Срежимили - рассказ А. И. Завалишина

Председатель сельсовета Дормидонт Васильевич за последние недели стал совсем впадать в заботу от режима экономии. И в приказах, и в газетах, и в речах проезжих агитаторов везде и всюду так и этак говорилось о режиме экономии. Но страшней всего было последнее распоряжение из ВИКа. Требовалось «проводить режим строжайшим образом, неукоснительно, без всяких послаблений». Председатель был из исполнительных и чувствовал, что отставать от прочих председателей нехорошо, что нужно что–то сделать, лез из кожи, но на чём же именно срежимить, –  он не знал и не догадывался...
– Вот теперь я думаю, – сказал он раз секретарю убитым голосом, – по всем местам пошёл режим этот нещадный... Он везде распространяется, как газ немецкий!.. Нам его здесь не миновать, Иван Иванович. Но вот как ухитриться хоть вид подать насчет режима экономии? На чём нам отыграться, чтобы в ВИК донесть, мол, так и так: на все сто процентов? Вот этого я до сих  пор постигнуть не  могу...
– Да что мы можем сделать? – удивился секретарь Иван Иванович, – донесём в ВИК, что, мол, к нам он не касается, режим от экономии.
– Как так не касается? – вскочил тревожно председатель.
– Так и не касается...
- Тогда придумать надо, чтоб   касался – мрачно подмигнул Василич.
– Как же тут придумаешь?
– Хоть ночи напролёт не спи, а думать надо... Вдруг опять бумага прилетит из ВИКа: как у вас тут, мол, с режимом экономии справляются. А ну-ка донесите, дескать, сколько получается у вас доходу от режима в будущем. Нет, Иван Иваныч, тут шутить нельзя, – хоть в гроб ложись, а проведи режим. И, главное, донеси об исполнении.
– Так-то оно так, да вот на чём срежимить?
– Это разговор другой – сам всё время думал, но, но до результатов так и не достиг.
– Трудненько...
– Очень трудно
– И так народ у нас живёт в режиме экономии: кооперации не водится, больница за сто верст, а школа чуть–чуть дышит... Денег нет. Взыскание с жителей придумать теперь нельзя... не восемнадцатый уж год.
– Об этом и не говори... Власти никакой в себе не чувствуешь. Кажный подойдет к тебе и сразу обругает, а желанья нет ругаться – просит покурить. Но чтобы почтенье, али трусость пред тобой, – не в жисть... Прошли  те  времена...
Особливо шалавы бабы. Ох, самолюбивы стали, окаянные. Примазались к текущим событиям и трясут подолом: угрожают равноправием...
  – Как не угрожать,  когда  мужчин вобрез... Мы тоже вить в режиме экономии.  Нехватка полная, можно сказать...
– Вот именно…
Три дня ещё продумал председатель о  режиме экономии и только на четвертый  обнаружил самый верный способ... Шёл поутру в сельсовет и, проходя у церкви, заглянул нечаянно в ограду. Там росла высокая зелёная с цветочками трава. Такая сочная, густая, сама просится под косу...
– Зря, ведь, пропадает: вот бы выкосить её, – подумал председатель,– на год пропитание корове...
Рассказал секретарю... Тот   выкатил глаза и рявкнул:
Вот мы тут и можем провести режим...
– Каким местом? – удивился председатель
– Вот каким... Объявим на траву торги и продадим её... Охотников найдётся сколько хошь... Назначим цену пять рублей, а там накинут мужики...
– За эту цену я и сам бы взял её, – сказал обрадовано председатель.
– Без торгов нельзя, а вот мы поведём её с публичного, – тогда совсем другой вид будет.
– Это дело! – согласился председатель...
Порешили объявить торги...
В  воскресенье к полдню, когда когда отходила уж обедня, православные, вывалились с паперти, увидели возле ограды стол. За ним сидел председатель сельсовета и Иван Иванович, секретарь. У председателя был молоток в руках, а секретарь раскладывал бумаги и зубами открыл чернильницу. Все, выходящие из церкви удивленно останавливались у ворот ограды, издали глядели на советчиков, потом, осмелившись, пододвигались ближе и упорно молча силились понять: зачем здесь появился председатель со столом. Старухи тоже подходили вплоть и, вроде крыс водили носом у стола, потом безмолвно отходили прочь, оглядываясь и хрипя... Народу постепенно становилось больше, но молчали все, предполагая, видимо, что председатель ожидает выхода попа.
– Глянь–ка, сбили мы их спонталыков прошептал с усмешкой секретарь, – молчат, ни слова... Объявлю пожалуй, чтоб развеселить немножечко.
– Давай, круши! – сказал серьёзно председатель   
– Что ж бы, граждане, молчите? –  ласково спросил собравшихся Иван Иваныч. –Разговаривайте... Вот сейчас откроем заседание... В виду режима экономии, объявим о торгах...
 – Насчет каких торгов, брыт–парень? – подошёл вплотную старичок с клюкой.
– А вот узнаете, как соберутся все... 
– Не церкву ли  задумали,  холеры, продавать? – хрипнула ветхая старуха, подойдя к столу.       
– Нет, бабуся, – улыбнулся председатель, – с церквой мы девятый год в разделе состоим... Нам касательство к ней  не должно иметь... Пущай её стоит, хлеба у нас не просит, хоть и числится вроде дурмана всей религии...
– Вы идёте своей дорогой, в рай, – вмешался секретарь, – а мы навастриваем лыжи к социализму...
– И друг дружке не мешаем! – согласился председатель.
– А зачем сюда вас принесла нелегкая, – сурово проскрипела старушонка.
– Мы пришли насчет режима экономии, – ответил председатель. – Как вот подойдут все граждане из церкви, мы вам и откроем наши планы...
– Эх, эх, эх!.. – вздохнула старушонка и, затянув концы платка потуже, отошла.
Народу стало ещё больше, гуще. Выходили из ограды самые последние: калеки, нищие, дряхлеюшие молельщики. Все сгруживались поплотнее. Баб было большинство. Живые, остроглазые, шептались кое-которые с усмешками. Председатель встал и, оглядев всех, начал речь, постукав для порядка молоточком по столу:
 – Граждане! В виду режима экономии во всем Союзе ССР, дошёл черед до нашего села Андрейково... Поэтому мы, чтоб не отрывать вас зря от трудовых работ, поставили вот этот стол здесь, у ограды, и как кончится, дескать, обедня, народ будет останавливаться здесь, по своему желанию, и мы приступим сообща к торгам. Мы совсем не против веры, мы не против церкви, но трава в ограде зря вон пропадает...
Все как будто в первый раз увидели  траву, гурьбой метнулись в сторону ограды посмотреть.   А председатель продолжал:
– Поэтому мы порешили сдать эту траву с торгов. И цену назначаем пять рублей. Кто больше, граждане?! – воскликнул председатель, стукнув молотком.  От неожиданности православные и не знали, что сказать... никто ни слова.
– Ну, кто же больше?! – снова крикнул председатель.
Старичок с клюкой прокашлялся и робким голосом спросил, уставившись на председателя:
– А ты скажи мне, Дармидонт Васильевич, для чего тебе её понабилось продавать? Траву–то божию?! До сих пор она, брыт–парень, не мешала никому...
– Мешать-то не мешала, – раздраженно буркнул председатель, – да вить, пять рублей так на площади здесь не валяются? А для нас такие деньги – крупны! Мы в общественные суммы их зачислим... Вам же легче будет от приходу их, в случай налогу, али што...
– Тут травы-то на полтину, – хрипнула вдовуха Дарья, баба жёсткая и говорливая чечётка, – а позору на головушку – мильён! Выдумщики! Сидите в канцеляриях своих да все придумываете каку-то несусветну дурь!..
Как загорелись все: зашевелились, загудели:
– Разве мысленно, брыт–парень, божью травку продавать с торгов?! – воскликнул дед с клюкой. – Мы жили и до вас, антихристов. Нам сроду в голову не приходило продавать церковную траву! Теперь вот здрассте... Чтоб селитра вас в куски разорвала!
У старика от злости затряслись портки холщовые и он ударил палкой в землю:
– Мы не позволяем!
– Правильно! – взревело все собрание,
– Насмехаться вздумали над божьим домом! – крикнула вдовуха Дарья.       
– Мы не позволяем! –   хрипотой визжал старик. – На всю округу срам... От бога грех и от людей стыдобушка!
Председатель сельсовета побагровел, крикнул:
– Вы, пожжалуста, не укоряйте! Мы тут ни причём. Во всем Союзе ССР идёт  режим экономии, то неужели вы, Андрейкино, пойдете против всей Рассеи? Вить шестая часть земного шара СССР! И неужто, ты с клюкой подымешься против рабочих и крестьян? Чай, надо понимать...
Старик визжал свое:
– Никто против крестьян не идёт, то же самое против рабочих, но такого сраму не было, чтоб божью травку с молотка спускали!..
– Охальники! – воскликнула вдовуха Дарья, –  церковь отделена от власти,  то с оградой вместе!
 Секретарь вскочил и крикнул:
– Тетка Дарья! Правильно сказала ты  «с оградой вместе», но ведь не с травой?! Имей в виду!
– Трава–то, милачёк, в ограде! – хорохорился старик, – и мы не дозволяем лазить вам в церковные дела...
– Правильно ответило собрание.
– Гнать отсюда палкой их! – прошамкала старуха.
И народ зашевелился угрожающе окружая стол в кольце.            
– Давай уйдем! – шепнул струхнувший председатель.
Секретарь сидел, ни жив, ни мертв и, боязливо озираясь, сгорбился, как будто норовил нырнуть под стол.
– Вон батюшка идёт! – воскликнул кто–то на толпы.
– Он даст, как продавать церковную траву! – обрадовалась Дарья.
– И укажет их права! – не умолкал старик о клюкой.
Поп с дьяконом протискивались сквозь толпу и удивленно спрашивали: в чем тут дело?.. Подойдя к столу, поп поздоровался за ручку с председателем, спросил испуганно:
– Насчет чего у вас собрание, позвольте вас спросить?
 – Да вот траву тут продаём, – вздохнул освобождённо председатель сельсовета...
– Что в ограде? – ласково спросил поп.
– Да, – смущённо буркнул председатель. Поп метнулся в сторону ограды и, поправив на носу очки, спросил оттуда: – А цена какая, Дормидонт Василич? Председатель покраснел и прошептал секретарю:
– За сколько?
– Хватит три! – ответил боязливо тот.
– Три рубля! – громко сказал попу председатель.
Поп вернулся и, встав перед дьяконом, спросил:
– Как: стоит или нет?
– Тот с хитрецой ответил:
– Не могу сказать, хотя трава неважная...
Но я за три рубля согласен! – заявил поп председателю.
Дормидонт Василич будто вырос. Он повеселел враз и, ударив молоточком по столу, воскликнул:
– Три рубля! Кто больше, граждане?!
Никто не отвечал, а дьякон, оглянув всех, и покраснев, сказал:      
– Я пятачок накидываю!
– Три рубля пять копеек! Кто больше?! – зычно крикнул председатель.
– Гривенник! – прибавил поп, косясь на дьякона
– Три рубля пятнадцать! Кто больше?
– Пятачок! – прибавил   дьякон. 
И пошли торги. Поп с дьяконом сцепились и подбрасывали пятачки и гривеннички, а ошеломленные миряне переглядывались и смотрели, молча в рот торгующимся...
– Четыре руби девяносто! – крякнул председатель. – Кто больше?!
– Отступитесь, батюшка! – взмолился дьякон, – у меня же две коровы, шесть овец...
– Нет, не могу, – уклончиво ответил поя, – гривенник!
– Пять рублей! – сказал весело председатель.
– Отстаю! – ответил дьякон, вытирая пот с лица.
– Р–раз!.. Два!.. Три!.. – стукнул молоточком председатель и торжественно сказал:
– Вследствие публичных торгов,  трава в церковной ограде достается за пять рублей священнику. Торги считаю конченными и объявляю собрание закрытым.
– Вот вам деньги, – подал поп бумажную пятерку председателю.
– Благодарим вас...
На следующий день поп пришёл с косой в ограду. Но высокую зеленую траву в ограде кто-то выкосил уже. Так гладко и чисто, как-будто вылизал всю языком. Даже у могилы старого попа, в ограде пoхороненного, с памятником, не оставил ни былинки, выскреб. Поп налился кровью и взревел:
– Это дьякона работа! – И, взмахнув косой, пошёл с ним расправляться.
А председатель сельсовета доносил в ВИК:
  «Вследствие режима экономии во всем Союзе ССР, нами приняты все меры  к проведению режима экономии на все сто процентов. Доходы, поступающие от означенного, поступают на приход в параграф и  население единогласно приветствует таковой режим, как в борьбе против хищников империализма, так  и  всемирной  буржуазии.
 Кто следующий?!
Все это в действительности так и было  в с. Андрейково, Сараевской волости, Нерехтского уезда, Костромской губернии.
                АЛЕКС ЗАВАЛИШИН
Рассказ был напечатан в 1928 г в газете "Беднота"