Одно лето с художником

– Будете приходить два раза в неделю, по понедельникам и четвергам. В ваши обязанности входит приборка по дому, прошу вас очень аккуратно, все эти вещи стоят бешеных денег, я вас предупреждаю, в случае если что-то разобьёте или сломаете, не расплатитесь никогда в жизни, – причитала нанимательница.

– Так, далее: стирка, приготовление еды –  но так как хозяин ест редко, то это не будет занимать много вашего времени. Приходите во второй половине дня и ведите себя как можно тише. Хозяин работает по ночам, а днём отдыхает, – предупредила агент художника, женщина неопределённого возраста, интеллигентная низенькая блондинка. – Зарплату обычно я выдаю раз в две недели. Если хозяину вы понравитесь, он будет платить вам чаевые. Обычно он не обижает своих работников и может быть очень щедр. Буду откровенна, прошлая домработница уехала отсюда на собственном «рено», когда пришла сюда год назад с голой задницей. Впрочем… – Она скептически оглядела Марину с ног до головы и прибавила: – Ей было двадцать лет, и ноги у неё были подлиннее.

– Извините меня, – строго ответила ей Марина, – но я пришла сюда, потому что мне нужна работа, а не продавать, как вы, по-видимому, свои ноги. К тому же у меня муж и двое детей, как вы знаете.
– Ну что же, это и к лучшему, – ответила агент. – Зовите его хозяин, ему это нравится, в остальном – чем больше молчать, тем лучше. Надеюсь, вы справитесь, характер у него не из сладких. Желаю удачи!

В первый свой рабочий понедельник Марина обнаружила следы ночных возлияний – несколько десятков бутылок из-под дорогих вин в углу, полные пепельницы на столе, рвоту на полу – и увидела спящего на диванчике гостиной молодого мужчину. Ей стало понятно, почему назначена такая хорошая оплата за эту работу. Может быть, такое происходит здесь каждый день...

– Как он молод и красив, – подумала Марина, посмотрев на спящего художника. – Талантливый грешник. Ему, должно быть, не больше двадцати пяти, а он уже баловень судьбы – богат, известен и красив – дьявольская смесь.
Марина тихонько пробралась на кухню и первым делом приготовила себе кофе. Добираться до работы на метро, несколько пересадок – час. А потом ещё столько же времени идти пешком. Это было тяжело. Но, слава богу, май, и она может себе позволить прогуляться до работы по чистому лесному массиву с редкими домиками для богачей – тишина, благодать, птички поют. Марина любила русский лес с его изящными берёзками и неясным утешением. После шумной Москвы это было большим праздником – возможность отдохнуть от города, от семьи, от себя.

Старшая дочь оканчивает школу в следующем году, необходимо думать о её поступлении. Младшая ходит в детский сад; великое благо – есть мама, которая присмотрит за внучкой, заберёт из детского сада. Муж давно забыл, что он отец, вечно занят, хотя работает за копейки и ничего не хочет менять в своей жизни. Всё уже у Марины с мужем позади – университетская любовь, построение карьеры, рождение девочек. Тех денег, что он приносит в семью, только и хватает заплатить за коммуналку и детский сад. А девочек надо одевать, кормить, и хоть иногда баловать простыми житейскими радостями. Да и, в общем-то, по дому не помогает, гвоздя не забьёт. А на неё как на женщину уже и не смотрит. Всё это ей давно надоело. Казалось, что она навсегда потеряла способность желать и любить мужа. Но хорошо ещё, терпит ради девочек. И во всём этом житейском дерьме и спасают её только дочери да и ещё любимая работа. Раньше Марина работала иллюстратором в детском журнале, но эту работу в нынешнем положении пришлось оставить. Денег катастрофически не хватает, а здесь такое предложение – вакансия домработницы в богатом доме известного художника с баснословным для её семьи жалованием. Муж не против, да и что же: был бы он против – все решения в семье она уже давно принимает сама. А он как-то в последнее время будто заглох, сели батарейки – пассивный диванный зверёк.

Хозяин проснулся, когда Марина тихонько изучала картины, развешанные по стенам огромной гостиной – длинной залы с высокими потолками. В полумраке комнаты нарисованные девушки выглядели словно живые. В основном это были стройные мускулистые брюнетки. Все они были словно в движении, как будто танцевали не только их сильные тела, но и лица, и даже волосы и глаза.
– Как вам? – спросил проснувшийся сонным ленивым голосом, глотнув из полупустой бутылки, стоящей на столе.
– Что именно? – уточнила Марина.
– Картины.
– Я ничего не понимаю в искусстве, – соврала Марина. – Но, кажется, очень по-европейски.
– Вы знаете, я много лет жил во Франции. Я, знаете ли, благодарен этой стране – за то, что являюсь там признанным гением, и мои картины там отлично продаются, не то что в России.
Он лукавил. Здесь уже давно знали талантливого художника, который женился на богатой француженке солидного возраста лет пять назад. Она повлияла на его развитие, ввела в богемное общество, где он быстро приобрёл популярность.
– Я читала про вас в журнале.
– Да? И что же пишут ваши журналы?

– Называют ваши картины «поэзией движения», а вас – певцом женской энергии.
Она не стала упоминать, что пишут более. Что он не только любит поэзию женского тела, но и охотно им пользуется в личном отношении. Что этим свёл с ума свою и так психоватую жену. Что она то и дело лечит нервы в специальном учреждении в Швейцарии или Германии, пока её молодой муж живёт на широкую ногу и тратит её деньги на бесконечных любовниц.
– Для меня главное плоть. Любое тело – это живопись. Во Франции я покупал проституток, не для того, чтобы с ними спать, это как госзаказ. Я же знаю, что вы читаете в русских газетах. – Он подошёл к девушке и, откинув прядь её длинных волос, выбившихся из прически, сказал: – Вы как «Война и мир», такая же глубокая. Есть в вас то, что я очень люблю в русских женщинах. Это сила. Только в России есть такое огромное количество сильных женщин. Только с русской женщиной, просыпаясь утром, можешь испытывать настоящее счастье, только оттого, что она рядом и принимает тебя таким, какой ты есть, даже если ты тюфяк, она простит тебя за это, только за то, что сама подобрала тебя таким. Какого цвета у вас глаза?

– У вас отличный дом, – перевала тему Марина.
– Спасибо. Надеюсь, вы будете хорошей в нём хозяйкой, – улыбнулся он. На самом деле этот дом обставляла моя жена. Она душа этого дома, но проводит здесь очень мало времени. Сейчас она в Германии лечится от шизофрении.
«Да не ты ли её до этого довёл?» – подумала про себя Марина.
– Она очень хорошая женщина, – добавил он.
Марина почувствовала, что он кривит душой. Когда человек кривит душой, то чувствует себя, как в церкви во время исповеди, когда сказал не всю правду, умолчал настоящее. Но это не её дело, подумала Марина, и принялась за уборку.

На следующий день хозяин встретил Марину пьяным, одетым в какие-то яркие меха, из-за чего был похож на сутенёра. На столе сидела молодая девушка, с огромной голой грудью. Девушка расплылась в идиотской улыбке. Вид у неё был такой сконфуженный, будто она любовница, которую застали с неверным мужем жена. Но скоро, по-видимому, вспомнив, что она на работе, напустила на себя прежний серьёзный вид.

Марина невольно отметила длину её ног, сравнив со своими полными коротенькими ножками, прикусила губу и отправилась на кухню, потому что художник и его натурщица умирали от голода.
Со временем она начинала понимать его жену, почему ей приходилась лечиться от неврастении в больничках для богатых умалишённых. Если ей так же приходилось видеть остатки его ежедневных «трудов», то Марине было очень жаль эту влюблённую в художника женщину.

Впрочем, он остаётся молод и очень красив, словно нет каждодневных ночных излияний, недосыпов и огромного количества выпитого алкоголя, и весь он словно возвышенный и совершенный. Марина таких никогда не видела – ни в Москве, ни где-то ещё. Может быть, в самом деле, совершил сделку с дьяволом, может быть, сам им был, думалось Марине, грешит под Моцарта с полногрудыми брюнетками, и всё ему сходит с рук.
Марина не раз замечала, что хозяин делает наброски с неё, пока она убирается. А однажды он сказал ей, что хочет нарисовать большой портрет. И Марина как никто подойдёт для этого портрета, а поэтому он готов заплатить ей двойное жалование или больше, если она только согласится позировать ему.

Он заказал ей яркое атласное платье, какие носят китайские женщины, и попросил заплести волосы в двойной пучок, у китайцев это называется «бычьи рога».
Марина сделала всё как он просил и стала походить в этом образе на маленькую китайскую фарфоровую куклу.
Он усадил её в большое кресло и вручил в руки зонтик. Марина боялась шевельнуться во время его работы, хотя он уверял её, что это совсем ему не мешает.
На время работы он освободил Марину от обязанностей по дому, так что через месяц всё покрылось пылью. Во время рисования он часто заводил разговоры по душам, такие, которые с глазу на глаз могут происходить только с очень близкими или совершенно незнакомыми людьми. Они вместе ужинали, потом он заказывал ей такси. И ещё он перестал пить, и Марина больше не видела всех этих женщин в его доме.
Время шло, художник буквально очаровал Марину. Муж ей теперь казался пустым, бесталанным, бессодержательным. И скорее всего, если бы судьба дала им ещё немного времени, то Марина сдалась бы, может быть, стала бы любовницей или даже бросила мужа. Но однажды он каким-то образом узнал, что у Марины есть семья.
Он вмиг словно потерял голову. Вне себя от злости он швырял свои вещи и всё повторял: «Меня предали… меня предали… меня предали…».

– Столько души, разговоров. Словно в одни ворота. Ты же ничего о себе не рассказывала. А я… лопух, развесил уши. Влюбился, мальчишка, может быть, в первый раз влюбился в своей жизни, подумал, что нашёл родственную душу, думал, разведусь, увезу тебя куда-нибудь к морю, заведём собаку. А моя жена, милая Бетти, она ни в чём не виновата, какой же я дурак. Какого цвета твои глаза? Я знаю, какого они цвета. Это цвет предателя, злостной обманщицы. А твой муж? Ты любишь его. Конечно, любишь. Убирайся, убирайся из моего дома! – продолжал бушевать он, когда Марина уже выбегала на улицу.

А потом она шла по тропинке, пыталась успокоиться и обдумывала всё, что сейчас произошло, думала о муже, вспоминала первые их свидания, наполненные нежностью и романтикой. Какой он был удивительный, во всём был готов помочь, защищал от уличных бандитов, рвал цветы в городском парке. И всё же она его любила и любит до сих пор, теперь она это знала точно.
А что до художника, то он скоро покинул Россию. Она не знала дальнейшую судьбу своего портрета. Скорее всего, он был продан какому-нибудь коллекционеру за бесценок, вряд ли он оставил его себе, – думала Марина, а в душе её с тех пор засела острая неприязнь к художникам, особенно богатым и именитым.