Гонитель - рассказ Александра Ивановича Завалишина

На троицын день утро выдалось безоблачное, чистое, как будто накануне, перед праздником небо было вымыто и насухо протерто чистой тряпкой. Синева  была глубокая и мягкая. В такое время хочется лежать в траве и  смотреть в бездонную манящую синь неба.
С колокольни разносился по селу гудящий радостный послеобеденный трезвон, и с площади виднелось, как звонарь между колоколами дергал и руками и ногами, словно, затянувшаяся в паутину муха...
Из огромной семиглавой белой церкви выходили утомленные  молельщики. На лицах постное смирение и праздничная строгость. Будто заклялись не улыбаться.  Перекрестившись по последнему разочку у ворот ограды, православные лениво расползались во домам гурьбой и в одиночку.
 А по улицам в плетневых палисадниках пахучая густая зелень нежилась под ярким солнцем, обдавая проходящих свежестью весны...
– Ты не слышала Марфуш, баптисты нынче на воду идут? – разговорились возле палисадничка две старушонки, проходя из церкви.
– Нет, не слышала..
– Выходят нонче на реку... Все единова...
– Зачем?
– Крестить будут своих...
– Как так крестить?
– Да так. По вере ихней полагается...
Такая новость для старух была, должно быть, необычной, потому что им пришлось  остановиться даже.
Тыкаясь друг в друга белыми платками, они качали головами, как вороны, охали и, боязливо озираясь на прохожих, говорили шепотком.
– Так прямо в речке голишом? – таращила бесцветные глаза одна.
– Так и сказали: «прямо в речке голишом», – вздыхала и другая.
В селе уже давно держался слух, что община баптистов собирается устроить на речке торжественное крещение, но никто путем не верил этому, и вот на Троицу лишь слух был подтвержден.
 Извозчик Тимофей Шулигин вечером привёз  со станции баптистского наставника и тут же по соседям рассказал об этом.  Он их недолюбливал, дразнил «баптистами» и над своей женой Ариной, похвалившей как-то невзначай баптистов, посмеялся.
– Ну, вот жеребца привёз! – сказал он вечером, когда привёз наставника.
– Какого жеребца?  – недоумевала та.
– Да бабьего... Баптиста модного...
Арина, молодая, стройная, как выточенная колодка, зарумянилась со злости, не смолчала. Ей баптисты нравились, но из боязни, мужу не высказывала этого. Он, человек, был уже старый, нелюбимый муж и ревновал её ко всем... И заступись она сейчас словечком за наставника, он поднял бы целый скандал...
– Крещение, грит, проделаю у вас! – смеялся Тимофей соседям. – Да, – я говорю ему – мы все давным-давно крещены, когда тебя ещё не было на белом свете, сукин сын!.. А насчёт баб, мол, просют мужики остерегаться, хошь ты и при галстуке... Проклятый кошкодав!..
После обедни на крутом зеленом берегу реки народу собралось не меньше двух третей села. Берег сплошь был залит народом. Разнаряжены по-праздничному: старики, детишки, молодёжь. Все ждали появления баптистов. Каждому охота была посмотреть, как они ухитряются крестить взрослых людей без православного попа и без купели, прямо в речке...
– Эй, идут, идут! – вдруг загомозились мальчишки и сорвались с мест.
– Иду–ут! – раздалось гулом по толпе.
Из переулка выходила на берег процессия. Шли чинно, с пением, а вперёд всех выступал наставник с книгой, молодой, смазливый, смахивающий на бывшего приказчика... Он закатывал глаза и пел, краснея, а за ним с подзавыванием тянули бабьи голоса...
Народ на берегу зашевелился, загудел. Старухи с  крехтом поднимались с травки, отряхивали юбки, пахнувшие нюхательным табаком, молодки догрызали последние подсолнухи и наспех вытирали губы, парни приглушали жалобные стоны гармошек.
Все насторожились, обернувшись в сторону процессии. Она всё ближе, ближе подходила к берегу и в стройном виде направлялась к двум палаткам, приготовленным баптистами для раздевания. Когда баптисты подошли вплотную, кто–то из старух шепнул?
– Посмотрите-ка: Арина, Тимофеева жена, в баптизму тоже пошла?
– Батюшки! – прошамкала другая.
– А, видь, Тимофея самого не видно.
– Да зачем ему быть: он в нашу церкву не показывается.
– Не уважает веру, чёрт рябой!..
– Поглядеть-то даже не пришёл.
– Его нет дома,  – подсказала одна молодайка, – видела, проехал как на станцию...
В толпе баптистов Тимофеева жена – Арина и в самом деле выделялась. Молодая, с чёрными красивыми глазами, они выводила сильным голосом псалмы с особенным старанием и шла вслед за наставником по пятам.
– Смотрите, бабыньки, уж начинают! – крикнул кто-то. Наступила тишина.
Баптисты, окружённые со всех сторон толпой глазеющих односельчан, пропели до десятка разных песнопений, прослушали наставника, потом запели громче и с молитвой начали входить в палатки раздеваться...
Православные смотрели с напряжением, со всех сторон сжимаясь в тесное кольцо...
– Неужели голыми полезут в воду? – прошептал один с гармошкой.
– Знамо, голыми...
– Раз такое правило, – вмешалась старушонка, – так и будет...
Старик какой–то обернулся:
– Сам Христос крестился голым в Иордане, что тут толковать?
– Чай, лето! – засмеялись бабы...
Баптисты, раздеваясь, выбегали из палатки в воду, пели, прикрывая волосатые места, а настоятель на высоком берегу пел громче всех, раскачиваясь с ноги на ногу, как будто, с него спадала благодать. В воде стояло уже до двух десятков мужчин и женщин, разделившихся на группы.
К ним присоединялись новые, и настоятель, взглядывая мельком на крестившихся, вдруг поднял руку кверху, и весь народ затих, как перед орудийным выстрелом. Но в этот момент внезапно  сзади послышался конский топот. Из переулочка во весь опор летел верхом мужик без шапки, босиком. Народ зашевелился на минуту? «не пожар-ли, дескать?» – Но верховой без слов карьером врезался в толпу и, пробегая по головам, с выкатившимися глазами искал кого-то...  Потом, свирепо дергая уздой, он выехал на самый яр, увидел новокрёщенных и враз налился кровью. Сжав кнут в поднятой руке, он рявкнул, как труба:
– Ар–рина!..
Народ замер.
– Вылезай, паскуда, сей минут! – взревел мужик второй paз...
Стоявшая по грудь в воде, Арина оглянулась и узнала с ужасом своего мужа Тимофея. Тог глядел, как лев косматый, с перекошенным лицом, рябой.
– Вылазь, покуда я тебя кнутом не выгнал!.. – заорал  он. Но Арина, растерявшись, замерла, – ни с места; только, покрасневшая, стыдливо прикрывала грудь. Народ тоже молчал в оцепенении.
– Ты добрых слов, туды твою, не понимаешь?!, – взвизгнул Тимофей и, пришпоривая голыми пятками гнедого мерина, прямо с яру стал верхом спускаться вниз.
– Я те покажу крещенье, растуды твою! Скрывала, подлая?! – визжал он, направляя лошадь в воду и развертывая кнут.
Арина боязливо взглядывала то к наставнику, то к мужу, и не знала, что ей делать. Православные, как и баптисты, молча наблюдали, как муж прямо ехал к ней. Тогда она метнулась в воду к середине реки, оглядываясь, поплыла.
– Остановись, подлюга! – затрясся муж, подгоняя лошадь вплавь. Но мерин не послушался и сворачивал все время в сторону и, видимо, хотел попить. Осатаневший Тимофей ударил квутовищем лошадь между ушей  и сам, в чем был, кинулся вплавь за Ариной. Захлебываясь, он держал в руках кнут и орал с одышкой:
 – Не уйдешь, подлюга. Я тебя достану!
У баптистов получилось замешательство. Кто–то из крестившихся мужчин крякнул:
– Да што ты, – изверг што ли, Тимофей?!
– Гонитель! – взизгнула баптиска из воды и стала вылезать.
Наставник, видя, что крещеные выходят «недоделанные», крикнул грозно Тимофею:
– Остановись, безумный! Церковь отделена от государства! Полная свобода веры, и ты не имеешь права!..
Плывущий Тимофей вдруг оглянулся со сверкавшими главами и пустил наставнику по речке самую густую метерщину. Православные загоготали:
– Правильно!
– Дурость на себя накладывают
– И церковь есть, но им все мало...
– Он её решит! – воскликнула одна баптистка,
Двое из мужчин-баптистов кинулись вплавь к Тимофею, но наставник крикнул им:
– Братья во Христе! Не противтесь злу!
Арина подплывала уже к тому берегу, но, видимо, не знала, что ей делать дальше: вылезать или плыть вдоль по течению... Она заправила спадавшие на плечи волосы и, видя, что муж барахтается ещё далеко, вздыхая, крикнула:
– Ах, кила ты старая! Срамник-рябой!.. Ну, что срамишься на весь мир честной?!  Проклятый, гужеед!
В ответ муж только зарычал и, сколь осталось сил, плыл дальше:
– Изуродую! – рычал он.
Но Арина, саженях в двух от него, вдруг встала из воды и, пригибаясь от стыда, бегом пустилась к берегу. Oт мелких брызг хрустальных вод под ногами на мгновение вспыхивала радуга, а православные на этом берегу заржали, улюлюкая:
– Так те надо!
– Не спросясь хозяина, не лезь в чужую веру!
– Он теперь ей даст баптизьму!.
– Тайно отошла, проклятая!
Тимофей вставал и падал в мокрой липнувшей одежде и направился наперерез жене. Но та, заметив это, побежала берегом вверх по реке. Тимофей бежал тоже упористо, и видно было, что он, хлопая штанами, как трещоткой, все же настигнет её.
– Плыви! Плыви! – раздался дружный крик баптистов.
И Арина снова врезалась с разбегу в воду, поплыла, а Тимофей как будто растерялся на секунду, но потом опять хлеснулся за женой. Народ рванулся к ним навстречу, загалдел, смеялись молодые, старики ворчали зло, детишки прыгали от радости. Но всех сковало одно чувство удовольствия от зрелища, все думали:  «догонит он её или нет»...
Баптисты спешно оделись, и часть трусливых даже подалась к селу, но городской наставник горячился и давал какие-то распоряжения.
 Арина уже подплыла к берегу, и в эго время одна из баптисток выперлась вперёд и, показав Арине на сверток, кинула ей в воду. Та схватила брошенное платье и, оглядываясь, быстро стала одеваться.
– Все одно найду! – хрипел уставший Тимофей, – уродство сделаю с тобой!
Но Арина, выйдя из воды, бегом пустилась сквозь толпу.
В воде стоял и ждал хозяина покорный мерин... Он глядел лениво умными глазами то на Тимофея, подплывающего к нему, то на толпу, не зная, видимо, чем кончится вся эта любопытная история. Но Тимофей рванулся из воды и, тяжело дыша, ударил по морде мерина, потом вскочил верхом и, размахивая кнутовищем, ещё раз огрел его по звонкому надутому боку и сразу, как Егорий Победоносец, выкатился па вершину яра.
– Догоню, подлюга!, – рявкнул он, и с гиком понесся опять вслед за Ариной...
Народ стоял и удивлялся.
А на чистом небе синева глубокого безоблачного неба так же была привлекательна, как прежде.
Все это в действительности было в селе Могучем Мелитопольского уезда Екатеринославской губернии
                АЛЕКС.  ЗАВАЛИШИН
Рассказ был напечатан в 1928 году газете"Беднота", в которой работал А.И.Завалишин.


Рецензии