У старого рудника. Парафраз сказа Бажова П. П

Из пяти заводов горных,
Что входили в Сысерть был
Полевской одним лишь местом,
Где я до того не жил.

О заводе этом старом
Разговор порой в семье
Заводил отец. Он родом
Был оттуда. Часто мне

Говорил с насмешкой: «Всё же
В Сысерти чудной народ,
Вроде, при большой дороге,
А как глухо всё ж живёт,

В беспорядке. Кто, где вздумал,
Там построился. Ан нет
Бы по нитке дома ставить,
Как у нас, меж них просвет.

Улица то шире, а то
Так узка, что не пройдёшь.
На смех сделано. Упрёшься
В дом али в тупик зайдёшь».

А завод медеплавильный
Вовсе ветхой, просто страх.
Одним словом, чудно место
Было даже в тех годах.

Моя бабка от рожденья
Была «сысертских родов»,
И в число «обменных девок»
С малолетних-то годов

На завод была насильно
Свезена. Как видно там
Девок шибко не хватало
Местным полевским парням.

Вот такой закон был принят,
С малолетства сирот чтоб
В дальний прииск снаряжали.
А чего ждать от господ?

Брали сирот и отцовых.
Чтоб не убежали их
Под охраной верной стражи
Гнали вдаль едва живых.

Так что слёзная дорожка
В эту сторону вела,
И девичьими слезами
Шибко полита была.

По сей день не просыхает,
Сколько сгинуло, бог весть.
Моя бабушка, вздыхая,
Говорила, что не счесть.

Тот завод пришёлся в яме.
Медная гора звалась
Гумешками. Место гибло,
А грибов там, просто страсть.

Страховитое местечко,
Ну, а в целом ничего:
Лес кругом, морошки много,
Ельник, пихта… Оттого

Дух хороший. Пихту в праздник
В избах по углам кладут.
И чеснок растёт обильно,
Его солят и пекут

В пирогах. За то полевских
И дразнят чесновики,
Ведь чеснок полезен, хвори
Отгоняет. И, поди,

От него у них не слышно
Про скота-то падежи.
Молоко горчит, а пузо
Крутит, ток штаны держи.

Меня ж больше волновала
Эта Медная гора,
Малахит там добывали,
Извлекали на-гора:

Фольбортит, медь самородну,
Колчедан, халькотрихит,
Бурый железняк и зелень,
Брошантит, лазурь, элит.

«Место само проклятуще, -
Моя бабушка твердит. -
Сколько давленых людишек
Вечным сном в горе той спит.

Вспоминать даж неохота,
Дрожь проймёт, лишь помяну.
Так и вовсе б не глядела
В эту саму сторону».

В Полевском заводе часто
Нет работы, перебой.
Полевчане проживают
Лишь растительной едой.

Тем, что бьют по огородам
Ямы. Уж привычка, знать:
Пусто в животе, на грядке
Надо золото старать.

Мой отец в заводе место
Получил и разрешил
Ехать с ним. Ну, и я тут же
Справить проводы решил.

С детством от души проститься,
Накупаться на пруду,
Кое с кем успеть додраться,
Помириться на ходу.

Во все летние забавы
С пацаньём переиграть,
И не только в околотке,
Но и с пришлыми. Как знать,

Жизнь, мож, взрослая закрутит,
Не до игр будет в ней.
Сохранит надолго память
Тепло этих летних дней.

Надо же сказать, что сильно
Здесь Урал понижен был.
Ну, а горная дорога
Вкруг вела. Хозяин слыл

Бережливым. Тратить прибыль
На строительство дорог
Не желал. Деньгу он тратил
За границею, как мог.

Где-то четверть миллиона
На потребности семьи.
Оборудованье старо,
А запросы велики.

Но народ земли держался,
Твёрдо веря, что она
Уж прокормит завсегда и
Что богатствами полна.

Спать начальству заводскому
Можно крепко наперёд.
Ручеёк рабочей силы
Никогда не истечёт.

Как-то позже довелось мне
По приметам дом искать
В старом Мраморском заводе.
Там кустарь жил. Поплутать

По посёлку пришлось дважды,
Больно неприметен дом.
Так, хибарочка с окошком,
Стены сложены столбом,

Как забор обычный, брёвна
Упираются в камень.
Крыша драницею стлана,
А окошко (и не лень),

Венецианское, навроде:
Ширина от высоты
Враз поболе. Понимать так
Надо, что для красоты.

Говорил Иван Степаныч,
Дел надгробных мастер: «Тут,
Вишь, всё мрамором устлано.
Камень добрый, его чтут.

От работы камнерезной
Ведь обломыша полно.
Вот решили на дорогу
Сыпать. Мож, кому чудно,

Что дороги на деревне
Чистый мрамор. Отшлифуй,
Воск вотри и чудо света,
Хоть картины с нас рисуй.

А проезжие бранятся:
Трудно, мол, коням ходить
И колёсам наказанье.
Как всем людям угодить».

В узких улочках, казалось,
Глухо будто в яме, ведь
В край плотины упирались:
Яма ямы посередь.

Был завод как на «отрыве»
От дорог и городов,
И движенье шло в одну лишь
Сторону. Со всех боков

Лес стоял непроходимый,
Много речек и болот,
Край глухой и нелюдимый,
Но народец всё ж живёт.

Подъезжая к Полевскому
Первым делом я искал
Гору Медную. Её так
Себе ясно представлял.

Вкруг завода было много
Крытых хвойным лесом гор,
Но вот Медной не увидел.
Я отцу сказал в укор:

«Где гора? Лишь чисто поле.
Только кустики, трава,
Загородки жердяные».
Но отец сказал: «Гора.

Раз руду здесь добывают,
Значит медный то рудник,
Ведь породу извлекают
Из горы всегда. Что, вник?

Просто горы все различны,
Та стоит во всей красе,
А другой горы не видно,
Потому, как вся в земле».

Полевской завод был первым
В Сысертском-то округу,
Тысяч десять населенья
Для работы в руднику,

В печи доменной, прокатном,
Листокатальном цеху,
Сварочном аль в углежогах,
Аль ещё каком труду.;

Жизнь в Полевском полудика,
Тяжела, зато сытна.
Вот наёмным работягам
Много хуже. Чья ж вина?

Приходилось горемыкам
Часто впроголодь робить,
В первобытных жить условьях,
Долю горькую влачить.

Углежоги – каторжане,
Жили замкнуто, знались
И роднились со своими
Лишь. Какая ж это жисть.

И с одним таким семейством
Приходились мы в родстве.
Жизнь домашнюю вблизи я
Видел, в полном естестве.

Дом довольно был просторный,
В горнице сплошь сундуки,
Все с приданным, а с едою
В дом нельзя. И не моги

Даже печь топить. Добро чтоб
«Не заглохло» от тепла.
Вдруг туда мышей приманишь
Аль огонь до барахла.

Пол устлан половиками,
На кроватях весь убор,
По углам шкафы с посудой:
Выставка, всё на подбор.

Мол, живём других не хуже,
И добра у нас с горой.
А семья же вся ютилась
Лишь в землянке куренной.

Многолюдные семейства
Жизнь в лесу свою вели,
Сено впрок заготовляли,
Плахи, чурки на угли.

Строгость в доме беспредельна,
Все запуганы отцом,
За малейшую провинность
Может отходить хлыстом.

На родню свою бранится:
«Батогом вмиг отхожу,
Коль лениться кто надумал,
На родство не погляжу!

Робь получше!» Заморил всех.
Работёнка проклята.
Из позёмины похлёбка,
Да и та недосыта.

Кожа враз к костям присохла.
Труд не радостен взашей.
Старику ж одно: «Работать,
Всем работать получшей!»

Ну, помимо камнерезных
Мастерских от той поры
В Полевском трудились также
Медники да столяры.

Умывальники ваяли,
Доски шашечные и
Разны письмены приборы
На столы, подсвечники.

Памятники и загробны
Плиты, чтоб ласкали взор,
Всё из мрамору и сорту
Лучшего, как на подбор.

Камень ловко так умели
Править в дерево, металл.
Видно, мастерства секреты
Бог на ушко нашептал.

Резали из малахиту
Мелочь, что была в ходу,
Барам запонки и броши,
Разну протчу ерунду.

Мы с отцом же поселились
Поперву у столяра
В избе задней. Он работал
Под навесом средь двора.

Я сейчас же стал вертеться
Подле верстака. Везде
Враз выказывал готовность
Подсобить в его труде.

Бегал за доской аль клеем,
Подносил воды испить,
Лишь бы только мне позволил
В деле инструмент тупить,

Кромку снять али рубанком
Доску выгладить. И в том
Получил свои уроки
Овладенья ремеслом.

Полевской и Гумешевский
Рудники, надо сказать,
Как жемчужина Урала,
Все пытались их прибрать.

Вороватые деляги
С горем пополам вели
Дело рудное. Лишь прибыль
Себе рвали, как могли.

Граф Шувалов и плеяда
«Лизаветина двора»:
Воронцовы, Гурьев, Репин,
Чернышёв. Вот свора вся.

Каждый с этой «стаи славных»
Лишь хотел урвать кусок
Пожирнее, хоть порою
Проглотить его не мог.

Среди этих птиц дворцовых
Оказался ястребок,
Соликамский Турчанинов.
Он и преподал урок

Остальным. Посудой медной
Смог царице угодить,
И рудник наш Гумешевский
В награжденье получить.

Ну, а с ним  и два завода:
Сысертский и Полевской,
Что в печальном состояньи
Пребывали той порой.

Не в пример другим вельможам
Турчанинов быстро смог
По-хозяйски обустроить
Производство. В краткий срок

Мастеров меднолитейных,
Рудознатцев с разных мест
В свой завод завёз и избы
Справил всем в один присест.

В первый год свово владенья
Увеличить вдвое смог
Производство меди. Тридцать
Тыщ пудов тому итог.

Мы ж недолго задержались
В избе столяра. Найти
Удалось жильё получше
На отвалах у реки,

Рядышком с горою Думной.
Дом стоял на пустыре
И на шлаковых отвалах.
Лучше всё ж чем в конуре.

Ближе к берегу тянулись
Поленницы дров. Была
Это «площадь дровяная»,
Где запас дров для котла

И печи на год хранился.
Для охраны на горе
Будка с колоколом медным,
А за ней на пустыре

С перегнившим уж навозом
Рос сорняк такой густой.
Там «в разбойники» играли,
Сказки слушали порой.

Караульщик дедко Слышко
Их нам баял, глядя вдаль,
Про земельные богатства.
Не слыхал, поди? А жаль.

И про девку про Азовку,
И про то, как жили встарь.
Про Хозяйку Горы Медной,
Полоза. Как пономарь

Нам бубнил чредой неспешной
Эти ба;йки. А своё
Прозвище за приговорку
Получил. Его враньё

С правдой так переплеталось,
Что не отличишь вовек,
Где быльё, а где придумка.
Вот такой был человек.

«Нас на то и в карауле
Держат, - часто говорил, –
Чтоб глядеть, а не кидаться
На людей. Что, уяснил?»

Жил один, держался бодро,
Прост в общении с людьми.
По всему ж заметно было:
Доживал свои он дни.

Время высушило деда,
Он ссутулился, зачах.
Не смогли невзгоды пламень
Потушить в его глазах.
 
Там, где наш рудник кончался,
Начиналась леса гладь.
Однообразная картина:
Хвойный бор, над ним же, знать,

Седловатая, как волны
Высилась Азов-гора.
До неё вёрст семь. Постройка
На вершине, блеск костра.

То сторожевая вышка,
Дом охотничий. Его
Для себя возвёл хозяин
Рудника, чтоб своего

Озирать добра просторы.
Слышко трубочку набил
Табачком и нам неспешно
Нову байку изложил.

«Много разных побауток
Перенял от стариков,
Да и слышал я немало.
Мне ведь семьдесят годков.

Тоже на людях, поди-ка,
Жил я, и за жизнь меня
И в канаве потоптали,
И бивали (часто зря).

И на золотой горе я
Сиднем сиживал порой,
И историй всяких разных
Там наслушался с горой.

Эт не в колокол тут брякать,
Небывальщину плести.
А иное, слышь, с опаской
Можно вслух произнести.

В ваши лета я парнишкой
Разбирал руду. Такой
Был порядок в прошлы годы,
Что малые первый свой

Опыт брали на Гумешках,
Разбирали камешки.
Вроде, как игры заместо,
Развлеченье пацанвы.

Как подрос, наш надзиратель
Рассудил: пора, мол, мне
С тачкой груженой побегать,
Колотушки по спине

Али плеть почуять спинкой.
А потом кайлу да лом,
Клинья, молот сунут в руки
И айда в забой пешком.

Поиграй-ко, позабавься,
На Хозяйку посмотри,
Духу горного понюхай,
Наглотайся от души.

Вмиг дыхание захватит,
Как от серной спички. Там,
Вишь ты, серы много было.
Не на пользу она нам.

Нездоровье приключилось.
Тут отец начальство стал
За меня просить: мол, парень
Помирает. Поднабрал

Бы хотя б чуть-чуть здоровья.
Обессилел. Полегшей
Работёнку, ведь помрёт же.
А они отца взашей.

С той поры меня по приискам
Стали от души гонять.
Дождик шкурку мне помочит,
Солнце высушит опять.

Как-то крупный самородок,
В восемнадцать фунтов я
Обнаружил. Но находка
Счастья мне не принесла.

В никуда ушла, но пуще
То, к тому же увела
У меня жену в могилу.
А всё пьяные дела.

Постарался шибко скупщик
И кабатчик Барышов.
Под угаром пьяным быстро
Возвернул своё добро,

Деньгу всю за самородок.
А меня вон с кабака.
Поучили дурня. Знаю
Теперь твёрдо, на века,

Как «нечаянно богатство»
С рук уходит. Вишь, оно
Счастье наше наживное:            
Привалило и ушло.

Часто слышать приходилось
О хранителе камней,
Ветхом старце, что богатство
«Переносит» от людей.

Ограждает, мол, заклятьем
Руды от пытливых глаз.
Чаще же хранитель злата
Змей. И наш уральский сказ
 
Его Полозом Великим
Величает. Ну, ещё
«Золотая девка», Медной
Всей горы Хозяйка. Но

По Уралу также бродят
В байках, (слушай коль не лень),
И «серебряно копытце»,
И «серебряный олень».

Доводилось также слышать
Мне о «синих огоньках»,
«Синем паучке» и даже
«Жарких огненных ушах»,

«Дедко Филине», «лисичке».
Я так мыслю, что пошло
Это от башкир. Их много
В дело рудное пришло.

Так осели уже прочно
В языке, (ты сам вникай),
Их слова: камча, тармачить,
Сармаки, елань, тулай.

Ну, а ящерка подавно.
Образ близкий всем, родной,
Воплощение Хозяйки
Горы Медной. Тут любой,

Кто видал открытый выход
Меди иль её разлом
Вмиг по цвету аль по форме
Сходство выявит. При том

Лишь одна у всех задача –
Человека не пустить
К земным рудам и богатству.
Всё надёжно охранить».

Дед порою повторялся.
Тот, кто слышал его сказ
В раз второй, а то и третий
Говорил ему: «В тот раз

Ты нам, дедушка, об этом
По-другому говорил!»
Дед насупится и важно:
«Мало ли, видать, забыл.

Только, паря, будь в надежде.
Строго Слышко не суди.
Память шибко износилась.
Столько лет ведь позади.

А как подрастёшь, тогда-то
Эти байки разбирай,
Что тут быль, что небылица.
Так-то. В глубину вникай!»