У Зеркала Небытия 5

Пока Волны Памяти (о своих «нелепостях») не вынесли меня к (надеюсь) какому-нибудь очерку о собственно Не-Лепом, вдогонку уже качнувшемуся оговорюсь.
За февральским (исповедальным) 2013-го «Нелепым» шли три (!) майских. Понятно, что в ту же Любовь-Печаль.
Одно из них («Житие мое...»), под эпиграф из Е. Головина

Я не пишу Вам день, неделю…
Не важно – сколько. Важен факт.
И золочёной канителью
Совсем не вяжется строфа.
Не вышивается, не вьётся.
Скрипят натужно словеса.
Из пересохшего колодца
Нелепо смотрят в небеса
Пустые линзы перископа.
Скупое сердце. Пошлый быт.
Да по обрыву жуткий топот.
И грязь в лицо из-под копыт.
(23.05.2013)

Здесь примечателен «взгляд в небеса». Да ещё с «пустотой» машинерии (которая пока отложена) и «грязью в лицо». К тому, что мы приводили из ЧПЛИ (АСТ).

– такая машинерия произвела бы страшные и, надо думать, последние, непоправимые разрушение и загрязнение всей культурноисторической ойкумены человечества

Как и к строкам из бунинской «Войны»

Вот грязный шелковый покров,
Кораны с оттиском подков...
Как грубо конское копыто!

А в третьем из тех майских Нелепость снова оправдывалась (в музыку, романтику, Весну...). Концовочку а и пришпилим-при-лепим

Весна… За нею – сразу пылающее лето.
Чарующая осень. Унылая зима.
Венеция во власти марсельского балета.
Восторг души и тела. Романтика сама!
И пусть в ней кто-то видит глумление над верой,
Обман нелепой страсти, пустое баловство.
Опять на сцене жизни порхает Primavera
И вечно юный Эрос восходит на престол.
(29.05.2013)

А в «подкольцовку» своей оговорки – каждому памятное (по фильму «Обыкновенное чудо», 1978). Юлия Черсановича (Кима).

Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно.
Ни толку, ни проку, ни в лад, невпопад совершенно.
Приходит день, приходит час, приходит миг, приходит срок и рвется связь
Кипит гранит, пылает лед и легкий пух сбивает с ног, что за напасть?
И зацветает трын-трава, и соловьем поет сова,
И даже тоненькую нить не в состоянии разрубить стальной клинок!
Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно.
Ни толку, ни проку, ни в лад, невпопад совершенно.
Приходит срок и вместе с ним озноб и страх и тайный жар, восторг и власть.
И боль, и смех, и тень и свет в один костер, в один пожар, что за напасть…
Из миража, из ничего, из сумасбродства моего
Вдруг возникает чей-то лик и обретает цвет и звук, и плоть, и страсть.
Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно.
Ни толку, ни проку, ни в лад, невпопад совершенно.

Очень!
Ну, а теперь – в поиски (достойного очерка).
...........................................
Ан, нет!
«Нелепое» продолжает водить меня за нос. «Очерка»-то (так, чтобы прямо ему) не нахожу. Странно...
По вершам-то – о-го-го! И – приличных, кстати.
А «с белого» листа (о Н) – не то, чтобы затруднительно, но... Как бы, не совсем в «шпиль» (игру).
Зараз мы зайдём с другой стороны.
С чем мне, больше всего, перекликается «нелепость»?! Чтобы – и по-пиитски, и по-херменевтски.
Не-лепое.
Лепота – красота. Я бы сказал: даже Красотень!
Ну, а «лепо» – хорошо, достойно, прилично, уместно и т. п. То бишь – в Лад.
Но это – как бы, в корень.
А чтобы в переклик (с извивами)... Лепет, лепить, лепесток. Это – из первых. И уж к «лепету» мы, точно, из Списка, что-то поднимем. В жанре «очерка».
Из «О первой строчке и не только» (июль, 2019). «Препарирование» собственного вирша, брошенного на юбилей («полтинник») Владу.

Августу не хаживать по Индии? –
Чай, негоже Риму на слонах!?
Как Ван Гогу Ибисом Овидия
Не плясать в гогеновых штанах.
Миг свободы – упоенье лепетом.
Лебедя распятого крыло.
Чистым светом…
Чёрным соком выпита
Та, что в сердце снова до краёв –
Падшая, до святости наивная,
Потонувши в ливнях и слезах,
Словно в такт, раскачивая бивнями
Севера и Юга полюса,
Тьмы Востока, Смыслоформы Запада,
Тропки завершая большаком…
Вдруг по водам зашагает с лапотным,
Заглянувшим в небо Мужиком.

Всё «препарирование» заняло едва ли не 15 страниц, потому выделим только «избранные места».
Заранее оговорюсь: «нелепое» как такое в данном тексте (очерка) не упоминается ни разу. А заподозрить, конечно, можно. Даже – в самом стишке (допустим: «Тьмы Востока, Смыслоформы Запада»).
Итак

Миг свободы – упоенье лепетом.
Лебедя распятого крыло.

«Упоенье лепетом» – Вос-хищение Словом, Красотой, Поэзией. Потому и Владу я «намекнул» в приложении к адресу: «Будем считать, что о Поэзии». Имея в виду текст в целом.
А с «восхищением» я последнее время достаточно «кружу» (от аппрегензии Канта – к Первофеномену Гёте).
«Миг свободы» – те же Кант и Гёте. Через Гёте – к его «Фаусту» («остановись мгновенье…»). И вообще – какой-то оксюморон. «Одержимая свобода», «незаинтересованный интерес».
«Лебедь»… Взвейтесь лебеди орлами! – Как бы не так… Лебедь здесь «поперёк» Орлу. Имперскому орлу Рима-Августа. Да и вообще: Лебедь-лепет – сама Поэзия. И крыло распятое – намёк не только на христианскую её окрашенность (близкую Владу), но и на пары: Свобода – Власть, Мир-Поэзия – Мир-Империя.
Тут и Блок, с «Прекрасной дамой» и «Страшным миром», со всеми его двуличиями-оборачиваниями… Мой Блок! С его птицами над «Полем Куликовом».
И Фридрих Ницше (тоже – мой!)…

Чистым светом…
Чёрным соком выпита
Та, что в сердце снова до краёв –

Это – прямо о Поэзии. Почему – так? Снова «оксюморонно».
Так, во-первых, «оксюморон – царь Поэзии»! Сейчас почитываю «Эмбриологию поэзии» В. В. Вейдле. Цикл статей. Дельная вещица! Мне особливо глянулась критика Владимиром Васильевичем «лингвистов-структуралистов». От Р. О. Якобсона – до Ю. М. Лотмана. Критика доходчивая и конкретная. К этому моменту я ещё как-нибудь вернусь.
Но пока – об оксюмороне. Одна из статей В.В. так и называется: «Царь Оксюморон и цариц». И то, и другое (оба «О») – из когорты если, не символов, то «протосимволов». В принципе, самого Вейдле я рассматриваю именно как «символиста», чётко различающего слово-знак и слово-символ. А в отношении Поэзии, да и Поэтики, как теории художественного творчества в целом, это исключительно важно. Иначе не избежать казусов не только невеликим соискателям научных степеней от филологии и философии, но и маститым светочам наук «о духе».
Однако здесь я уже начинаю переходить в пространство той критики (возможно, полемики), которую отметил абзацем выше. Потому, с этим – придержу.
А у Вейдле уже термин «эмбрион» прямо восходит к «протофеномену» И. В. Гёте. Собственно – к символу. Где в единичном выражено общее. И выражено не как-то «плоско диалектически» – о чём на каждом шагу, не утруждая себя в должном осмыслении, далдонили «марксисты-ленинцы» – а объёмно. Конкретно-многопланово.
Те же «первая строка» и «название» в поэтическом (пусть, пока, вообще в стихотворном) тексте – сюда же. К «теме» («Символ в поэзии»)! В них – всё стихотворение. Да и в каждой строке (потому и она именуется «стихом»!), по идее, должно быть слово-символ (не путать с формально тождественным ему словом-знаком из арсенала лингвистов). А уж по тексту в целом, как звёзды в созвездии, должны быть раскиданы особенно яркие «протофеномены». Стеллариум, однако!
Когда я бродил вокруг опуса своего коллеги Саши Табачкова, понимал, что и он – о том же. О событиях – без которых нет Истории. О её эпохальных «протофеноменах».

О «лепете» – пока немного. Зато (как чёртик из Табакерки) выскочил Саша (АСТ). Под его монографию из 2018-го.

А к «первой строчке»… Вот ту же первую данного текста [очерка ОПС...] вполне можно «причесать» под «вершеванье». Особенно, если вам импонирует эффект аллитерации

Кинул Владу: в Таллин, на «эмайл».
Под «полтинник» – слово юбилейное.
«Напылил» с «оксидами» эмаль.
Лапти. Лепет… – Шаль благоговейная.

В последней «торможу» над тем, что перед «благоговейным»: «Ложь»? –Вполне «оксюморонно», но… Не больно я тут и лгу! «Блажь»? – слишком омонимично с последующим.
Блажь – она ж (по Далю) дурь, шаль, дурость; упорство, упрямство, своенравие...
Шаль – в смысле шалость, шал. А «шал» – от шалеть (впадать в бешенство, одержимость).
А мы так – двусмысленно! Шаль… У   того же Владимира Ивановича – «женский английский долгий платок на плечи, двойной плат. Некогда турецкие шали были в большом ходу». Короче, тканый плат исконно «турецко-кашмирского» происхождения.

Гляжу, как безумный, на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
(А. С. Пушкин)

Или

Ну что ж? Одной заботой боле –
Одной слезой река шумней
А ты всё та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснёт в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка
(А. А. Блок)

А «оксиды» – чуток к нашим «царям-оксюморонам». К остроумным глупостям (а то и к благоглупостям). К Поэзии, вестимо!
И в завершение данного опуса – то, что «набегало». Оно – и к «знакам-намёкам-символам» (упаси, Боже, запросто отождествить символ и знак!), и к моей – уже через считанные дни Италии

«Улитка Горация»

Намёками, в зигзагах инспираций,
беседами размеренных сатир
порок врачует вкрадчивый Гораций
чураясь бурной бойкости задир.
Ритмичный слог изящного эпода,
разящего ямбической строкой.
Пустая медь. Живая плоть народа.
И раковина-вечность под рукой.
(24-25.07.2019)

Да. Пусть я и на большее рассчитывал, но кое-что набралось. Пусть и шло всё, в основном, к «оксюморону».
А ежели в самую «нелепость», то и к ней там мелькало («благоговейность», «благоглупость»).
Какие-то крохи (но достойные) о «лепете» встречались и в тексте, посвящённом стихирному «Комиссару Катару».

Пантелеев… Пантель?! – «точка отсчёта» у самого КК. «Лебедь»!? Якобы, фамильный герб. К одному из символов катаров. С катарским «лебедем» – ладно. Принято. А вот, Пантель…
;;;;;;;;;;; – всемилостивый
;;;;;;;;; («пантелейя») – «совершенство»
Как-то так. Но для КК, все языки происходят от русского. Потому ему и греческий – не в «урок».
Однако, с «какого бока» Пант (Понт?) – ЛеБедь?! Шут с ними, греками.
То, что наше «просторечное» панталык – к смыслу, порядку, уму, дельности… Понятно. И понятно, что от «пантелейи».
Где же тут «лебедь» кажется? Леведь (?), Лыбедь (река)… Если – «бель» (белое – «альба») – как-то к «альбигойцам» потянуть можно. А те – катары! Переходы? Типа: пант, бант, ванд… И что?! Подтащить-вытащить при достаточном усердии-фантазии можно что угодно! Вон и «фант(азм)» уже мигнул. Чудом (великолепием) дохнуло: wonderful. Дивом. Чем не в «лебедь»!? В лад-лодью.
У кого (язык) созвучно? – «Пантелю». Swan (англ.). Schwan (нем.). Нии… Лабуда! Кстати, «лабуд» – лебедь у сербов и чехов. Но «пантелем» (пантом) не пахнет. «Пант» – это к пантере, к панцирям (доспехам), к панталонам (прости, Господи!). Пантеон? – Греческое. ;;;;;;;;, от др.-греч. ;;;;;; – все и ;;;; – Бог. В принципе, таже «пантелейя». В которой «теле-». В «цель» и «даль» (;;;; «далеко»)…
Где Птичка!?
Лебедь, лабуд… Лебеда, лабуда… Лепет, лапоть… Лепет – недурственно! И к младенческому «заболту». И к Лепоте (красоте). К Совершенству!? – «Пантелейя» проклюнулась?!
А если через «либидо» (влечение)? Да к беларускай апантанасцi (одержимости)!? А ведь и встретилось! Гммм… Правда, адразу не ўцямлю, адкуль вырастае «апантанае», а главное как оно (уже по смыслу) вяжется с «лебедем».
Однако отдадим должное: весёлые ребята эти фоменковцы! Как в перепахивании Истории, так и в «языковедении». И откуда что берут?! – Диву даёшься! Честное слово – как герменевт герменевтам. И всё-то (у них) во славу «русского оружия». Вот и Глазьева тем «подкупили»…

А «лабуда» – прямо к «нелепости». В «чушь прекрасную».
Заодно не премину и о нашем Лепеле замолвить. И даже без ударного прошлогоднего цикла (в 10 вершей).

А «Лепельщина»…
Вспоминал я о ней не так уж и редко (в автобиографической «Лесничихе», в связи с Наташкиными выездами в Заслоново…), но в стихах, – чтобы прямо (в «имя») – встречалось не часто. Да считанные разы!

1. Ф. И. Тютчеву («В лесу под Лепелем – июль 2011»)

В небе тают облака,
И, лучистая на зное,
В искрах катится река,
Словно зеркало стальное...

------------------------------------------
А лес стоит на солнце золотой.
Горячий воздух плавится и млеет.
Он стонет словно колокол литой
Какой-нибудь вселенской ассамблеи.

Земной корабль, как вкопанный, застыл
Под этот звон немного монотонный.
И сосен заострённые стволы
Пронзают небо, будто лист картонный.

Там, в вышине, – лишь голову закинь, –
Уже почти не видимая взору,
От зноя изнывающая синь
Теряется в серебряных просторах.

Забывшись в полудрёме – полусне,
В мерцаньи полусвета – полутени,
Припав, как зачарованный, к сосне,
Невольно переходишь в мир видений.
(16-17.8. 2011)

Последующую трёшку виршей пропущу, а завершительное из всей пятёрки притяну

5. «Да Мовы…»

Якiсьцi жах!
Бацькоўскай хаты папялiшча
ў вачах.
I прыцемкi ў крыжах.
Раптоўна адчуваю жаль.
Бо вельмi ўжо спазнiўся да Падляшча.
Да Чыквiна.

Не. Сам я не адтуль.
I бацька мой –
з-пад Лепеля. Не Польшча!
А зараз бачу:
Бельск цi Беласток.
I Дубiчы Царкоўныя, дзе Янка
з маленства да Радзiмы прырастаў…
Ратуй мяне, гаротнiка
– Ратуй!
Вуголле – у нутры.
Не перабольшчу.
Ня майстра я. I нават не мастак.
А ўсё ж душы самотную дзялянку
дарэмна я з пагардай карыстаў…
Да Мовы…
(18.08.2018)

Вот и всё…
Лепшае з усяго «лепельского» (па мне) – апошняе. На Мове!

Свое название Лепель получил от озера, вблизи которого он расположен. Название озера сопоставляли с латышским leepa «липа», lehpa «кувшинка». Название могло быть оставлено еще финноязычным населением до прихода балтов (сравните эстонское lepa «ольха», село Леппа в Эстонии или поселок Леплей в Мордовии, название которого с мокшанского переводится как «ольховый овраг»).

На счёт возможного «финно-угорского» в имени спорить не буду. Хотя балтское мне ближе. А по-херменевтски…
Лепелька-капелька.
К озеру – «под лепет камыша». Под латышское lehpa. Кувшинка-камышинка.
Да и наше «лепшае» (лепей) я приткнул к имени сваёй Спадчыны. 
Липка-лепка. Лепить, клеить, льнуть…
По-любому, какая-то ласка-привязка. И – лёгкость. Нават – у «цяп-ляп».
В это удвоенное «ле-ль» я и запускал свой «тютчевский лес», в том июле 2011-го.
Лель… Славянское божество любви. Осталось, как в русском, так и польском («Пан Тадевуш» Мицкевича).
К польскому Люблину (Lublin).
Лялька-люлька…
Лелека (укр.)! – Аист! Наш Бусел. Буслик. Бусьляня. Буселька…
«На лiпе бусел клёкатам…» (Я. К.)
А – люлеi?! Якiя зайшлi мне пад Янку Купалу.

«Зусiм не ў шклоўскай Александрыi. Хутчэй у Шутах»

Памiж люлеяў-берагоў павольна коцяцца стагодзi.
Купальскiх вогнiшчаў паўзмрок калыша мрояў ланцужкi.
Аблiччы скурчаных багоў змарнелi ў лiпеньскай спякоце.
Ды ганьбiць вораг наш парог i лёс разбэшчвае цяжкi.

Атрымліваецца, што ў вершах нелепому ў мяне пашанцавала ўсё ж-такі больш.
А достанем оттуда (бо – занадта) только с юркой нелепицей.

«Ассоциации. Нелепица»

Вот так оно и лепится –
На ощупь. Наобум.
Бессмыслица-нелепица.
Ошмётки жалких дум.
А надо бы прозрачнее.
И чуточку бодрей.
Просрочено-растрачено –
Какой тут менестрель!
Не розы запоздалые –
Коррозия души.
Далёкая звезда моя! –
Что делать?!
Подскажи!
(4.02.2016)

Чуть «пришпилем» (пристегнём) это к ЧПЛИ.
А надо бы прозрачнее... – Аккурат к «прозрачности» лепейшего Хаоса (у АСТ). Моей «бессмыслице-нелепице» этого («гениальности») не достаёт.
Коррозия души... – как-то к предстоянию у Зеркала. К качеству воспринимающего-вопрошающего.
Далёкая звезда моя – хотя бы к «возвращению к звёздам».

1.05.2024


Рецензии