ослы! – хрипел офицер, пытаясь удержать ружье.
Эхо ударило о стены и повторило приглушенный залп. С потолка посыпалась белая пыль. Несколько девок замерло, откинулось назад, и, будто теряя твердость под ногами, стали медленно опускаться на пол. Удивленные, непонимающие взгляды окатили холодом неизбежности…
Поборов мгновенное оцепенение, я повисла на кремневке офицера.
- Уммм… Тттварии… - скрежетал зубами Зеленый, разжимая пальцы.
- Полина!..
Мой лоб уткнулся в кружевную манишку профессора. Он прижал меня к себе еще сильнее… Оттолкнулся вперед, и, стал опускаться на колени, потянув меня за собою весом тела…
- Осторожно… - неуловимая улыбка чуть коснулась его губ. – Крыска…
- Андрей Сергеевич… - мои руки задрожали у него под мышками, - Андарка! – я силилась удержать его на весу, но все прибывающая тяжесть и слабость притягивала нас к земле…
- Да, Крыска…
- Крыс… Это был ты?.. – мысли мои путались, руки предательски дрожали.
- Уф… - наконец узнала я знакомый глубокий вздох.
- Крархх… Тьфу – поднялся с полу Зеленый. – В атаку! Цельсь, стреляй, раззявы! – схватил он уроненную кремневку.
- А вы, чаго застылі, спадарыні?! Наперад! – скомандовал кто-то из девок студенткам.
- Васенька, дави их!
Раздалось оглушительное клокочущее рычанье и скрежет ногтей.
- Давай, Васенька, давай! – подгоняла медведя Ира.
- Медведь!..
- Медведь!.. – отпрянули к дверям Зеленые.
- Что шарахаетесь, вашу мать?!.. – офицер скрестил кремневку с лопатой Тони. – Медведя не видели?!..
Краснощекая рывком вытащила лопату из-под ружья и с размаху хлопнула по его темени. - Вось і табе, грыб зялёны!
Кокарда с двуглавым орлом покатилась ей под ноги. Зеленый рухнул спиной на парту.
- Дзеўкі, душы іх! – Тоня подняла над головой потемневшую железную бляшку.
- Душы іх!
- Бій!
- Наперад! – оставшаяся было у перегородки девичья волна хлынула к дверям. Зеленые попятились к выходу в коридор.
Уже оттуда доносились, стуки, хаотичные выстрелы, бабьи крики, медвежье рычанье, матерная брань, сливающиеся в один, усиленный эхом гул…
- Андар! Андарушка… - повернула я голову к учителю.
Прошло несколько минут, а внутри меня, казалось, пролетела вечность.
Он улыбался, как всегда, уверенно глядя прямо в глаза. Только серые зрачки становились светлее и прозрачнее, да от природы алые, даже к пятидесяти годам, губы, бледнели все больше и больше.
- Уф, Крыска…
- Зачем ты прикрыл меня, зачем?!.. – я обхватила его голову и осторожно приподняла.
- Не терпится поскорей в земельку?
Он лежал на животе, опираясь на локоть. Из-под правой лопатки сочилась багровая, густоватая струйка.
- Я хочу быть с тобой… - я дотянулась до кем-то оброненного плата, скомкала его и прижала к ране. – Только с тобой!..
- Посмотри, сколько у тебя подруг… - его лицо снова опустилось на мои колени.
- Я одна среди них… Совсем чужая… - я помогла ему повернуться на бок, чтобы было легче дышать.
- Привыкай… Это теперь твой круг. Ты должна вести их за собой…
- Совсем чужая в этом оголтелом бабьем стаде… - бормотала я, чувствуя, как промокая, теплеет платок. – С тобой… Хочу быть всегда с тобой..
- Ты будешь со мной… Будешь… А сейчас... – он попытался вдохнуть поглубже, но сухой, короткий кашель заглушил вдох. – Сейчас – иди к ним…
- А ты?.. Врача!.. Я позову врача…
- Ага… - едва кивнул он.
- Я пойду, а ты исчезнешь… - догадка вырвались вслух, заставив меня вздрогнуть от понимания неизбежности потери.
- Я приду за тобой…
- Когда?
- Скоро… Ведь ты же моя Крыска…
- Твоя Крыска…
- Ну, да… Иди же… Найди врача… И веди всех на фабрику…
------
***
Останься со мною навеки –
Пусть вечность продлится лишь миг…
Останься печатью Сенеки
Его не написанных книг.
Останься пленительной дрожью,
Останься шипом зимних роз…
Останься иконой безбожью,
Останься улыбкой всерьез.
Останься кинжалом иль ядом –
Останься чем хочешь во мне…
Останься густым снегопадом,
Но лишь не растай по весне!
Моей тайной язвой поранься,
В один миг со мною умри…
Останься, останься, останься
И вместе со мной оживи!
***
Других учителей не надо,
Лишь тех, кто крылья дарит нам,
И кто звезду из звездопада
Кричит: «Лови! Ты сможешь сам!»
В ком мудрость зиждется и бьется
И в черепке, и слева там –
Мотором жизни что зовется,
На зависть солнечным лучам
Оно костром нас согревает,
И рядом с ним тепло-тепло…
Умненьких везде хватает…
А мне с мудрейшим повезло!
***
Необдуманное слово
Может ранить иль убить…
Оно совесть в нас сурово
Будет вечно теребить.
Ты прости, далекий Гений,
Ты прости меня, прости,
Что коснулась я творений
На лету, не по чести…
Я так искренне хотела
Всему учиться у Тебя…
А сегодня пролетела,
Как фанера, все губя…
***
Другие травили,
А ты – поишь медом,
Другие рубили,
Ты – раны мне йодом
Подув, прижигая,
Учишь стоять;
Удар отбивая,
К идеям взлетать.
Крыло мне так надо
Расправить с твоим…
И будет награда –
Мы оба взлетим!

(Из моей повести Нимб Андара)

***
Мне бы крылья – я б к тебе,
Мне б свобода – я б везде;
Мне б из дымки облака,
Мне бы добрая рука,
Мне бы голос тихий твой…
Мне бы все, всегда с тобой…

***
Она жил на улице Свободы в оковах бренной суеты...
***
Когда мужчина женщине дает свободу, – она нужна, прежде всего, ему, а не ей!

***
Когда я тебя целовала,
Хотелось тебя укусить…
Я свадьбу с тобою играла,
Но как же хотелось выть…

С подушек летели перья,
Мелодия будила страсть…
Та наша последняя серия
Меня отравила всласть.

Свобода, свобода, свобода –
Я больше не арлекин…
Уж лучше играть урода,
Но не рабу мужчин.

На сцене была царицей,
А в жизни была рабой,
Была я ручною синицей,
Отныне я буду собой.

Либерта – Свобода

Перевод песни Libert; – Al Bano & Romina Power

Она опускается птицей
На плечи идущего в ночь,
Которому днями всё снится,
Что сердцу забыть уж невмочь…
И между домами, церквями
Женщина ищет всё тех,
Кого уже нет больше с нами,
Чьей кровью алел утром снег…
Во имя Твоё, о Свобода,
Легли они в землю не в срок,
Легли, не дождавшись восхода –
Призвал их в Хранители Бог.
Я плачу без тебя, Свобода…
Одиночество и тьма;
И смысла нету ждать восхода –
Коль нет Тебя, в душе зима…
И как я без Тебя жить буду? –
Ведь без Тебя жить смысла нет.
Свобода, Ты подобна чуду,
Как Небом посланный рассвет.
Восстанет хор, в раю живущих,
Чтобы воспеть Твою обширь…
Свобода, ради всех грядущих,
Не покидай сей рабский мир!
Белеет кожа, как бумага,
От боли на щеках мужчин…
Теперь в хуле у нас отвага,
В почете сила да цинизм.
Наш дух не дружит со смиреньем…
Но свет рождается в ночи,
Как солнце в сердце слабых зреньем,
И голос в тишине кричит,
Что возрождает гимн Свободы,
Багря туманность небосвода…
Я плачу без тебя, Свобода…
Одиночество и тьма;
И смысла нету ждать восхода –
Коль нет Тебя, в душе зима…
И как я без Тебя жить буду? –
Ведь без Тебя жить смысла нет.
Свобода, Ты подобна чуду,
Как Небом посланный рассвет.
Восстанет хор, в раю живущих,
Чтобы воспеть Твою обширь…
Свобода, ради всех грядущих,
Не покидай сей рабский мир!
Свобода… Больше не заплачу,
Хоть одиночество и тьма;
И смысла нет уж ждать восхода…
Но нет Тебя, в душе зима…
И как я без Тебя жить буду? –
Ведь без Тебя жить смысла нет.
Свобода, Ты подобна чуду,
Как Небом посланный рассвет.
Восстанет хор, в раю живущих,
Чтобы воспеть Твою обширь…
Свобода, ради всех грядущих,
Не покидай сей рабский мир!

поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия