Африканские пришельцы, Фантастический рассказ

Африканские пришельцы

Фантастический рассказ

Чен бежала по мягкой крупке песка, пятками взбивая воду. Ей не терпелось рассказать подругам, что поведал нынче гуру. Слова его были таинственны и непонятны, от того еще больше завораживали и возбуждали воображение. «Ты улетишь за море, к звездам, - молвил он скрипуче-протяжным голосом, перебирая жемчужные четки и тряся жиденькой бородкой, - на раковине-корабле, со смыкающимися створками, как у ореха».
Что за раковина и какой корабль, и как можно улететь за море к звездам? – Чен представить не могла, как не напрягала воображение.
Обежав выросшую за ночь из ярко-оранжевого, почти бордового песка насыпь, Чен заметила под дрожащими от легкого, чуть покалывающего лицо, бризе, Хамедорими – тонкоствольными пальмами, своих подруг. Спрятавшись под взъерошенными, словно нечесаные головы мальчишек-забияк, кронами, они о чем-то весело болтали. Босые, тонкие, как прожилки листьев, и раздутые, будто глиняные пивные сосуды,ноги стучали по земле, руки с живостью взмывали вверх, то переплетаясь меж собою, то отталкивая ближнюю товарку, вновь хватали ее за плечи и запястья. Голоса лились неровным, бешенным потоком. Девчонки спорили о чем-то, как всегда… Но идти к ним и подливать масла в сей бушующий уже костер – делиться предсказанием старика, Чен уже не захотелось… Она охотнее доверила бы новость первому встречному мальчугану, чем этим острожальным осам…
И первый встречный повстречался... Он шел по берегу, перебрасывая разноцветные камешки в ладонях.
Короткая и влажная от пота и брызг тога,плетенная из мятой метлицы, била по упругим ляжкам. Ветер приятно щекотал горячую кожу под густыми, кое-где уже подернутыми сединой, завитками волос.
- Привет, красавица! – Встречный широко развел,когда-то накаченные до упругости и блеска, теперь слегка помятые дряблостью,руки. – О чем задумалась моя горячая девчонка, почему наморщен этот симпатичный лобик? Состаришься – кто разглаживать бороздки будет?
Чен давно любила незатейливые, иногда и колкие, словно Гледичия, шутки Брендаки. Они не только могли пощекотать мозги, но и больно ужалить сердце…
- Да так… - глубоко вздохнула девушка, прижимаясь к горячему телу шутника. – Чанге-Трун сказал сегодня непонятное…
- Он всегда так говорит – на то он и мудрец! – Брендаки нежно отвел тяжелую, смоляную прядь с ее лба. В его уже поддернутых туманной пеленой темно-карих зрачках загорелись огоньки.  – Но как ни странно, все сбывается дословно!.. Так что же он тебе сказал, красавица? – Он бережно прижал ее к себе.
- Сказал, что улечу на корабле крылатом…,-выпалила Чен неожиданно для себя самой, будто бы морской прибой выплеснул ее слова наружу.
- Эйш!,–вскликнул Брендаки, немного отстраняясь, чтоб заглянуть в ее лицо. – А разве корабли летают?
- Не знаю, Брендаки…,-пожала девушка плечами. Ей давно уж не хотелось отдаляться от бесхитростного друга, с которым она была готова поделиться всем, и доверить любую самую сокровенную тайну, зная, что она не выйдет из его пухлых уст ни в чьи уши.
- Ну, ему виднее!,–прижал он снова Чен, похлопывая по плечу. – И куда ж ты лететь должна, красавица?
- Говорит, что далеко – за горизонт…
- Эйш!,–у Брендаки ёкнуло в груди: он был готов расстаться с этой юною, умною не по годам красоткой ради смелого воина-забияки, или какого-то сметливого нувориша из столицы, и давно уж ей сказал об этом, не слушая ее протесты, но отпустить ее неведомо куда за горизонт на каком-то корабле крылатом!.. Неужто их великий гуру выжил из ума?!..
Будто в такт его тревожным мыслям зашуршали листья баобаба. Горячий, влажный ветер вновь провел шершавою ладошкой по ветвям, накрывая сорванными листьями коричневый песок, и бросая малые охапки у прибрежья.
- Он сказал, что стопа моя оставит отпечаток на земле небесной…,-задумчивые слова девушки мелодично слились с шелестом, шорохами и всплеском найденной волны…
- На какой еще земле небесной?!,–еще опасливее переспросил Брендаки. Сердце его сжалось словно скатанный комок, утыканный иголками колючек. – Ты что же, будто Сфинкс взлетишь на другую землю, и на новый человечий род подымешь грозно лапу?
С последними словами Брендаки на плечи их спустилась тень. С черных, но блестящих тел исчез солнечный отблеск. Они взглянули вверх: небо потемнело. Еще мгновение назад прозрачная, голубая гладь залилась тушью, пролитой будто бы рукой всевышнего, пишущей таинственные знаки на пергаменте из легких облаков, и нечаянно опрокинувшей чернильницу…
Из зарослей, где были шалаши,раздались крики. Тревожный гул нарастал и приближался сметенным роем пчел: будто кто-то только что разрушил мирно живший человечий улей и гнался за людьми с огромным опылителем, изрыгающим огонь…
- Камень, камень огненный на землю мчится!,–женщины с опаскою взирали вверх, прижимая к себе детей и подтягивая ремни спинных подвесок.
- Да не камень, целая гора!,–мужчины подымали копья, луки и мачете, не ведая, куда стрелять и чьё горло резать…
Из-за горизонта,от опушки леса выплыла огромная,железная лепешка и медленно поплыла по течению за толпой...
- Знать, глыба от небесного созвездия Барана отщепилась и на нас катит…,-люди озирались и бежали, не ведая, что делать, кроме бегства. Изможденные старики садились прямо у дороги, отдавшись в руки злой судьбе.
- Бог Тавту разгневался на род людской наш…
- А светится изнутри-то как!,–кричали или перешептывались они между собой сквозь гул и ползущий черною пантерой страх…
- Ага… Пылает, будто бы очаг внутри хижины горит… Может, там посланцы Тавту к нам летят…?
Любопытство, усталость и неизбежность брали верх: все постепенно останавливались, разглядывая мелкие, слепящие, как кошачьи глазки, огоньки налетающей лепёшки.
- Гляди, какой изящной и причудливой формы камень-то…
- Угу… То, что внизу, подобно тому, что вверху, и то, что вверху, подобно тому, что внизу, для деяний чудес одной сущности...
- Наши пирамиды напоминает…
- Да… И по затейливости не уступает им…
- Но по размеру, точно, уступают! Наши, вон какие великаны! А это – бусинка в сравнении с ними, даже с самой малою – с пирамидою Микерина – высшим домом великого Хефрена!
- Это, должно быть, за мной…,-обреченно, но уверенно и твердо произнесла Чен. Она все еще опиралась на Брендаки, не желая отпускать:девушка сознавала внутреннем чутьем, что он теперь единственная нить, связывающая ее с прошлою спокойной и обычной жизнью в родном селении, с родными и подругами, и будущей – неизвестной для нее…
- Нет, нет, девочка моя!,–все в Брендаки горело и пылало. Он тоже с пылом юного мальчишки прижимал ее к себе. После расставания с женой, которая ушла к другому,более удачливому фермеру-скотоводу (у широкоплечего Лезбуки было стадо в сто семьдесят голов рогатого скота, да и местные доверяли ему своих коров и коз забирать его мальчишкам по утрам пасти на его же лугах) бывший воин жил один, и уж как девять круговоротов солнца не впускал ни одной женщины к себе ни в хижину, ни в сердце. – Как же это?.. Я не пущу тебя… одну…,- подступающая из груди тревога больно жгла горло стареющего, но все еще полного сил бывшего война племени.
- Брендаки… Я должна… Я чувствую, что должна… лететь…
- Это из-за того, что тебе сказал наш гуру?
- Нет, не только из-за слов мудреца Джаки… Они лишь подтвердили… данность…
Налетающая всепоглощающей тенью горящая лепешка пугала и манила ее, но и близость чуткого, беспокойного Брендаки не отпускала от родного существа… У Чен было много близких в племени, и мать ее была и жива – она мгновение назад пробегала с соседками по шалашам мимо, и позвала ее с собой. Чен нервно отмахнулась:все были ей чужие,даже мать- любви и нежности не случилось между ними с самого ее рождения. Чен была болезненным, потому и нежеланным лишним ртом семьи. Ее выхаживала жена Джаки. Она давно уж умерла, когда Чен исполнилось лишь десять… Чен была предоставлена сама себе, хоть и невольной: родственники не могли отказаться от нее совсем,это было не в обычаях,племя отреклось бы от всего рода.
Лепешка опускалась ниже. Давящий уши гут и лязганье, связующих внизу колес,цепей становились все навязчивее и сильнее. Звон, скрежет, тень, поглотившая весь остров, сковали все и всех. Соплеменники остановились посреди маисового поля, так и не добежав до Молитвенной скалы.Кто-то падал на колени, моляще простирая руки к налетевшей глыбе, кто-то просто стоял, качая раскричавшегося ребенка, зажимая своими губами его рот. Многие мужчины, не сговариваясь, встали перед племенем и приготовились сражаться с неведомым врагом. Только Чен и Брендаки знали, что обороняться не от кого, что железная лепешка зла не принесет,по крайней мере их сельчанам. Чен ведала это чувственно–интуитивно, а Брендаки читал в ее душе…
Горящая лепешка опустилась на траву, наполняя половину поля паром. Некоторые войны метнули копья и пустили стрелы. Просвистев мимо лишь одной теперь миролюбивой пары, они воткнулись в землю, утопая в парной пене, далеко от прилетевшего таинства.
Сквозь дым Брендаки и Чен увидели, как открылся нижний люк, и из него выпали четыре,почти что круглых,существа в таком же прочно-кованном железе, что и лепешка. Не оглядываясь вокруг, не изучая даже беглым взглядом местность, будто бы прекрасно зная куда и зачем идут существа, покачиваясь,как запеченный колобками хлеб, направились к паре.
«Покинь мать и отца, и братьев, и товарищей своих, и лети за нами! К тебе взывает глас мудрейшей выси!»,-исходил, понятный лишь Чен, твердый и спокойный голос из первого существа. Брендаки «читал» послания уже из мыслей девушки.
Ехе, как хитро!,–промелькнуло в голове Брендаки. – Прямо заклинательная надпись в пирамиде,не прибавить, не отнять!..
«Но у меня нет отца, и братьев тоже нет.,–так же спокойно и бессловно отвечала приближающимся Чен. – И товарищей, пожалуй, тоже…,-добавила она, подумав».
«Неважно… С тобой сейчас рядом тот, кого ты оставлять не хочешь».,-существа, позвякивая широкими манжетами и голенищами сапог при хотьбе, остановились в полуметре.
«Если надо…,-Чен запнулась, но с усилием проглотив подкативший к горлу сухой ком, добавила: – Если очень надо для спасения там кого-то, я оставлю…»
Толпа удивленно наблюдала за ведущими беседу. Сначала воины хотели выпустить новую порцию стрел в надвигавшихся существ. Но, не замечая знаков агрессии, и, видя спокойствие девушки, они остановились.
«Что ж,нам…,-Брендаки оглянулся на соплеменников и что-то вспомнил. – Что ж,мне ее отпустить к вам на смерть,вот так вот – просто?..»
«Ну, во-первых,не в смерть, а в жизнь другую, мудрую,и в вечный свет. А,во-вторых, ты можешь полететь с ней, если пожелаешь…»
- Желаю,–спокойно и уверенно, как Чен, ответил существам Брендаки. – Меня, как и ее,никто, ничто не держит здесь.
Чен выпустила его руку. – Но жизнь, Брендаки, жизнь! Твоя земная и накатанная повседневною телегой жизнь?!..
Брендаки усмехнулся. – Вот то-то и оно, что «повседневною телегой»… качусь по полю, оставляя борозды, а сеять не для кого:все чужие, как тебе…
- Но племя, храбрый  воин, племя?! Сей для него!..
- Эти сами для себя посеют и взрастят толково:я всему их научил давно, чем ведал сам.
- Но меня-то еще нет…,-дрогнул голос девушки.
- Вот потому лечу с тобой,–Брендаки  по-отечески провел рукой по черным волосам. – Сама уж знаешь более меня – природа обучила, хоть люди чужды были к твоей жизни. Тепла не достает тебе… тепла… и ласки - отринутый зверек…
- Да…,-с болью и охотой согласилась Чен. – И именно твоей…
Племя все еще не смело решиться на что-либо.
- Подойти, спасти их?
- Но им ничто не угрожает…
- Беседуют так долго о чем-то…
- И понимают инородцев, а те – их…
- Эге… А мы их никогда не понимали…
- Да,странные они… Как будто чужаки…
- Умнее всех себя считают…
- А может это мы умнее их?!
- Дураки  не отчуждаются! Дураки всегда со всеми вместе, рядом. Это мудрые в отшельниках живут.
- Но не всяки и не все…
Люди позволили себе расслабиться немного. Кто-то опустился на траву, кто-то стал кормить ребенка, кто-то – перекладывать пожитки, вспоминая, что важное не взял, оставил дома… Вожаки воинам приказали «Вольно!»,и ружья опустились, хотя и были наготове.
А пришлые перемолвились безмолвно о чем-то меж собой.
«Чтоб вместе вам лететь, надо стать единым целым»,– заговорил второй пришелец,чуть повыше вожака, с горящими зелеными глазами.
«Иначе вас не примет Тоулука и Талайя»,–третий,вовсе щуплый, но с громозвучной мыслью, поднял закругленный палец вверх.
«Таулука – это другое небо?»,-Чен, переспросила, чтобы убедиться, что мысль ее верна. Она понимала, о чем речь – ей пока не доставало знаний.
«Да, земная девушка, Таулука – наша галактика, а Талайя – планета, на которой зародился мир».
«И ему нужна стопа Чени?»,-Брендаки вспомнил предсказания гуру.
«Да, сообразительный чужеродец, - хмыкнул главный пришелец, - чтобы оживить ее…»
«И что ж нам надо сделать, чтобы стать единым целым?»
«Вы целые уже по мысли, и давно… Но,чтобы чувствовать друг друга там, и семя зародилось здесь, вы должны соединиться и телами»,–вожак с трудом стал подбирать слова:земная жизнь и размноженье отличались от их.
«Прямо здесь и сейчас?»,-Чен была готова ко всему. И всеобщие оргии на празднествах племени тут были не в новинку. Но стать с Брендаки близкою при всех – отдать ему, желанному,себя при взорах оголтелых, пусть и покидаемых чужих, ей все же не хотелось.
«Вот Нил – он скроет все от всех, не укрывая…»
- Да, Нил Великий всех спасал всегда!,–Брендаки сжал в объятьях девушку и этим подбодрил ее.
«Ведь,первые земные люди рыбами и были»,–заметил щупленький пришелец.
«И уж конечно, негры-африканцы»,–добавил их вожак серьезно.
Брендаки властно, но бережно и нежно,поднял девушку на руки и понес к воде. Чен была по нраву эта бережная властность, пропитанная мудростью, вниманием и мужскою дрожащей нежностью. Он знал, еще не зная, в отличие от прочих, чего ей хочется, а что противно.
Их нехитрые одежды сами сорвались и поплыли по течению реки.
Тела, давно желавшие друг друга, притягивались пылким жаром. Руки, будто ведая другого, владели каждой точкой родного существа. Губы пили влагу и дыханье, делясь взамен своим...
Река укрыла их от посторонних глаз и качала в колыбели волн, наполняя бурною силою своей, которая им так нужна была для долгого полета на иную землю, и жизни на ней.
Нил шелестел Брендаки песнь устами Чен под вздрагиванья и стоны упоенья:
«Омой меня струями Нила,
Листом Иланга оботри…
В тебе бурлит такая сила,
Что лава пенится внутри…
Ты охвати своею лаской,
И тайной пламени накрой.
Пусть нам охранной станет маской
Лик Сфинкса мудрый, неземой…
И растворимся мы друг в друге,
И кровь по жилам побежит,
И семя даст… По всей округе
Сад вечной жизни зашумит».

=========================================

Кожа африканки

Солнце палило, как сто котлов ада,
И небо сдавило свой вздох немотой.
И Промысла Божья затерялась пощада
В далекой безлюдной пустыне рдяной…
Все чернью пылает и смрадом чадит,
Амат зубы скалит и воет навзрыд:
Он ищет добычи – заблудшей души,
Чудной Беатриче рвет сердце в тиши,
Впиваясь клыками в невинную плоть,
Глумясь бесстыдно над богами,
Внушая ей, что он Господь –
Единственный и полновластий
И властелин людских сердец;
Что дух ее невинно-страстный –
Его заслуженный венец.
И обжег черной гладкой кожи –
След поцелуя солнца жар;
И смыться он уже не может –
Любви и ада вечный дар…

поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия